Научи меня любить

Есения Светлая (2021)

Сколько слез я выплакала, вымаливая у Господа ребенка. Бесконечная череда клиник, анализов, надежд и разочарований. День за днем я боролась за наше счастье и нашу любовь. Пока в один прекрасный день мой муж не привел в дом мальчика, объявив, что это его сын. Мир рухнул. Разве можно полюбить чужого ребенка, когда единственной твоей мечтой остается родить своего родного малыша?

13

— Привет, мои дорогие! — громкоголосая Наташка, выбежала с веранды и кинулась обниматься с гостями. — А как выросли-то, а как загорели-то! Ой, наоборот, бледненькие какие! — хохотала она, продолжая тискать и целовать друзей, приговаривая словами из известного советского мультфильма. — Идемте, идемте, как давно мы не виделись! Проходите. Игорь — на заднем дворе, мангал разжигает.

Словно вихрь, она без умолку болтала и кружила вокруг гостей, предлагая тапочки, выхватывая сумку из рук Яны, и подталкивала друзей ко входу в дом.

— Натаха, погоди ты! — сопротивлялся Сашка ее напору. — Я к Игорю пошел, а вы тут поболтайте пока, а потом к нам. Если помощь нужна будет, зовите. — И, не дожидаясь ответа девчонок, тут же ретировался.

— А мальчики где? Что-то тихо у вас.

— Янка, ну какие мальчики? К бабушке мы их отправили. Вон, через две улицы. С ночевкой забрали.

— Ну вот…

— Тебе ну вот, а у меня от их выкрутасов уже глаз дергается, пусть вон Кожевниковы своих отпрысков повоспитывают. Все в них пошли, неуправляемые совершенно, знаешь! Я им одно, а они свое, я им говорю, а они опять по-своему, ну хоть кол на голове теши! И знаешь, что? Игоря они, главное, слушаются, а меня вот — ну ни капли… Ян, ты что расстроилась? Да ладно тебе, мы их утром вернем домой, поиграешь с ними! Ну, чего ты, Ян? Ты чего ревешь-то? — растерянная подруга прижала рыдающую Янку, приняла в свои материнские объятия. — Ян, что случилось, Яна? Тебя Сашка обидел?

Та лишь бессвязно промычала, пытаясь подавить всхлипы, но ничего не получилось, замотала головой.

— Так, все, хватит реветь. — Наташа взялась утирать натянутым на кисть рукавом трикотажной кофты слезы со щек Яны. — Я знаю, что мы сейчас сделаем. Мне помощь твоя нужна, пойдем, подруга.

Она схватила Янку за руку и потянула за собой в дом, идя напролом, не останавливаясь, словно боялась, что та начнет сопротивляться.

— Идем, идем. Я тебе сейчас погреб покажу свой, обновленный. Игорь же мне стеллаж смастерил, для бутылочек специальный такой, знаешь? Как у настоящего винодела! Так, одевай вот эту кофту, — она схватила с вешалки старый вязаный безразмерный кардиган, висевший тут, возле входа в подвальчик, в роли спецовки.

— Наташ, зачем, я утону в нем.

— Одевай, я сказала, поговори мне еще. Там чать не теплынь тебе. А, — махнула рукой, — откуда тебе знать! Одевай, давай, вот пуговицу сверху застегни, — хлопотала она.

Сама накинула теплый пиджак, так же видавший виды, и открыла большим винтажным ключом дверь в подвал. Янка улыбнулась.

— А вдруг там Карабас-Барабас?

— Дура ты, хоть и красивая. Еще про Кощея вспомни.

Пока спускались в тусклом свете по ступенькам вниз, Яна, чуть успокоившись, спросила:

— Наташ, чем помочь тебе? Я ж не умею ничего. Картошку что ль перебирать?

Наташка обернулась, засмеялась заливисто, звонко.

— Что, испугалась, подруга? Нет, не боись, не картошку. Мы ее уже посадили. Не это от тебя требуется. Тут, понимаешь, такое дело… Я сделала несколько сортов вина, а какой лучше рецепт, нужно определиться. А моему Гоше, ну ты знаешь, ему — все одно, лишь бы в стакан булькало.

— Наталья, ты забыла, наверное, я не пью!

— Я и не прошу пить, Ян. Чать от глотка ничего с тобой не случится? Я же тебя не прошу напиваться… Мне понимаешь, очень тонкий вкус нужен, — Наташа преданно смотрела в глаза и говорила так серьезно, что никак нельзя не поверить. — А ты как раз трезвенник. И оценишь. Я тебе по чуть-чуть. По глоточку. По маленькой ложечке, — она пошерудила рукой в глубоком кармане пиджака и выудила оттуда десертную ложку, — Видишь?

Яна сдалась. В конце концов, она могла выпить по праздникам бокал вина или шампанского. А тут, ну что ей с этой ложки будет? Вторую деревянную дверь, обшитую отражающим блестящим материалом, Наташка открыла играючи, заговорщицки подмигнула и включила освещение. Яна присвистнула.

— Ого, Наташ, да тут как в музее! Все так аккуратно, по полочкам.

— Подожди, я сейчас, — хозяйка кладовой полезла куда-то за пустой деревянный короб и вытащила две складные скамеечки с мягким тканевым сиденьем. Расставила, широко махнув рукой в приглашающем жесте. — Прошу вас, мой дорогой дегустатор. Звезд не прошу, хотя бы просто попробуйте.

Янка засмеялась, присела на стульчик, засучила рукава.

— Ну что же, подавайте ваши суперсорта домашних вин. Я испробую!

— Ага, сейчас. Вот, смотри. Видишь, полочки! Все лежит, как прям я и мечтала.

Наташка поочередно вытаскивала бутыли темного стекла из ячеек и, сверяясь с надписями, отбирала некоторые из них, расставляя возле Янки на полу. Поставила штук семь, посмотрела на Янку, кивнула каким-то своим мыслям, слезла с приступки и присела рядом. — Ну, что? Поехали! Вот это у нас яблоко-смородина. Угу. Сахара на литр, ага, 5 дней, угу, потом крепила… Так. Короче ладно, давай, пробуем. А что не понравится, то мужикам утащим.

Янка хихикнула. Наташа всегда поражала ее своей прямолинейностью. Вот и теперь не выбирала слов — как думала, так и говорила. Доморощенный винодел откупорила бутыль, пробка отлетела, как от шампанского, врезалась в потолок и тут же упала к ногам.

— Не добродило, что ли? — Наталья заглянула в горлышко одним глазом, понюхала. Отхлебнула. — Слушай, оно с газиками получилось, как игристое. Пробуем!

Аккуратно налила в ложечку содержимое из бутылки, протянула Яне. Та с сомнением посмотрела на розовую жидкость, но попробовала.

— Аромат потрясающий. И вкус неплохой.

— Неплохой, — передразнила Наташка, выуживая маленькую мензурку из второго кармана пиджака. Тут же налила в нее грамм тридцать вина и протянула подруге.

— Наташа, ну договорились же!

— И я про что. Газики-то ты не ощутила! Как в шампанском, Ян! Пробуй уже…

На седьмой бутылке Яна захмелела. Маленькие стопочки оказались коварней полного бокала вина. Она так увлеклась вкусами, что потеряла счет выпитому. Наташке только того и надо было, полезла за второй партией бутылей.

— Вот, пробуй, — сунула в руки снова наполненную пластиковую посудинку. — Это чуть старше, но тоже смесь.

— Я уже ничего не чую…

— А и не надо. Просто если невкусно, скажи.

— Вкусно, Наташ, но я, кажется, пьяная. Я не могу. Больше… Не могу, не могу… — истерический смех перешел в скулеж, а потом в рыдания. Янка склонила голову на колени, не сдерживая слез, просипела: — Наташа, ты это специально…

— Конечно, специально. С тебя как вытащишь по-другому? Она подсела поближе и, обняв Янку за плечи, строго сказала: — Ну, давай, давай, реви и рассказывай, от чего это тебя снова, как палку, выпрямило?

— Я на УЗИ ходила сегодня.

— Опять…

— Опять, Наташ. Живот болел, решила провериться.

— Ну и?

— И знаешь, кого я там встретила?

— Кого?

— Евку, дрянь эту, — выругалась Янка.

— Кого?!

— Да, сидела там, трещала по телефону. Беременная. Срок большой, рожать скоро…

— Янка снова уронила лицо на колени, а плечи затряслись.

— И ты что, реветь из-за нее?

Яна поднялась, рассмеялась.

— Нет, ты знаешь, не из-за нее. Из-за себя. Думаю, дура я, понимаешь. Всю жизнь опасаюсь что-то сделать не так. А эта гадина ничего никогда не боялась. И идет по жизни, все везде успевает, даже ребенка вот…

— Подруга моя, погоди, успокойся!

Янка посмотрела под ноги, схватила повалившуюся бутыль, из числа продегустированных, открыла и хлебнула из горла.

— Ого, ты давай это, расскажи сначала, — опешив от ее смелости, пробормотала Наташка..

— А что рассказывать, Наташ?! Думаю, или ребенка из приюта взять, или с Сашкой развестись к…

–Ох, час от часу не легче, — она взяла у Янки вино и тоже отхлебнула. — А чего не прикопать его сразу? К чему эта вся бюрократия?!

— Зачем я Сашу мучаю, зачем, Наташ? Он ведь здоров, может с кем получится у него ребеночек, не со мной, убогой. Просто лучше сразу отпустить, измену я не прощу.

— Что-то бред какой-то пьяный, дорогая моя, ты несешь. Зачем изменять, разводиться, вы оба здоровы, друг друга любите.

Янка усмехнулась.

–Да, и семь лет семейной жизни оказались безрезультатными. Нет, Наташ. Здесь к гадалке не ходи, не судьба нам, — она приложилась ещё раз к горлышку, глотнув, протянула его Наташке. — Ну или взять ребёнка из детдома. Хотя мы этого не обсуждали. Я за, но мне кажется, что Саша не захотел бы воспитывать чужого ребёнка.

— Яна, ты запуталась совсем. Вам, может, на море съездить, отдохнуть?

— Какое море… Это все уже было, сама знаешь. Пойдем, Натуль, наверх, пока я своими ногами дойти могу.

— Ян, ты подумай хорошо, я тебе говорю. Ребеночка вам надо взять, хорошенького. Выбрать, понимаешь. Чтоб понравился. Там приходишь, на курсы специальные записываешься и с детьми разными знакомишься, я читала про это, — с важным видом глаголила захмелевшая Наташка. — И потом, вам же никто не навязывает. Не захотите, не возьмете!

— Ты как про покупку игрушек говоришь, Наташ.

— Ну так оно и есть если? Я ж ничего не придумала. Погоди ты со своим разводом. Не убивайся из-за этой Евки. Бог с ней, прости и отпусти, как говорится. Ну что ты на меня смотришь? Не реветь! Не реветь, я говорю! — она порывисто прижала к себе подругу. А потом продолжила: — И, правда, пойдем-ка наверх, холодно тут. Знаю я, чем тебя полечить. Сейчас музыку врубим и будем танцевать! Бери.

Она всучила Янке пару бутылей вина, сама еще парочку прихватила, и одновременно поддерживая, направила подругу к выходу.