Глава 2
Было ей семнадцать, она только что окончила школу и сдала вступительные экзамены на экономический факультет местного института. Сдала легко и без всякого блата. А сейчас они всей спортивной командой находились на сборах. И так было весело ей в это лето, так казалось, что мир и все что в нем только для нее, что хотелось петь и прыгать от счастья. Она и пела, и прыгала, и девчонки пели и прыгали вместе с ней. Сидели они на берегу широкой полноводной реки, в купальниках, подставляя свои упругие развитые годами плавания тела нежному вечернему солнышку. Как вдруг на пляже появилась компания молодых загорелых парней.
— Девчонки, знакомиться будем?
Засмеялись девчонки, захихикали.
— С нами не интересно знакомиться, мальчики — мы не пьем, не курим…
— Да мы видим, что вы из спортлагеря. Мы тоже. Сегодня приехали.
— Откуда?
— Из Краснодара. Самбо.
— Ого!
— Тебя как зовут? — подсел к Ленке смуглый коротко стриженный парень. — Я Гоги.
— Гоги? — она прыснула от смеха. — Ой, умора! Ты не русский, что ли?
— Я абхазец, — парень гордо выпятил грудь. — Пойдем вечером сходим куда-нибудь? В кафе посидим…
— Уж больно ты шустрый, Гоги, — засмеялась Ленка. — Догонишь меня — пойду с тобой в кафе. Давай! — Она поднялась и побежала к воде.
Прогретая за день вода приятно освежила разгоряченное тело и Ленка вошла в воду легко, как торпеда и плавно заскользила по водной глади. Пара взмахов и вот она уже пересекла границу буйков и понеслась дальше. Где-то на середине реки она остановилась и легла на спину, позволяя течению плавно нести ее вдоль берега. Недалеко послышалось сопение, она посмотрела и увидела бедолагу Гоги, который судорожно греб по направлению к ней.
— Эй, ты что, даже плавать толком не умеешь, гребешь по-собачьи? Умора… Плыви давай на берег…
Но Гоги, задрав голову кверху, явно не собирался сдаваться. Ленка хмыкнула и поплыла дальше. Иногда она оглядывалась и громко хихикала, видя своего незадачливого кавалера. Пока, обернувшись в очередной раз, не увидела за собой никого. Она рванула туда, где еще расходились круги на воде и, глотнув воздуха, устремилась в темную глубину. Ей повезло — почти сразу она наткнулась на его руку, схватила и потащила за собой к свету. К берегу они плыли долго — мешало течение. Ей пришлось плыть на спине и буксировать за собой Гоги, обхватив его за шею согнутой рукой: все, как учили. Когда они добрались до берега, Гоги почти пришел в себя. Он выполз из воды и распластался на берегу.
— Вы что там делали? — засмеялись девчонки. — Обнимались никак?
— Целовались, — выдохнула она и тоже растянулась на песке. Сил почти не было.
Она не стала говорить, что произошло, а компания на берегу так была занята друг другом, что даже ничего не заметила.
— В кафе пойдем? — услышала она голос над собой. Гоги уже оклемался.
— Плавать научись, придурок, — зло бросила она и начала собирать вещи.
Утром на своей койке она обнаружила огромный букет белых роз. Девчонки ахнули, а Ленка только плечами пожала. Розы продолжали появляться каждый день. Девчонки завидовали, а Ленка, казалось, не обращала никакого внимания. Общалась она с Гоги, так же как и со всеми, но от свиданий категорически отказывалась.
— Слушай, я тебе что, совсем не нравлюсь? — спросил он как-то.
— Нравишься, Гоги, нравишься, так же как и все, — ответила она.
— Я не хочу, как все, — вскинулся Гоги.
— Уймись, горный орел, — отмахнулась от него Ленка.
— Ты совсем меня не любишь, — обиделся Гоги. Ленка звонко расхохоталась. — Но вот посмотришь, я женюсь на тебе…
— Ой, умора! Жених тоже нашелся… У тебя там, небось, таких невест полдеревни…
— Я в городе живу, не в деревне. И нет у меня невест. Ты — моя невеста… — С чувством юмора у Гоги было все в порядке. Ленка отмахнулась и побежала по своим делам.
Лето прошло быстро. Гоги следовал за ней неизменной тенью. Она даже сходила с ним в кафе и не в кафе даже, а ресторан. Гоги шиканул — заказал самое дорогое. Ей, в общем-то, было все равно. Воспринимала она его как друга, не как кавалера. Хотя девчонки намекали: «Смотри, Ленка, какой жених завидный. А денег у него столько откуда? Каждый день по такому букетищу дарить? А фигура? Такой как обнимет…» Вот как раз с объятиями все было плохо. После ресторана Гоги вроде как попытался ее приобнять, но получил пинок в голень.
— Ты бьешь неправильно, — потер он ушибленную ногу.
— Правильно, не правильно — а как дам — мало не покажется, — Ленка погрозила ему кулаком.
— Для мужа себя, что ли, бережешь? — усмехнулся Гоги.
— Для спорта. Некогда мне глупостями заниматься.
— Так ты ни разу, что ли, еще не… — Гоги замялся.
— Иди ты со своими вопросами, знаешь куда? — Она почему-то разозлилась и быстро зашагала к своему корпусу, — И не ходи за мной больше! Надоело!
Но он продолжал ходить, и она смирилась, как с неизбежным. Потом было прощание. Букет белых роз. Махание в окошко поезда. Ленка вернулась домой, к маме, институту, тренировкам, соревнованиям.
***
Чума дожевала последний кусочек и скомкала обертку. Перед глазами всплыло лицо тренера, в тот момент, когда она сказала, что выходит замуж и переезжает в другой город. «Предательница», — было написано на нем. Чума вздохнула: предательница и есть. Под подушкой что-то шуркнуло. Письмо. Опять эти письма.
Первое появилось недели три назад и с тех пор регулярно, раз в три дня, письмоносица приносила ей белые конвертики. Переписывались зечки с такими же бедолагами из мужской колонии. Некоторые даже замуж по переписке выходили. Но она-то никому не писала, и писать не собирается, и письма не читала. Прочитала самое первое — бред какой-то. Некий зек изъявлял желание переписываться с ней. Она даже дочитывать не стала, порвала и бросила. А письма продолжали приходить.
Вот Гоги ей писем не слал. Да она и не ждала. Не было у нее времени на такую ерунду. Все свободное время отнимали тренировки. А по ночам она писала конспекты и рефераты. И все у нее получалось. Беда пришла неожиданно — инсульт у матери. Пока она лежала в больнице, Ленка судорожно пыталась решить проблему, что делать? На одну стипендию не проживешь — брат еще маленький, маме уход нужен, лекарства. Тут и раздался телефонный звонок.
— Это я, Гоги. Не забыла меня?
— Гоги! — она обрадовалась и почему-то рассказала ему все. Ей очень хотелось с кем-то поделиться, с кем-то кто не будет сочувственно ахать и охать, делая вид, что ему не все равно.
Ему не было все равно. Он не охал и не ахал. Он сказал:
— Понятно, — и приехал на следующий день. Прилетел самолетом.
Они сходили в больницу к матери. Гоги пошел в кабинет главврача, и мать перевели в отдельную палату, приставили медсестру и собрали консилиум.
Перед отъездом он положил на стол пачку денег.
— Не вздумай бросать институт. Я уже всем сказал, что у меня жена с высшим образованием.
Гоги уже летел домой, на столе стоял букет белых роз, а Ленка плакала, сама не понимая отчего.
***
Свадьбу сыграли следующим летом. Гоги снял ресторан при самой шикарной гостинице города и там же номер для новобрачных. Народу было много: Ленкины подружки из института, из спортивной команды, родственники, соседи, а уж про Гогиных гостей и говорить нечего. Тренер на свадьбу не пришел. Ленка расстроилась, но ничего поделать было уже нельзя — так ей казалось.
Мама тогда быстро пошла на поправку — за ней ухаживали, как за королевой. Ее выписали, и вскоре она даже смогла устроиться на работу в почтовое отделение, с бумажками возиться. Но без Гогиной помощи все равно пришлось бы Ленке бросать институт. Но деньги от него приходили регулярно, и раз в неделю он звонил, интересовался как дела у мамы. Та в нем души не чаяла, а Ленке все происходящее казалось каким-то сном. Нереальностью. И вот нереальность сбылась: она, в пене белоснежных кружев, тихо ответила: «Да».
Потом был номер в гостинице, заваленный цветами. Неловкое молчание. А потом… Нет, Гоги не был садистом, но силы своей не сознавал. Когда он просто брал ее за руку, на руке появлялся синяк, а уж в пылу страсти… Ему нравилось тискать ее в своих лапищах, мять… То, что потом по всему телу разливались огромные синие отметины, его забавляло. «У тебя нежная кожа. Вы, женщины, любите, силу».
Ленка терпела, сколько могла, потом, в одну из ночей, попыталась его ударить. Гоги удивился. Тогда она ударила его еще раз, в ответ он сжал ее так, что хрустнули кости. Они катались по ковру, рыча, как два диких зверя, и тогда она впервые испытала некое подобие оргазма и удивилась этому до глубины души. Вот значит, что имели в виду подружки, когда пытались рассказывать про секс. Это открытие боле менее примирило ее с ночами, но вот дни протекали ужасно однообразно.
Пока она училась в институте, это было еще терпимо. В Краснодаре нашелся институт похожего профиля, и она перевелась туда. Днем она сидела на лекциях, вечером занималась домашним хозяйством в их двухкомнатной квартире. Квартиру подарили Гогины родственники на свадьбу. Поначалу ей нравилось заниматься обстановкой, выбирать в магазинах занавесочки, скатерти, полотенца. Но потом… Ей не хватало активных действий, она скучала по тренировкам. Но о спорте не могло быть и речи — Гоги выразился определенно. Его часто не было дома, он-то в тренировках себе не отказывал. Иногда ей хотелось выть от бессилия. Плюнуть и уехать. Домой, к маме… И тут же она представляла себе мамины глаза. «А как же мы, доченька? Сережке учиться надо, ему бы в институт поступить. Без Гогочки мы пропадем…» Мама называла его Гогочкой. Ему нравилось. А она начинала его тихо ненавидеть.
Как-то подруга из института пригласила на день рождение.
— Или со мной или никак, — заявил Гоги.
— Ну, вот еще, — фыркнула она, — тебя не приглашали, у нас девичник.
— Знаю я ваши девичники…
Когда она поняла, что он не шутит, она пришла в ярость.
— Пусти! — вопила она, пытаясь прорваться к двери.
Завязалась настоящая драка. Силы, конечно, были не равны, но она была ловчее и увертливее. Через какое-то время на физиономии у Гоги красовались ярко-красные полосы — следы когтей. Дело кончилось вывихнутой рукой (у нее, конечно) и долгим разговором на кухне.
В итоге Гоги согласился с тем, что так дальше продолжаться не может. И на следующий день она сидела в спортзале, наблюдая, как крепкие парни в белых кимоно валяют друг друга на татами: Гоги теперь не только самбо занимался, но и другими видами восточных единоборств. «Хотя боевое самбо — самый страшный вид», — ухмылялся он, вытирая разбитую губу или нос. Ленка смотрела на него и счастливо улыбалась, вдыхая острый запах пота. Крови и пота она не боялась.
***
В экономике страны происходили разные события — рубль то падал, то поднимался, снова падал, но на их семье это никак не отражалось: Гоги еженедельно выдавал ей сумму на расходы и не просил экономить. По выходным они ехали на рынок и забивали багажник пакетами с едой. Про то, что в стране какой-то очередной кризис Ленка узнала случайно, от соседки, а когда с удивлением спросила об этом мужа, он отмахнулся — ерунда, не бери в голову, дорогая. Где Гоги берет деньги, она понятия не имела, а от вопросов он отшучивался.
Потихоньку она приноровилась к буйному нраву супруга: то чего от Гоги нельзя было добиться никакими уговорами, легко разрешалось в драке. После бурного выяснения отношений, он зализывал ей синяки, она ему, и боле менее приемлемое решение как-то находилось. Не сразу, но все же Гоги разрешил ей участвовать в тренировках. И она начала делать успехи.
Когда она первый раз победила в спарринге здорового парня, Гоги ухмыльнулся и заявил:
— Поддался.
— Ты же все видел, — возразил тренер.
