Не разбавляя

Зоя Криминская

«Она и, не понимая слов, знала, о чем песня: не упускай свой шанс, свою любовь, в этом мире она может больше не встретиться, не отравляй выпавшую минуту счастья сомнениями и опасениями, бойся лишь прожить пустую разбавленную жизнь».И герои приведенных рассказов проживают далеко не разбавленную жизнь, но лишь единицы могут назвать ее счастливой.

Встреча

Ольга Степановна идет по улице медленно, с трудом, опирается на палку. В широком сером плаще, черных ботинках и черных перчатках, с толстым оттопыренным задом, она напоминает издалека большого паука, только вместо восьми конечностей у нее четыре. Полнота и запущенный артроз тазобедренных суставов не позволяют ей спешить.

Долго добирается она до магазина, здоровается со знакомыми. Ее приветствуют многие, она всех и не помнит. Сорок лет проработала Ольга медсестрой в местном стационаре, много таблеток подала, уколов сделала, уважают ее, здороваются.

Ольга Степановна топчется у прилавка, выбирает себе колбаску. Выбирает по своему вкусу, а покупает целый батон, на всю семью. Семья — это сын, невестка и двое внуков.

На раскоряку, но с чувством выполненного долга, Ольга Степановна движется из магазина домой. Обед готов, его нужно только подогреть и подать внукам через час, когда мальчики вернутся из школы.

Ольга Степановна усиленно глядит себе под ноги, и почти наталкивается на маленькую женщину, которая не очень уверенно, как пьяная, бредет по тротуару. Только оказавшись вплотную к ней, Ольга Степановна узнает в женщине бывшую сватью:

— Таисия, это ты? — удивляется она. — Ой, а я тебя не узнала! Ты всегда такая представительная, с высокой прической, а сейчас стриженная, простенькая.

Конечно, Ольга Степановна не узнала родственницу не только из-за того, что та сменила прическу. За те пять лет, что они не виделись, Таисия сильно сдала, расплылась, поседела, обрюзгла.

Таисия подслеповато щурится на Ольгу.

— Ну не будешь же теперь до самой смерти таскать на голове этот шиньон, — говорит она. — Я плохо вижу, вот тебя только по голосу и узнала, а уж прически сооружать теперь не мое дело. — Голос у нее ясный и звонкий, совсем не изменившийся голос.

Таисия хоть и рада встретиться с родственницей, но недовольна ее словами. Таисии надоело каждому объяснять, почему она не при параде, сменила прическу. Сменила и сменила, кому какое дело?

Ольга Степановна сочувствует, интересуется:

— Что с глазами у тебя?

Ольга Степановна спрашивала, а сама цепко, ревниво оглядывала сватью. Таисия моложе Ольги на три года, и всегда выглядела лучше нее, принарядиться любила, покрасоваться, но теперь нельзя было заметить, что Ольга старше. Сравнялись они. Ольга Степановна отметила это с большим удовлетворением, но вслух говорить не стала.

Они не виделись с Таисией пять лет и вот, пожалуйста, узнали друг друга, только когда уперлись носами. И то Ольга ее узнала, а так прошли бы мимо, как чужие.

Таисия между тем рассказывала про свои глаза: ее прооперировали в Моники, вставили хрусталики, и она была счастлива, потому что хорошо видела, но только недолго. Прошло четыре года, и зрение опять упало, она видит только силуэты, а вот лиц разобрать совсем не может, и очки никакие не помогают.

Таисия говорила, а сама смотрела слепыми глазами на сватью и жалела, что не видит ее. Тоже можно было что-нибудь спросить про ее внешность, заметить изменения, ляпнуть, как будто случайно и, если Ольга не заметит подковырки, проявить тактичность, извиниться. Тогда уж точно поймет, как брякать, что она опростилась.

Ольга Степановна не проявила должного сочувствия к бедам Таисии, да и то, правду сказать, не знаешь, что хуже, ослепнуть или, как она, обезножить. Хрен редьки не слаще. Остается только на детей надеяться.

— Как Володя? — спросила Ольга.

Володя был их общим с Таисией внуком. Младшая дочь Таисии первым браком была замужем за старшим сыном Ольги.

— Ничего, хорошо, — Таисия не видела глаз Ольги и по голосу пыталась определить, как та спрашивает, с обидой или нет. — Хороший мальчик вырос (Володе было уже двадцать пять). Внимательный. Я тут в больнице лежала с печеночной коликой, так он меня навещал, кефир покупал, сметану.

Таисии было приятно это рассказать, утереть Ольге нос. Хоть и общий был их внук Володя, и приходились они обе ему родными бабками, но баба Тая была любимой бабушкой.

— Да, — соглашается Ольга, которая не помнит, когда видела внука в последний раз. — Хороший. Заходил на днях, посмотрела я на него. Красивый стал.

«Я вот могла увидеть, что он красивый стал», думала Ольга, «могла бы, если бы он и вправду зашел, а вот ты и увидеть внука не можешь».

«Пой ласточка, пой», Тая улыбалась, кивала головой: «Все-то я знаю, кумушка. Как раз неделю назад спрашивала Вову, ходит ли он к тебе, и он сказал, нет, ба, давно не хожу. Не ходит он к тебе, и ты сама знаешь, почему».

Помолчали. Потом Тая спросила:

— Ты давно не работаешь?

— Давно… Лет пять точно. Да и то, я ведь сорок лет отбарабанила постовой медсестрой, на одном и том же месте. Хватит уж.

Опять повисла пауза. Разговор иссяк.

— Тебя, может, проводить? — спросила Ольга.

— Да нет, я сама дойду. Я немного всё же вижу, вот и хожу. Только дорогу не перехожу одна, сама знаешь, как теперь гоняют. Им человека сбить, раз плюнуть.

Старухи покивали друг другу и разошлись. Разошлись, но встреча всколыхнула в них старое, давно забытое.

Таисия думала о Володе и Ольге: «Вот пожалела сироте квартиру… Побоялась внуку отписать, не хотела, чтобы сын обиделся. А того нет у тебя в голове, что нелегко мальчику с отчимом жить».

Таисия не осуждала дочь, что та второй раз вышла замуж, после того, как овдовела в 22 года, не осуждала и нового зятя, что он прохладно относится к пасынку. Что ж, не своя кровь, не обижает, и то ладно. А вот сватью Ольгу она осуждала…

«У сына твоего квартира, у его жены тоже двухкомнатная осталась от родителей, вот ты и возьми и отпиши свою внуку-сироте. Так нет, всё сыну решила оставить. Вот Вовка обиделся, и не ходит к ней. Мальчик он хороший, и не ради квартиры к Ольге ходил, нет, конечно. Но подслушал случайно разговор соседки с бабкой, когда та ей советовала отдать квартиру внуку, а бабка сказала, нет, не могу. Услышал, и хотя тогда еще маленький был, ему и шестнадцати не было, а вот обиделся и перестал общаться с ними, с бабкой и дядей, а раньше часто ходил, на всё лето она его на дачу брала. Ольгу, конечно, понять можно, она с сыном живет, одна уже не может…».

Тут Таисия выпрямилась слегка, гордясь тем, что вот она всё еще живет одна, справляется, хоть и слепая, а Ольга с сыном живет, и его обидеть ей не с руки. А всё равно Вовку жалко. Была бы у него сейчас квартира, он, глядишь, и женился бы. А так привести в дом жену, где отчим и мать, и брат. Ясно, что невозможно.

Таисия не хотела додумывать до конца, а если бы додумала, то получалось, откажись она от самостоятельности, которой так гордилась, переберись жить к дочери с зятем, то тогда Вовка мог бы жениться…

Таисия задавила эти мысли и просто шла, узнавала дома по силуэтам, щурилась, радовалась ощущению тепла на щеке от утреннего апрельского солнца.

Мысли Ольги после расставания со сватьей были тягучие, вязкие, больные мысли. Она вспоминала тот страшный день, когда так нелепо погиб ее старший сын, зять Таисии. Выбросился с балкона. И жена его Лида, дочь Таисии, была дома, и она, мать, пришла в гости.

Мишка, он всегда шалый был, грозил ей, что покончит с собой, прыгнет с балкона. У него давно, с четырнадцати лет была эта мысль: прыгнуть. Всё выдумывал, что она его не любит, только младшего любит. И раз он ей не нужен, то выбросится назло ей. Она никогда не верила, что сын может это сделать. Ольга в своей расчетливой практичности и благоразумности не представляла себе, как это можно, из-за того, что тебя кто-то не любит, даже родная мать, прыгнуть с балкона. Да ни в жизнь она этому не поверила бы. А вот пришлось поверить…

И сумма такая была пустяковая, какую он попросил. Он попросил, а она не дала. Сынок на пиво просил. Скудно они жили, Лидка всё до копейки выгребала у мужа, а у нее, у Ольги были денежки, но баловать 24-летнего ей и в голову не приходило.

Она шла и думала, и ей, как всегда, стало легче от мысли, что он только попугать ее хотел, показать, что сейчас кинется вниз. Спектакль устроил, да не рассчитал, сорвался и погиб, глупо погиб, оставил жену и маленького сына.

Давно это было, так давно, что Ольге не верится, что это произошло с ней. Сейчас бы она дала ему эти крохи на пиво, и всё было бы по-другому. Да конечно, дала бы, раскошелилась, и сын жил бы себе и жил.

Ольга Степановна слышит, как вдруг застучало, взъерепенилось сердце, застарелая боль утраты рвет его на части. Она останавливается, достает из кармана валидол, кладет под язык.

Вот встретилась не ко времени, с досадой думает она про сватью, встретилась и разбередила… Сколько ни трави душу сейчас, ничего не изменишь…

Ольга Степановна постояла, постояла и поплелась дальше. До подъезда оставались считанные шаги.