Виселица. С Данте на вписке

Иван Калягин

Виселица – это последовательный рассказ в стихах, который фокусирует внимание читателя на прошлом, настоящем и будущем. Каждый текст – компонент мозаики, мироощущения и тревожного взгляда. Каждый текст – попытка взглянуть правде в глаза, опираясь на абсолютно субъективную картину мира. Правда лежит на поверхности, но от читателя потребуются смелость и доверие, чтобы увидеть ее очертания.

Пылевое

Тексты о жизни, смерти, обычаях — о человеческом, а также о том, что каждый видит вокруг себя.

Хороним живых, выкапываем мертвых

Похороны, утро.

Плачут люди.

Жаль им мертвеца,

Остывшее тело им жаль,

Труп им жаль!

Отдают почести мертвой плоти,

Которую никогда при жизни не знали.

«Был хорошим парнем!» — говорят

Плачут снова, потом стопочку опрокидывают —

«За его здоровье! За его смерть!

А где тут закусочка? А есть ли добавка,

Чтобы насытить наши желудки?

Хорошим, хорошим был человеком!»

Похороны та ещё лажа

Если они не проходят под звуки джаза,

А твой прах не выстреливают из огромной пушки

В звездное небо,

Где обезумевшие звёзды

Смотрят на не менее обезумевших людей.

Отпуск на небеса

Ночью я разолью вино в постель,

А утром отправлюсь в дорогу.

После — будет работа

Но уже в другом городе.

А ещё позже — любовь истязающая,

Но уже с другой девушкой.

Когда-нибудь дойдет до старческой болезни

Я сменю десятый дом.

Когда-нибудь дойдет до инфаркта,

А мне никто не поможет.

Покалеченный и страшный,

Несчастный и глухой,

Бедный и злой.

Три четверти бутылки следом

И вот оно — отпуск на небеса.

Когда просят совета

Хотел бы я знать наперед,

Что все твои мечты сбудутся,

Что высохнет болото, да тучи растают.

Но, детка, я этого всего не знаю

И моё слово не дороже

Слова маргинала из мусорных баков,

Что таскает водку с полок супермаркетов.

Не лучше я священника,

Что обещает то смертные муки,

То блаженство — в зависимости от настроения.

Хотел бы я знать,

Что тебе повезёт

И всё в твоих руках.

Но никто не застрахован

От случая, нелепой аварии

Или ножа в тёмном переулке.

Никто не может сказать тебе,

Что делать стоит,

А чего делать нельзя.

Просто иди туда, куда шла.

Или оставайся там, где ты есть.

Или просто мечтай — живи.

Больше ничего от тебя не требуется.

Не спасай

Не спасай утопающую.

Она рада не будет!

Вызовет полицию,

Обвинит тебя

Во всех бедах своих:

В бестолковости жизни,

Неудачах в любви,

В неумении трахаться,

И в своей широкой кости.

Ничего ты не сделаешь с этим

А если осмелишься держать оборону,

То станешь не просто ублюдком,

Но и, чего таить — монстром-насильником

С пятидесятой улицы,

Что смотрит за детьми

На детской же площадке.

Да и вообще — антисоциальным

Элементом, преступником, дерьмом.

Хуже либерала и гопника

Вместе взятых.

К смерти

Ночное корыто

Стоит и забито

Звук странной трубы

Меня отвлечет

Перепонки мои

Сестры мои

Упали во сне

И остались лежать

Тьма их рассудит

Ведь им она мать

Ночное корыто

Дырявое сито

Кровавые сгустки

Забились все в нём

Сегодня мы будем

Отдыхать и бояться

Лежать на кровати

Нас мир унесет

Налей лишь напиток

До самого края

Умерь аппетиты

Хотя бы до мая

А после хоть в гроб

Перебрал

Растворилась ночь в источниках.

Истерия уличная, десять баров обесточено.

Свечи обжигают пьяные руки.

Голос жалостливый, хрипящий;

Опять избивают суки.

Ползком до дома, пьянь.

Ползком до дома и машина встречная

Светит в глаза, слепит.

Несётся на безбожной скорости.

Потеря зрения, потеря сознания.

Тело как мешок дерьма.

Скинули на обочину, зарыть не успели — живое.

Убежали в чем мать родила, не завершили дело.

Звёзды смотрят на дорогу, полумертвый усмехается

Вслед горящим фонарным столбам.

Он излучает тень и оставляет пятна крови на асфальте

И влажной зеленой траве.

Хрустит пальцами в предвкушении нового дня,

Но солнце не торопится взобраться на землю —

Ему лениво, оно оттягивает этот момент каждый раз.

А человек с переломанными ребрами, задыхаясь,

Хохочет. Бросая смелый взгляд вверх —

Он знает, что не умрет сегодня.

Пята

Мы слишком долго бороздили ночи,

Пропитываясь соком энергетических напитков,

Который доводил наше сердце до шума схожего с мотором.

Мы слишком часто впадали в буйство —

Пьяное и сумасшедшее нечто,

Которое делало нас ничтожными в глазах любимых.

Ахиллесовой пяты у нас нет, ведь конечность отрублена

Где моя пята, что принесла столько бед?

Где моя вода, что утолит жестокую жажду

последних трех лет?

Нет её. Мы пропитались запахом сырой земли

Легли у блестящей плиты и очнулись

Постаревшими юношами.

Амбиции и возможности

Короткие руки

Дотянуться не могут до облака.

Самолеты разбились о скалы,

В заливы упали ракеты.

Отрубили по локоть —

Беспомощные теперь, как дети.

Ребята-зверята, вы чего печалитесь?

Разве мать говорила, что зефир будет вечен?

Разве думали вы, что мир — это большое игровое поле,

Где веселье и радость станут спутниками юности,

отрочества и инвалидной коляски?

Скорее уж поле для гольфа, где все мы белы и круглы.

Нас бьют, загоняя в дыры и бильярдные лузы,

Нас тащат и давят, соскребают с асфальта!

Все мы талантливы, но каждый талантлив втройне —

Так думать приучили с пеленок,

Но короткие руки остались короткими,

А облако по-прежнему далеко.

Пройдет немного времени,

Когда оно расплывется по небу и станет ничем.

И нагота войдет в наше сознание,

Чтобы соединить мысли с пылью.

Смоет их океан.

Три линии

Три линии выстроились вертикально —

То огни высоток, возведенных в прошлом году.

В них никто не живет, лишь делят метры,

Делят кровать поровну, а иногда и с долей эгоизма,

Выпихивая партнера за борт, вываливая его в пыли пола.

Но свет горит, улыбается нам холодно

Не так как солнце — яростно, тотально,

А понятнее, ведь этот свет имеет родство

Со всем человечеством.

Мы сами его выковали в кузнях разума

Заменили им беспощадное солнце,

Которое медленно убивает планету.

Мы эволюционировали и стали

Владельцами этого дома.

Беспечными, но всё же владельцами.

И когда поднимается рой саранчи

Грезящий о зеленых лугах,

Деревьях-исполинах,

Чистых озерах и реках,

То я вспоминаю три ярких линии света

Которые отражаются в лужах, что видны

С 12-го этажа многоквартирного дома.

Их свет — теплее солнечных лучей

Которые последние две сотни лет

Только обжигают нас.

Твоя собственная социальная ячейка

Слишком молод, чтобы уйти в загон

И слишком стар, чтобы сойти с пути.

Откуда эта блядская надежда

На спасение от скотобойни?

Черт знает —

Именно он!

Глупость и мечта раздирают четыре пути на два

А два на один,

Один крошит пополам,

И от одного ничего не остается.

Лишь только шанс — просто уйти,

Но и его нет, если присмотреться,

А если присмотреться глубже —

То я в полной заднице.

А потом долги

И ипотека,

И женщина, которая не любит,

И дети, которых не люблю я,

И мертвые предки, которых я не успел полюбить

Остаётся только бутылка

Да пару сотен стихов,

Которые меня просто презирают.

Тварь, которая держит виски

Рождает что-то странное

И пытается понять этот мир.

Ничего не понимает, идиотина.

Кто-то хочет кинуть в меня камень,

Но я успеваю кинуть камень в него,

Разбиваю челюсть

И режу острием грудь.