Высшая каста

Иван Миронов, 2020

Генерал ФСБ Виктор Красноперов предлагает пресыщенным роскошной жизнью друзьям поучаствовать в засекреченном эксперименте. Российские ученые нашли в ДНК «нить времени», на которую как на видеорегистратор, записана жизнь человека. Научное открытие превращается в развлечение – «дримтриппинг» – для сильных мира сего, которые могут во сне проживать жизнь своего исторического кумира. К чему это приведет, и справится ли генерал с искушениями чужой судьбы, – обо всем этом в ярком романе «Высшая каста».

Глава 14. Мы не святые, но все может случиться

Мозгалевский проснулся в квартире на Воздвиженке, куда порой уединялся от мира. Стрелки стояли на начале десятого.

Оглядев себя в зеркале, он с удовольствием провел по волосам, прищурился и оскалил зубы. Съежившись, залез под ледяной душ, прислушиваясь к каждой судороге своего настоящего тела. Поставил вариться кофе, немного подумав, все-таки плеснул в рюмку коньяка, включил телефон, обнаружив три пропущенных звонка от Красноперова, перезвонил.

— Горазд ты спать! — отозвалось на другом конце провода, голос Красноперова еле справлялся, сдерживая восторг. — Приезжай на Пречистенку, пообедаем, великие дела обсудим. Все наши подъедут. Давай там через час.

Прочитав ворчливое сообщение от жены и раздраженное от любовницы, Мозгалевский позвонил помощнице:

— Оль, отмени на сегодня все встречи. Вызовы я на тебя переадресую, особо уважительные причины придумай сама.

Возле ресторана «Кому жить хорошо», что напротив кирпичных цехов «Красного Октября», охрана высаживала Блудова, на ходу ругавшегося с кем-то по телефону: «Ты передай, что я ему руки отрублю, будет крылышками махать, если он завтра не передаст все документы на объект».

В глубоких диванах уже нетерпеливо скучали Вика и Красноперов. Друзья заговорщицки переглянулись и только потом обнялись.

— Странно все это, — не смог удержать улыбки Мозгалевский.

— Странно — это когда с похмелья башка не гудит, — улыбнулся навстречу Красноперов.

— Здравствуйте, господа. — К столу подошел управляющий рестораном, сияющий услужливой почтительностью, словно исходящей из самого сердца, и, дождавшись милости протянутых рук, добавил: — Очень рады видеть вас снова.

— А не бахнуть ли нам? — не слушая его, потянулся Блудов к винной карте. — Легохонько, я правила помню.

— Осмелюсь предложить «Сассикайя» 2004 года, совсем недавно получили всего пять бутылок, — зная вкус Блудова, расшаркался управляющий.

— Михаил, пить итальянское вино по цене лучшего французского — это жлобство, — захихикала Вика, косясь на Красноперова.

— Ты, наверное, хотела сказать мещанство, — поправил Блудов.

— Наверное, да! Ой, какая я дура, — девушка обняла генерала.

— Слушай, дорогой, — обратился Блудов к управляющему. — В твоем погребе есть «Хванчкара»? И вместо своих пармезанов и срукал сделай сулугуни, чтобы сочный, и зелень, чтобы кинзы побольше.

Все в изумлении уставились на Блудова, и только присутствие стороннего удержало друзей от энергичных замечаний.

— Михаил Арленович, — управляющий замешкался. — Вы же знаете, что у нас европейская кухня. У нас нет грузинских вин.

— Послушай меня, — Блудов поморщился. — Я Жоре сейчас позвоню, ты сам грузинским станешь.

— Постараемся решить. — Имя хозяина ресторана возымело нужный эффект, и каким-то чудесным образом уже через пятнадцать минут расторопные официанты накрыли стол в лучших традициях грузинского гостеприимства.

— Эко тебя, Мишань, спросонья накрыло, — рассмеялся Красноперов. — Ну, как выспались?

— Очень круто, — выпалила Вика. — Я там совсем молоденькая. Мне 22 года. Впервые в жизни работаю. Да еще где! Мне там все подруги завидуют. Это же круче, чем в Газпроме. У меня платьишки такие милые, прям как у Одри Хепберн. Печатаю так быстро, аж до сих пор пальцы болят.

На этом месте живописаний девушки Блудов внимательно посмотрел на свою левую ладонь, перебирая пальцами, а Мозгалевский пригладил волосы.

— Вы только представьте, свою же бабу, — Красноперов споткнулся, — в своем же сне не могу добиться. Холодная такая и глядит без ласки. Дождешься, уволю тебя, — погрозил генерал пальцем.

— Ну, Вить, я же на работе, — расплескалась смехом девушка.

— А зачем я тебя с собой брал? Самая дорогая машинистка за всю мировую историю — и без взаимности.

— Георгий Константинович, может, все еще впереди. — Вика прикусила губу и скользнула взглядом по Мозгалевскому. — И вообще, ты там женат. Спи с женой!

— Когда? — Красноперов грустно ухмыльнулся. — Ведь нам только день снится.

— Любовью надо заниматься, когда хочется, а не когда темно, как Лаврентий Павлович, — промурчала девушка.

— Лично мне все по душе. Интриги, заговоры, женщины. Вокруг трепет и почет. Сминаю всех! — Мозгалевский театрально откинулся на диван. — Кстати, не знал, что я дружу с Жуковым.

— Додружился до смерти. Но, если разобраться, самый кровавый из нас — это сибарит Жуков. Если б не его страсть к славе, глядишь, и война бы нам стоила миллионов на семь жизней меньше. — Блудов явно наслаждался «Хванчкарой».

— Тебя с таким дисконтом немцы бы расстреляли на Красной площади еще в 41-м, — огрызнулся Красноперов. — Лучше расскажи, как тебе в шкуре хозяина полумира.

— Восхитительно! — Блудов пальцами захватил дольку сулугуни. — Подагра, простатит, старческая отдышка! Мне 72 года, я живу на огромной даче, похожей на казарму. Офицеры боятся, прислуга жалеет. А я хочу пережить всех, кто за моей спиной делит власть. Гнусное состояние. Две радости в жизни — грузинское вино и абхазские мандарины. — Блудов сжал левую ладонь в кулак. — Еще у меня не работает рука.

— Ты же все равно правша, — засмеялся Красноперов. — Потерпи, старый, тебе еще полгода осталось. Упивайся властью, какой не было ни у кого на свете. Разве что у Македонского.

— Какой в ней толк, если нет здоровья. Какой в ней смысл, если она бесцельна. Я даже не смог уберечь тех, кому был готов доверить страну — Кирова, Щербакова, Жданова, Вознесенского. Вон Берия с Маленковым всех уничтожили. Моя любовь стала проклятием и смертным приговором.

— Миш, не занудствуй, — перебил Красноперов. — К чему столько патетики. В борьбе за власть нет и не будет борьбы за судьбы Родины. Через недельку втянешься. Твоя проблема, что ты никого не любишь и никому не доверяешь.

— Здоровое недоверие — хорошая основа для совместной работы, — уголки Мишиных губ надменно дернулись.

— Узнаю брата Кобу, — Мозгалевский похлопал товарища по плечу.

В зале появился охранник Блудова и, дождавшись барской отмашки, подошел к столу.

— Михаил Арленович, — охранник склонился над шефом, придерживая оттопыривавшую пиджак кобуру. — Вот трубка, как вы просили. Взял самую дорогую, какая была. Папиросы «Герцеговина Флор» больше не производят. Поэтому взял три пачки «Казбека».

Друзья азартно переглянулись, Блудов же, не обращая внимания на усмешливые взгляды, жадно выпотрошил в трубку две папиросы.

— Ты же не куришь, Мишань, — Красноперов подлил товарищу вина.

— Я и сейчас не курю. Баловство все это. — Блудов со странной ловкостью втянул пламя спички в бриаровую чашку курительного прибора.

— Арленыч, не переживай ты, как ни крути, социализм построил, — Красноперов с удовольствием прислушивался к терпкому дыму.

— Строить социализм и построить социализм — две вещи разные, — чеканно изрек Блудов.

— Миш, нам с тобой после нашего путешествия можно по миру ездить с лекциями «Построение социализма в отдельно взятой стране».

— Точно! — оживилась Вика, заскучавшая в сложном разговоре. — Поехали на Кубу, там кокосы, социализм и машинки печатные, наверное, еще остались.

— А ведь удивительно. — Красноперов перебил Вику, словно стесняясь ее речевых оборотов. — Наш социализм с ядерным молотком сгорел за семьдесят лет, а их с папайей и ромом живет и здравствует. Не зазорно и старость встретить в этом коммунистическом раю.

— Гавана впечатляет, — вздохнул Мозгалевский, вспоминая семейный отпуск пятилетней давности. — Город похож на величественный средневековый костел, который за десять лет варварски превратили в дом культуры, нарубили новых улиц, размалевали тысячелетнюю историю революцией и Че Геварой. Кубинский социализм — это твоя некогда любимая «Сассикайя», разлитая в пластиковые стаканчики.

— Но ведь они держатся! Они свободны! — возразил Красноперов.

— Обезьянья свобода, — пожал плечами Мозгалевский. — В отличие от всех коммунистических режимов, у них очень своеобразный подход к охранительству. Кубинцы могут исповедовать любую религию. Быть масонами, геями, педофилами, пить кока-колу и ездить на американских машинах. Тотальная свобода совести и потребления, точнее иллюзия последней, поскольку большинство кубинцев не могут себе позволить даже выкурить кубинскую сигару.

— Они же там все курят, — удивилась Вика.

— Курят они самый дешевый табак — шлак, который остается от сигар, скрученных для ненавистных капиталистов. Одна «Соhiba»^[5] на Кубе стоит половину средней зарплаты кубинца.

— Вот кубинцы и бегут в Америку, — вставил Блудов.

— Бегут, — подтвердил Мозгалевский. — Раньше бегство из страны приравнивалось к государственной измене. В США плыли тысячи недовольных Кастро. Потом, когда американцы заголосили о попираемых правах человека, Фидель выделил квоту на желающих покинуть Остров свободы — двадцать тысяч в год. Желающими переехать в Америку почему-то оказались исключительно ненормальные в прямом смысле этого слова. За два года на Кубе опустели все психиатрические лечебницы.

— Свобода — удел сумасшедших, — резюмировал Красноперов. — А Куба — страна нищих, а нищие никуда не торопятся.

— Слишком счастливые они для нищих, — пожал плечами Мозгалевский.

— Нищие они для нас, рабов общества потребления, узников чужой моды, чужих вкусов и чужих идей. У них есть все, чтобы жить, а еще национальная гордость, которую у нас отняли, — отчеканил Блудов тоном, не допускающим возражений.

— Еще неделя сновидений, Мишань, и ты раздашь все деньги, пошьешь френч, забьешься в угол и будешь сосать трубку, ропща о социальной справедливости, — рассмеялся Красноперов.

— Вить, — Блудов поморщился, раздражаясь иронией товарища. — Я и так трачу на благотворительность десятки миллионов. Раздал бы все, но кому? Больным детям, чтобы айболиты строили частные клиники для богатых лохов? Церкви, чтобы на заряженных «мерсах» бились служители культа?

— Михаил, как вы только можете злословить на церковь? Это же грех большой! — встряла Вика.

— Не на церковь, а на тех, кто гореть в аду будет ярче нашего.

— Кстати, я сегодня Виктора веду в Большой на «Травиату», — как ни в чем не бывало защебетала Вика. — Не хотите ли с нами?

— В другой раз, Виктория, — Блудов прикусил мундштук. — Я сегодня хотел пораньше лечь спать.

— Навстречу подагре и простатиту? — прищурился Красноперов.

— И навстречу им тоже, — Михаил выпустил облако дыма.

— Мне пора, служба как-никак. — Красноперов поднялся. — Здесь у меня хоть и звезды поменьше, а спросу побольше.

— До вечера, милый. — Вика чмокнула генерала. — Только постарайся не опаздывать.

— Когда это я опаздывал?

— Ну, всегда! Что за натура такая, спецномера, мигалки, но хоть бы раз вовремя приехал.

Вслед за Красноперовым засобирался Блудов. Закрыв счет, на выход потянулись и Вика с Мозгалевским.

Владимир проводил девушку до ее машины. Галантно открыв дверь, чиновник вполголоса выговорил:

— Вик, я думаю, нам стоит все рассказать.

— Зачем? — Девушка смотрела перед собой, словно во что-то вглядываясь на дороге. — Это же все понарошку, а расстроится он по-настоящему. — Она захлопнула дверь, резко сорвала машину с места, прибавила музыку и достала ментоловую сигаретку. В зависимости от душевного настроения Вика в машине слушала Лолиту, Бузову или проповеди отца Дмитрия Смирнова.

Примечания

5

Популярная марка кубинских сигар.