Нана

Иван Федорович Горбунов, 1866

«Хотел удавиться!.. Сестра упросила глупости этой не делать. Бабушка взяла эту книжку и тетрадку, да в печку бросила. И Нана, и все слова, и все обстоятельства, все сгорело!.. В четверг повестка… к мировому!..»

— Ну, какое же, Василий Иванович, теперича ваше положение опосля папашиной смерти?

— Хуже быть нельзя… острог! При тятеньке хоша и строгое положение было, а все терпеть можно, а теперь… Ты думаешь — я купеческий сын? Арестант я и больше ничего! При тятеньке, помнишь, в Париж раз с бухгалтером ездил, в Нижнем крутился… И не приберет ее Господь Царь небесный!

— Кого, сударь?

— Бабушку! Ведь она опекуншей назначена. Ну, и шабаш! Ни направо, ни налево! Сидит с монашенками, Бибелью али Чикминей по складам разбирают… Т. е., завтра она умрет, а послезавтра я всему оставшему капиталу решение сделаю… весь капитал, с радости, пропью! Двух старцев теперича ко мне приставили для наставления. Один — то еще ничего… пьет; а другой, окромя кровочистителъных капель, ничего не трогает. Намедни они меня до того довели: — бабушка, говорю, Маланья Егоровна, я очумею! — Это, говорит, тебе на пользу… Веришь ты!.. (Плачет). Под векселя никто не дает — опасаются — несовершеннолетний, а этого случая надо еще два года ждать. За это время она мне всю душу вымотает. Сестру тоже поедом ест… Ну, той ничего! Та девушка такая — за ней хоть в подзорную трубу смотри — ничего не увидишь.

Конец ознакомительного фрагмента.