Ученица Лесника. Полесские сказки

Игорь Ривер, 2019

Мир оказался гораздо более сложным, чем казалось московской девушке, случайно попавшей в ученицы к колдуну по прозвищу Лесник. В этом мире нечисть – нечто обыденное и старые сказки оказываются вплетены в реальность. Что поделать? Деваться некуда и приходится как-то с этим жить, тем более, что у такого положения вещей есть и свои плюсы…

Глава первая

Ирина в который раз перечитывала письмо. Сложенный вчетверо листочек серой писчей бумаги, вынутый из простого конверта без марки, с армейским штемпелем. Сослуживец отца сообщал о том, что тот пропал без вести, а его документы найдены на неопознанном трупе. Писал, что надежда еще есть, что может быть полковник в плену и просил не отчаиваться. Утешать у него получалось плохо. Да чего уж там? Правду тот знахарь сказал: костлявую можно отсрочить ненадолго, но сколько не бегай, совсем от нее не убежишь. Не получится. К тому шло.

По правде сказать, отец отдалился от нее тогда, после выписки из больницы. Стал частенько выпивать, хотя на службе, в штабе округа, по-прежнему был на хорошем счету. Пьющий офицер? Так кто сейчас не пьет? “Веселие на руси есть пити”, а офицеру Советской Армии вроде даже положено. Потом у него начались командировки, а она чуть было не вышла замуж, но потом передумала… Отец ее делами особо не интересовался. В общем, чужой человек погиб и все тут.

Кстати, о знахаре! Он ведь просил зайти, когда срок выйдет. Срок вышел, чего откладывать? Делать все равно нечего. Диплом на руках, с институтом она попрощалась два дня назад. Ирина сложила листок, сунула его обратно в конверт и бросила в сумочку. Проверила, на месте ли ключи. Газ? Выключен. Свет? Нигде не горит. Кот? У матери, на даче. Окна закрыты. Можно идти.

…

Летним днем улица выглядела совсем не страшно. “Хрущевка” утопала в зелени, окна первого этажа скрывала раскидистая черемуха. С дорожки к подъезду она увидела, что форточка в кухне той квартиры на первом этаже приоткрыта. Значит и дома кто-то есть, скорее всего. Она подошла к двери в квартиру и та, как и в прошлый раз, открылась перед нею сама.

— Можно? — крикнула она внутрь.

— Входи.

На кухне ничего не изменилось за пять лет. Та же самая пепельница, зажигалка рядом, даже Брежнев по телевизору, хотя он выглядел дряхлой развалиной. Хозяин перехватил ее взгляд, кивнул и сказал:

— Старый совсем уже. И твой отец, значит, все…

— Пришло письмо.

Она открыла сумочку.

— Не надо. Что мне с того письма? Ну и выбрал же он место! Мне теперь долго в горы нельзя будет.

— Почему?

— Потому. Каждый в ответе за то, что сделал. Я твоего отца вылечил, а он в те края войну принес. Не первую и не последнюю, конечно и не он один, но все-же войну. Горы это запомнят и лучше мне туда теперь не соваться.

— Вы просили зайти, когда…

— Просил? — он хмыкнул. — Я не просил. Я сказал, чтобы пришла. Есть разница.

— Что теперь? Деньги?

— Говорил ведь уже, что денег мне не надо. На что они? Этими бумажками только стены в сортирах обклеивать.

— Тогда что вам нужно?

— Только тебя.

— Меня? — Ирина удивленно посмотрела на него, сжав в руках сумочку. — Вы хотите?.. Ну знаете!.. Я пошла!

Она повернулась к двери. Сзади как молотком по голове упало короткое слово:

— Стой!

Руки и ноги вдруг стали чужими. Ее до костей пробрал ледяной холод, как будто порыв зимнего ветра ворвался в “хрущевку”. “Да что же это такое!?” — подумала она. — “Что со мной?” Голос за спиной снова лязгнул:

— Повернись!

Тело повиновалось само. Было очень страшно, но ничего поделать она не могла, даже закричать. Зеленые глаза встретили ее взгляд.

— Пять лет назад ты сама сказала: “Все, что хочу!” Я переспросил, так ли это. Ты свои слова подтвердила. Теперь хоть ты что говори — поздно. Ни сделанного, ни сказанного не вернуть. Не веришь мне? Вижу, что не веришь… Сними-ка с себя одежду!

Она повиновалась, хотя внутри все переворачивалось от ужаса и руки еле двигались. Одежды, впрочем, было не слишком много. Стянула через голову платье, расстегнула лифчик, сняла трусики. Все. Выпрямилась, снова встретив холодный взгляд зеленых глаз.

— Ну что, — спросил он. — Поняла теперь, что себя отдала? Вижу, что не поняла…

Он поднялся, подошел к ней вплотную, осмотрел всю. Было очень стыдно. “Сейчас положит руку мне на…” — подумала она, не в силах пошевелиться, но он ничего такого не сделал. Вместо этого он спокойно сказал:

— Оденься.

Она быстро оделась. Озноб понемногу отступал, затаиваясь внутри.

— Страшно?

— Да.

— Бояться надо было раньше. У тебя остались долги здесь, в городе?

— Нет.

— Никаких? Даже три рубля никому не должна?

— Нет, никому.

— Это хорошо.

Снаружи послышался шум машины, притормозившей напротив подъезда. Ирина посмотрела в окно. Зеленая “Нива”. Водитель не вышел, оставшись за рулем.

— Пойдем, рыжая! — он вдруг улыбнулся. — Я тогда подумал, что ты красишься. Очень уж яркая. Теперь вижу, что нет.

Она покраснела, выходя из подъезда за ним следом.

…

В машине, на заднем сиденьи, Ирина почти мгновенно заснула. Вырубилась, как после бессонной ночи и пришла в себя уже в темноте, лежа на заднем сиденьи, с сумочкой под головой.

Машина стояла на какой-то поляне. Водитель сидел на своем месте и курил, выпуская дым в открытое окно. На стекла падал отблеск костра. Ирина поправила сбившееся вверх платье, спросила:

— Где это мы?

— Трасса на Минск, — отозвался тот. — На ночь остановились. Не любит он ночью ездить.

— Кто?

— Лесь.

— Его зовут Лесь?

— Да. А ты что, не знала?

— Нет. Где он?

— Вон там, где костер горит.

Она откинула вперед жалобно скрипнувшее сиденье “Нивы” и выбралась из машины. Не ночь, скорее поздний вечер. На западе еще было светло. В нос ударил вкусный запах жарящегося мяса. Лесь, расположившийся у костра, как раз переворачивал распяленую на прутьях тушку кролика. Большущий кролик, выдающийся… Где он его взял? В машине лежал, что-ли?

— Это заяц, — буркнул Лесь и откашлялся.

— Настоящий!?

— А каким еще может быть заяц?

— Я просто никогда их не видела. Откуда он взялся?

— Сам пришел. Познакомьтесь, Ирина, это заяц. Заяц, это Ирина. Присаживайся.

Она, подогнув под себя ноги, опустилась на охапку сена. Сено кололось сквозь платье. Ирина ойкнула и почесалась. Лесь фыркнул.

— Мне надо… в кусты, — сказала она.

— Весь лес перед тобою.

— А можно?

— Конечно. Не лопнуть же тебе.

— Что, если убегу?

— Куда ты ночью в лесу денешься? Да и заяц хорош, отъелся за лето… Пожалеешь потом, если не попробуешь.

Она отошла в кусты, вернулась. Лесь уже разложил куски зайца на листья лопуха и позвал водителя. Тот подошел, держа в руке начатую бутылку “Столичной”. Ирина посмотрела на Леся, но тот только махнул рукой. “Пей, если есть желание”. Ну раз так… Она выпила пару глотков из горла. Водка провалилась в желудок и под кожей потекли быстрые ручейки тепла. Заячья ножка без соли показалась удивительно вкусной.

— Почему комаров нет? — спросила она. — Место какое-то особое? И ветер, слышно, в ветвях шумит, а здесь его нет.

— Посмотрел бы я на того комара, который осмелится меня укусить, — ответил Лесь.

Успевший допить бутылку водитель доел мясо и ушел в машину. Слышно было, как он там скрипит сиденьями, устраиваясь на ночь. Ирина задумчиво посмотрела в ту сторону. Спать в бензиновой духоте ей совсем не хотелось. Лесь опять угадал ее мысли и молча показал рукой в сторону стоящей неподалеку скирды.

— Возьми там сена.

Она принесла пару охапок, улеглась поудобнее, уже не обращая внимания на уколы сухой травы. В голове слегка шумело от выпитого. От костра шло ровное тепло. В сон не тянуло, выспалась по дороге.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Никуда. Ты лежишь, я сижу.

— В смысле: на машине.

— На машине — в совхоз, где Иван работает.

— А потом?

— Потом пешком.

— Далеко?

— И да, и нет.

Она обратила внимание на кирзовые ботинки у него на ногах. Что, если идти придется по лесу?

— Я там пройду в туфлях?

— Пройдешь.

Они помолчали. Ирина вспоминала произошедшее за день. Случившееся плохо воспринималось разумом, казалось сном, или чем-то, произошедшим не с ней. Но это не сон. Она где-то между Москвой и Минском, у костра, на соломе. Напротив сидит самый странный человек из тех, кого она знала. Может быть, она с ума сошла? Или ее сбила машина. Сотрясение мозга и сейчас она лежит и бредит где-нибудь в больничной палате…

— Лесь…

— Что?

— Как мне вас теперь называть?

— Так и называй: Лесь.

— Я не о том. Вы мне сейчас можете приказать все, что угодно, да? Ну, чтобы я… Да?

— Да.

— Ну и как это называть?

— Это называется “учитель”.

— Ничего себе!.. А чему надо учиться?

— Знанию.

— Какому?

— Сама поймешь.

— Когда пойму?

— Не знаю. Но обязательно поймешь. Все понимают.

…

Утром Ирину разбудило солнце, светившее прямо в глаза. Она машинально одернула опять задравшееся почти до пояса платье, приподнялась и осмотрелась. Над лугом стелился густой туман, который еле-еле пробивало солнце, оставляя на нем четкие силуэты деревьев. Было холодно, но она почему-то не замерзла. И на траве роса, а платье было совсем сухим. Где все?

Сзади что-то звякнуло. Ирина обернулась и ойкнула. Прямо на нее смотрела грустными глазами самая обычная корова. Звенел большой медный колокольчик, висевший у нее на шее. Меланхолически поглядев на девушку, корова начала ощупывать травяную кочку.

— Пить хочешь?

Что-то слишком часто приходится оглядываться сегодня утром…

— Хочу.

— Держи.

Он отдал ей литровую банку, которую держал в руке. В банке было что-то белое.

— Молоко?

— Да.

— Это от нее, что-ли?

— От нее. Что такого? Она, видимо, от стада отбилась. Пастух проморгал. Ночью на свет костра вышла. А доить их каждый день нужно. Вот я две банки и надоил.

Молоко было странным на вкус. Ирина отпила пару глотков и вернула банку.

— Странный вкус.

— Еще бы не странный! В городе настоящего молока и не видели никогда.

Из машины вылез жевавший кусок черного хлеба водитель. Тоже сделал несколько глотков из банки, запивая молоком свой ломоть.

— Мне бы воды, — сказала Ирина. — Умыться, да и вообще себя в порядок привести.

— Сходи к роднику, — предложил Лесь. — Где дорога изгибается, видишь? Где трава повыше. Вот там он и есть. В машине есть канистра, заодно набери в нее.

Спустившись к повороту, Ирина действительно увидела в траве маленький ручеек, бравший начало от тоненькой струйки, текущей из под насыпи. Вода была ледяной, от нее ломило зубы. С полной канистрой она вернулась к машине.

— Напилась? Поехали. Нам еще Минск миновать надо.

— А корова? — спросила она.

Лесь посмотрел на нее и ей показалось, что взгляд был удивленным. Ответил:

— Сама дойдет до деревни по дороге. Здесь ни волков, ни медведей нет. Только лисы, да бобры еще.

…

Минск они обогнули с юга. Дважды их останавливали гаишники. “Нива” была с московскими номерами, видимо это их и привлекало. Первый раз просто проверили документы у водителя, а во второй молодой сержант начал намекать на штраф и на решение вопроса на месте. Лесю это быстро надоело. Ирина видела, как он со злым прищуром покосился на инспектора. Тот вдруг выпрямился, побледнел, сунул Ивану права и быстрым шагом пошел, а потом и побеждал к растущим вдоль обочины кустам.

— Не успеет, — прокомментировал Лесь.

Иван зафыркал, давясь сдавленным смехом и тронул машину.

— Что с ним? — спросила Ирина.

— Ничего особенного. Его вдруг по большому сходить потянуло. Не донесет, бедолага, расплещет!

Теперь водитель рассмеялся в голос.

— Вы его…

— Сам виноват. Иван, сверни здесь. Поговорить нужно с одним человеком.

Машина свернула с трассы в пыльный микрорайон и остановилась на обочине. Лесь вышел, хлопнул дверцей и ушел куда-то во дворы.

— Иван! — позвала Ирина.

Тот повернул голову.

— Лесь — он кто?

Тот вздохнул и ответил:

— Я и сам не знаю толком. Лесником работает в заказнике. У нас говорили, что ведьмак он.

— Колдун!?

— Ведьмак. Только ерунда это. Он никому никогда не вредил, только наказывал, если есть за что. Вот как того гайца, но и ему его жадность недорого обошлась. Не так давно был случай. У одного мужика в деревне брат вернулся с зоны. Больше некуда было, так он в деревню подался. Родной человек, не выгонишь. Ну и начал попивать водочку. Сначала понемногу, потом все больше. Хуже, что и брата спаивать начал. Жена того мужика к Лесю сбегала, пожаловалась. Не знаю уж, что там он сделал, но с тех пор брат этот магазина просто не видел.

— Как это?

— А вот так. С получки бежит он в магазин, а того нет на месте. Вот улица нужная, вот дома знакомые, а магазина на ней нет, как не было. Он все село обошел, пока его искал. Так и не нашел. Пришел домой к брату с деньгами. Говорит: “Сходи ты! У меня кукушка съехала”. Тот пошел в магазин и тоже вернулся. Сказал, что встретил на улице здоровенную собаку чуть ли не с себя ростом. Та на него зарычала и шла за ним, пока он обратно в калитку не юркнул. В дом зашел, а тут как раз часы бить начали. Кукушка из них выглянула, да и улыбнулась ему. И спряталась обратно. Так и пошло: или магазина на месте нет, или еще чего приключится с ними. В общем оба пить бросили.

— И много у вас таких?

— Сейчас мало, я так думаю. А раньше, до войны, Полесье глухоманью было. Бабка рассказывала, что тогда все деревенские к колдунам ходили, в каждой деревне своя ведьма была. К кому еще? Врачей не было. Да хороший, сильный колдун и не ждал, пока к нему придут. Сам являлся. Сейчас мы все, считай, городские. Никто уже в это не верит, хотя как знать? Вот Лесь тоже как городской выглядит, штаны американские носит. По нему и не скажешь. Как тот придурок-то побежал, который с палкой полосатой… Ха-ха! Бабка, помню, говорила, чтобы поменьше этим интересовался, а то ведьмак придет, да и заберет в ученики. Горы золотые посулит, родня тебя ему и отдаст. Потом пожалеют, да поздно будет. Вот потому я тебя и не спрашиваю, как ты к нему попала.

— Вот и не спрашивай. Целее будешь.

Лесь появился рядом с машиной неожиданно и услышал конец их разговора.

— Да я что? Я ничего… — Иван сразу стушевался. — Едем, что-ли?

— Едем.

Захлопнув за собой дверцу, Лесь сказал:

— Пойми, Иван, одно дело — учиться у деревенской знахарки. Ничего там сложного нет в травах и настоях, любой сможет, кроме разве что совсем дураков. Другое — у меня. Если не сможешь — сгоришь, а ты не сможешь. Тебя насквозь видно. Сам о смерти просить станешь, а она еще подумает, приходить ли.

— Дык я…

— Ты в Москву три дня назад на чем приехал?

— На “Запорожце”.

— А уехал на чем?

— На “Ниве”.

— Вот и радуйся жизни и тому, что ты мне ничего не должен.

— Да я ничего…

Они ехали еще часа два. Машина свернула с широкой трассы на узкую асфальтированную дорогу, потом пошла гравийка и наконец она остановилась прямо посреди леса. Лесь молча вышел, кивнул Ирине: “выходи”. Она тоже выбралась наружу. “Нива” фыркнула выхлопной трубой и уехала. Они остались одни.

Лесь долго стоял, глядя в лес и к чему-то прислушиваясь. Было тихо. Только птицы пели, да в траве стрекотали кузнечики. Наконец о сказал:

— Пойдем.

И первым пошел через дорогу. В траве обнаружилась узенькая тропка, на которую они и свернули. Тропа причудливыми зигзагами петляла между кустов и деревьев. В какой-то момент Лесь остановился и буркнул:

— Пошутить решил, что-ли? Ну я тогда тоже пошучу!

— Что? — переспросила Ирина.

— Ничего. Я не тебе. А ты сними платье, выверни его наизнанку, да надень снова.

— Зачем?

— Затем! — он покосился на нее через плечо. — Делай, что говорю!

Она поставила сумочку на землю, стянула платье через голову и сделала, как он сказал.

— Все.

— Хорошо. Пошли дальше.

Они двинулись по тропе дальше. Странно, но петлять она вроде бы стало меньше, спрямилась, да и кустов поубавилось. В кронах деревьев зашумел ветер. Лесь поднял голову и сказал:

— Что, не нравится? В следующий раз не будешь баловать.

— Я?

— Не ты. Леший местный. Скучно ему, а тут люди пришли. Меня он не мог не узнать, но решил поводить по лесу, покуражиться. Тропу заплел, следы спутал. Это же звериная тропка. Ее закружить проще простого.

— А платье зачем?

— Не любит он беспорядка — вот и сердится. Ему теперь не до шуток.

— Может быть, обратно его вывернуть?

— Не нужно. В следующий раз думать будет, прежде чем что-то сделать. Всерьез напакостить он нам не решится, да и ростом он не вышел, чтобы мне пакостить.

Ветер опять зашумел, раскачивая сосны. В лесу будто бы потемнело.

— Я думала, что лешие только в сказках бывают.

— Сказки люди придумывают. Берут то, что есть и сочиняют, чтобы пострашнее было. Потом сами же и боятся.

— Значит он на самом деле не страшный?

— Ты его и не увидишь. Чего же бояться? Ладно, переодень. Он все-таки не со зла, а от скуки. Тебя он теперь запомнит, вредить не будет.

Она снова на ходу вывернула платье. Прислушалась. Ветер все так же шумел в кронах. Успокоился он, или нет? А может быть, Лесь ее разыгрывает?

Тропинка вынырнула из леса на опушку и теперь шла вдоль неглубокого ручейка. Ей сразу захотелось пить. Да и время уже шло к полудню, а вместо завтрака у нее было всего несколько глотков парного молока. Что ей мешало попросить остановиться у магазина, когда были в городе? Эх, задним умом медведь умен…

— Скоро придем, немного осталось, — сказал Лесь через плечо. — Ты сними туфли, без них проще будет.

Без обуви идти действительно стало легче, да и тропка мало помалу превратилась в хорошо утоптанную тропу. Люди здесь явно ходили частенько. Большое поле за ручейком было распахано и там колосилась то-ли рожь, то-ли пшеница, а может быть и вообще овес. Ветер качал ее, по полю то и дело пробегали волны.

— Лесь?

Он повернул голову.

— На поле тоже кто-нибудь вроде лешего живет?

— Не на каждом. На этом трактор ходил. Кто там жить будет после бороны? А так — бывает.

— Как их зовут?

— Не надо их звать. А называют — кто как хочет. Полевиками, полуденницами иногда. На самом деле это просто мелкие, глупые бесы-анчутки. Им до людей обычно дела нет и как их называют — им без разницы.

— Везде кто-то есть, да?

— А ты как думала? Где люди — там такого меньше, но все равно есть. Они конечно человеку никакие не враги, иначе бы не жили рядом. Зря их так боятся.

— А черти?

— Что ты про них знаешь?

Голос Леся звучал весело. Ирина пожала плечами.

— Ну… Они с рогами. Черные. Мохнатые.

— Корова тоже с рогами, черная и мохнатая. Молоко утром вкусное было?

— Да. Тогда кто они?

— Вот придем — я тебе Библию дам. Садись и читай. Найдешь там что-то про чертей — скажешь мне.

— А как же Сатана?

— Что Сатана?

— Ну он тоже черт, или нет?

Лесь громко рассмеялся.

— Ты про искушение Иисуса хотя бы слышала? Про то, как он постился в пустыне, а в конце поста к нему Сатана явился и предлагал поклониться ему.

— Нет. То есть давно, не помню уже.

— Вот такие вы, городские, и есть. Ничего толком не знаете, но обо всем судите. Разве стал бы он с нечистью разговаривать? Нету никаких чертей. Ни черных, ни рогатых, ни лысых в крапинку. Забудь про них. Правду говорят: страх от невежества.

— А Сатана есть? Кто он тогда?

— Конечно есть. Куда же ему деться? Он царь над всеми сынами гордости, лжец и отец лжи. Этим все сказано.

— Не очень понятно.

— Конечно. Куда тебе понять?