Легенда о Вейм. Драконья душа

Илона Ивашкевич, 2011

Ни одно благое дело не остается без награды. Наградой для Вейм РедДреган за спасение Драконовых земель стала ссылка на Родину, где её не очень-то и ждут. К тому же команда, клявшаяся следовать в огонь и воду за своей королевой, исчезла, оставив Вейм самой выбираться из паутины интриг. Из-за злой шутки судьбы единственным помощником женщины становится ледяной дракон. Он как и Вейм, мечтает вернуть титул Правителя Озерного Края и ищет новое вместилище для своей души, ведя игру, в которой люди – лишь пешки на ледяной доске.

Глава 5. Игры Амура

Вейм снился Драгонхолл, его высокие шпили, серые камни, омытые изумрудными волнами студеного северного моря, низкие серые тучи, плывущие по осеннему серому небу. Во сне она видела себя на одном из больших валунов, торчащих из серого песка у самой кромки воды. Ей восемнадцать лет. Она только что вышла замуж и переехала в драконовы земли. Она сидит на камне, обхватив колени, и смеется. Ветер треплет каштановые волосы, и море солеными брызгами блестит на кожаных сапогах. Он сидит рядом и, хитро улыбаясь, что-то рассказывает. Его волосы давно поседели от возраста, но что значит возраст для дракона. Он выглядит как двадцатилетний юноша, только в уголках зеленых глаз притаились морщинки. Шум прибоя глушит голоса.

— Вставайте прекрасная леди, вставайте… Уж солнце пробудило лесные полянки и зайчиков, что скачут на лугу… — Пропел мужской голос. — И зайчиков…. и зайчиков… — подхватил еще один.

Вейм открыла глаза, сознание неохотно отпускало виденье, цепляясь за сон, который исчезал в реальности, как исчезает капля благородного вина в бокале бормотухи. Реальность же представляла собой комнату с большим окном, выходящим на улицу. На улице пьяница дурным голосом орал песню про зайчиков. Второй пьяный подыгрывал ему на лютне, подпевая припев.

— Макс… — Прошипела она. Замотавшись, плащ, женщина подползла к окну. — Твою же ж мать-королеву!

— О прекрасное создание, ты проснулось, — прокричал мужчина и помахал букетом увядших ландышей, который до этого держал под мышкой. Несмотря на короткий сон и обильные вечерние возлияния, Йохан и Максимилиан были словно лесные цветы на рассвете: свежи и прекрасны. Организмы профессиональных тусовщиков прекрасно справлялись с последствиями многодневного недосыпания, беготни за дамами, ежедневных попоек, и других развлечений.

— Максимилиан, не соизволите ли вы прекратить это безобразие, — улыбнулась она улыбкой питона, обнажая зубы.

— Я рад, что Вам понравилось, леди Вейм, — галантно поклонился Макс. При этом он умудрился макнуть букетик ядовитых цветов в пыль, из-за чего тот стал еще больше походить на веник.

— Я тоже рада, что Вы рады, но мне искренне жаль, что Вы тратите на меня свое время. Не соизволите ли Вы заняться своими делами?

— Да что Вы… Да что Вы. Для меня огромная радость находиться рядом с Вами и услаждать слух, своими скромными способностями в пении.

— Более чем скромными, — проворчала Вейм не переставая улыбаться.

— Я могу с удовольствием составить Вам компанию за завтраком. Ваши родственники уехали на королевскую охоту и, думаю, вам будет одиноко за утренней трапезой.

Видя, что ей не отвертеться от назойливого поклонника, Вейм кивнула в знак согласия и раздраженно хлопнула ставней, заканчивая разговор. Она быстро собралась и вышла из комнаты. В коридоре она наткнулась на Отти Оруженосца и братьев Марти и Матти. Примостившись на узкой лавочке, вынесенной под шумок из кухни, они резались кости. Чтобы кубики не стучали по деревянным доскам и ненароком не разбудили Вейм, они постелили меховой плащ, а чтобы они не скользили по кожаной поверхности, сбалансировали лавку, подложив под ножки разделочную доску. При появлении девушки они резво вскочили, отчего дощечка вылетела, и хлипкая лавочка с неприятным скрипом покосилась.

После нагоняя за игру в кости, Вейм выяснила, что Ойра еще до рассвета отправилась с остальными в город, оставив троицу в качестве охраны, и что ночью происшествий в доме не было. Вот в порту был переполох: кто-то под покровом темноты стащил тюки с рыбой с одного из кораблей, принадлежащих Альваро Рыбарю. Еще одним странным известием было то, что Макс и Йохан ночевали в доме. Эйтель даже выделила им отдельные комнаты и пригласила к завтраку. Тетушка явно благоволила королевскому родственнику.

— И туфли на размер меньше она тоже достала с тайным умыслом, — зло подумала Вейм, уплетая за завтраком булочку с беконом. Бурная деятельность тетушки начинала раздражать. Уж очень не хотелось становиться одной из ее пешек в сложной шахматной игре. То, что Хаген уже превратился в одну из фигур, Вейм не сомневалась. Даже из проигрыша Эйтель умела извлекать выгоду, и ситуацию с уплывшим из рук венком Королевы турнира Эйтель тоже обратит в свою пользу. — Мало мне было Маа с ее дворцовыми интригами, а тут еще Эйтель, — с тоской подумала Вейм, прикидывая как бы остаться в стороне интриг, не поссорится с тетушкой, при этом получить земли хотя бы на окраине отцовских владений, но не выходить при этом замуж и не попасть под чье-нибудь покровительство. Единственный выход, который виделся Вейм: переиграть игрока, превратив саму Эйтель Миртувильскую в шахматную фигуру.

Погруженная в свои мысли, Вейм ела молча, медленно пережевывая пищу и запивая горячим чаем. Сидящий же рядом Максимилиан не умолкал ни на минуту. Он увлеченно рассказывал анекдоты, временами скабрезные, пропуская мимо ушей желчные замечания. Несмотря на назойливость, Вейм позволила Максу сопровождать ее на прогулке по городу.

— Это замечательно, — с воодушевлением проговорил он, поглаживая руку Вейм, не сняв предварительно перчатку. — Мы обязательно зайдем на Храмовую площадь к Деве Воздуха и прогуляемся по Цветочной улице и посмотрим на Сад цветов, что держат послушники при храме Богини Врачевания.

Вейм перевела его слова Отти, на что Отти Оруженосец ехидно усмехнулся. Отти знал Вейм с тех самых пор, когда боги прибили разбитый бурей остов корабля к северным берегам Озерного края. Отцы Отти и Илириха РедДрегана дружили с детства, и, когда лорд Леон ВайтДреган пропал в морской экспедиции, Илирих взял опеку над его сыном. В отличие от отца, Отти не манили морские просторы, и карьера флотоводца ему была безразлична. Он вполне комфортно чувствовал себя на суше, в должности личного помощника Илириха Храброго. Когда Илирих отправился пировать с богами, его корона, имущество и верный оруженосец отошли к Вейм. Они как-то быстро притерлись друг к другу, изучили повадки и вкусы. Вот и сейчас, услышав, что его госпоже предстоит весь день нюхать цветочки, мужчина лишь криво усмехнулся.

В лавке торговца снадобьями было душно. Глаза резало от запаха цветов, трав, пряностей, порошков, едкого газа вырывавшегося из реторт и колбочек. Отти обмотал лицо плотным шарфом, и только после этого первым открыл дверь, ведущую в тесное маленькое помещение, и скрылся в клубах дымки. Марти и Матти предусмотрительно остались на улице, наученые горьким опытом ходьбы по магазинам с госпожой Вейм. Йохан просто не стал заходить, аргументируя тем «что-то предчувствие у меня не хорошее, да и не люблю я таки лавки, в них всякой богомерзкой дрянью торгуют». Макс же со щенячьей радостью вызвался сопровождать Вейм. Однако войдя магазин, мужчина позеленел, так как завтрак предательски подскочил к горлу, а перед глазами поплыли пестрые круги. Борясь с тошнотой, мужчина сжал зубы и замолчал. Однако, его все равно хватило ровно до того момента, пока Вейм не стала проверять жаб, плавающих в желтом растворе в больших пузатых банках расставленных в три ряда на полках над прилавком. Ловко выловив из любезно предоставленной торговцем банки желто-зеленую лягушку, она внимательно осмотрела ее, держа за оттопыренную лапку двумя пальцами. Затем женщина сняла пропитанную смолою непромокаемую перчатку, и провела указательным пальцем по бородавчатой спинке. На пальце осталась белесая слизь, похожая на сопли. Вейм принюхалась и облизнула палец.

Макс мгновенно сменил цвет лица с белого на пунцовый и стрелой вылетел из лавки. Сквозь мутное стекло витрины было видно как мужчина, склонившись над кадкой с бархатцами, выворачивал желудок.

— Молодежь, — прокомментировала Вейм, возвращая жабу в банку. В теплом воздухе лавки амфибия начала оживать, лапки ее стали смешно подергивались в воздухе. Попав в раствор, она снова замерла, превратившись в маленькую статуэтку.

— Да уж, — улыбнулся торговец, протягивая бумажную салфетку, и выразительно посмотрел на обнимающегося с кадкой Макса, рядом с которым, словно наседка, хлопотал Йохан. — Марганцева камня не возьмете?

— Возьму, — улыбнулась Вейм, вытирая тонкие пальцы. — А еще возьму: крови кроличьей, свечей семь штук восковых, мела кусочек, черных осьминогов, шкурок хамелеона толченых. И еще чешуи морского чуда.

— Есть все, кроме чешуи. Вы же понимаете: Озерный край уже не тот. Ни морских чудищ, ни русалок народ в здешних краях давно не видел. Разве что дальше, на севере… Но там народ уж больно суеверный: волшебную тварь на продажу бить не будет. Может крови девственниц?

— Нет, спасибо.

— Зря. У меня этого добра завались. Нынче бабье ушлое стало: кровушку так и несут каждое полнолуние, дескать, нечего добру преподать. Хоть бы постыдились! У меня покупателей столько нет на этот товар.

— И что Вы делаете с ней?

Продавец не стал отвечать на этот вопрос.

— Вы никак кого-то вызывать собрались? — Спросил он, заворачивая снадобья в серую бумагу.

— Нет, просто обновляю старые запасы. Вы же знаете: магические ингредиенты — вещь скоропортящаяся.

— С вас восемь серебряных.

— А за беспокойства? — Спросила Вейм, кладя на прилавок золотой.

— Не волнуйтесь, госпожа, с кем не бывает… — Он аккуратно отсчитал два серебряных. — Вы заходите еще: на следующей неделе у нас новый завоз. Вот только господина своего с собой не берите: он у Вас слабенький.

Вейм улыбнулась. Отто легко подхватил тяжелые свертки, и они покинули лавку. Оказавшись на свежем воздухе, мужчина, насмехаясь над Максом, рассказал близнецам о произошедшем в лавке.

— Он, как дурак, попася на этот фокус с пальцами. Даже полуграмотные дети из прибрежных районов не купятся на эту уловку! Зачерпнуть пальцем указательным, а облизнуть палец средний!

— Просто Макс не ожидал подвоха. Ему сразу стало плохо, как только он оказался в душной лавке. Не стоило мне так неудачно шутить. — Вейм посмотрела на Макса. Он сидел бледный, словно белёное полотно, прижимаясь лбом к жестяному обручу. Губы его тряслись, а по благородному лбу крупными каплями стекал пот. Рядом стоял Йохан, где-то раздобывший стакан с холодной водой.

— Макс, извини… — Вейм взяла стакан и, размешав порошок марганца и добавив несколько каплей имбирного масла, протянула Максу. Макс взял трясущимися руками и залпом выпил пойло. — Не стоило брать тебя в лавку.

— Лягушки, — прошептал он пересохшими губами.

— А… это сине-зеленые жабакусы. Прекрасный товар! Пять капель слизи на стакан молока и галлюцинации обеспечены.

Макса снова вырвало. Однако, ему несомненно стало легче.

— Ненавижу лягушек…

Вейм улыбнулась. Бледный и измученный Макс ей казался более человечным. Как только ему полегчало настолько, что он смог встать, Вейм потащила его в один из трактиров, что располагаются между центральной площадью и кварталом удовольствий. Сладкий чай с имбирем привел мужчину в чувство, но при удобном случае он все же отлучался в уборную. Пока Макс приводил в порядок желудок, встречаясь с завтраком и ужином, Вейм расспрашивала Йохана о Максе. Йохан же не замечая того стремительно пьянел с каждым глотком глинтвейна. Пьянея, он добрел, язык его развязывался, и он, словно на исповеди, рассказывал обо всех любовных похождениях Макса за последние годы. Из его рассказов Вейм вынесла то, что до встречи с ней Макс любил веселых блондинок с грудью, что не помещается в ладони. Почему Макс вдруг изменил своим вкусам, обратив свои взоры на худую, темную Вейм, Йохан даже не мог представить.

— Вернулся, красавчик, — улыбнулась Вейм, когда Макс в очередной раз возвратился после отлучки в уборную.

— Что это с ним? — Спросил Макс, кивком головы указывая на Йохана, храпящего на лавке.

— Слишком крепкий глинтвейн, — пожала плечами Вейм.

— Извини меня… за жабакусов… — Начала Вейм крутя в руках глиняную чашку с ароматным чаем.

Макс вымученно улыбнулся.

— А ведь знаешь, сейчас ты больше похож на человека, чем утром, когда приперся с букетом цветов. Как говорил один монах, физические страдания делают людей людьми, сдирая маски, обнажая истинное лицо. Не многие могут продолжать играть выбранную роль, когда им вспарывают кишки или отрубают пальцы.

— О чем ты? — Отхлебнул Макс чаю.

— Брось, Макс. Я же не твой типаж. Тебе привлекают во мне чисто меркантильные интересы. Так что давай выкладывай: кто и что посулил тебе, чтобы ты изображал пылкого влюбленного.

— Как ты могла подумать! — Попробовал было возмутиться Макс.

— Макс, не начинай.… Эти отношения мне не нужны. Тебе ж они, как ком в горле. Не зря же ты приперся с веником ядовитых цветов орать под мое окно. Я слышала, как ты вчера пел Илане, как смотрел в глаза Меаде. Вот тогда ты был искренен, но не сегодня утром. Извини, Макс, актер из тебя никудышный. Даже если Йохан не сдал бы тебя, я бы все равно бы догадалась, что отношения со мной тебе противны. Я могу даже сказать почему: ты не любишь претворяться и делать что-то по чужой указке. Ты и раньше был такой, не думаю, что за шесть лет что-то изменилось.

Макс молчал.

— Так кто же… Эйтель или Эрик?

— Эйтель, — опустил голову Макс. — Я на прошлой неделе проигрался в кости лорду Айверту Янсену.

— Это тот миловидный мужчина сорока лет, что сопровождал ее на турнире?

— Да. Мне нечем было платить. Эйтель сказала, что забудет долг, в обмен на небольшую услугу. Я должен буду встречаться с тобой. Только не говори ей, что я проговорился о нашем с ней договоре.

— И сколько это должно было бы продолжаться.

— Около месяца.

— То есть, месяц ты собирался портить мне жизнь…

— Ну не совсем…

— Я забираю свои извинения за шутку с лягушкой и предлагаю новый договор: ты месяц отыгрываешь пылкую любовь, я делаю вид, что без ума от тебя, а потом мы страшно ссоримся, скандалим и разбегаемся. Можно без ссор и скандалов просто разбежаться.

— А свадьба?

— Какая к лешему свадьба!?

— Ну, я думаю, что Эйтель не просто так это все затеяла, и все должно закончиться свадьбой.

— И не надейся, — фыркнула Вейм, снимая с правой руки перчатку. — Видишь эти два кольца? Одно кольцо подарил мне на помолвку муж, второе — память о сыне. На этой руке больше нет места для обручальных колец.

Макс ошалело смотрел на нее. Ему казало, что он понимал отдельные слова, фразы, но смысл сказанного не укладывался в его голове

— Так значит ты не хочешь замуж, семью…

— Нет, — пожала плечами Вейм. — Семья… дети… Боги решили, что я недостойна всего этого. У меня был шанс, но я его упустила. Теперь моя судьба выполнить земное предназначение, чтобы боги дали мне уйти из этого мира.

— И в чем же твое предназначение?

— Я не знаю… Никто не знает… Но ни детей, ни мужа у меня не будет. Так что, возвращаясь к нашему разговору: готов ли ты принять мое предложение?

— Мне нужно подумать.

— Ты ничего не теряешь: выполнишь уговор с Эйтель и свободен. Я тебя напрягать не буду: мне это не нужно. Ты только Эйтель не проговорись. О Йохане не беспокойся, скоро он прейдёт в себя и ничего не вспомнит. Мои спутники не понимают на экси. Через месяц ты волен идти на все четыре стороны.

— Хорошо, я согласен.

— Кстати, где ты достал это веник, с которым явился под мои окна?

— Купил у монашек, что торгуют цветами у городского кладбища. Увы было слишком рано, и лавки были закрыты, — добавил Макс оправдываясь.

— Мило. Можно еще несколько просьб?

— Конечно же, прекрасная леди.

Вейм поморщилась.

— Никаких серенад по утрам и оставь свои идиотские выраженьица для любовниц.

— Неужели тебе неприятно?

— Они слишком сладкие.… Я люблю, чтобы все было в меру.

— Суровая северная женщина.

— Да. Ты б чайку-то пил. Для твоего желудочка очень полезно. И не волнуйся, я никому ни расскажу о твоих трепетных отношениях с лягушками.

Не успела хозяйка принести чаю и свежих пирогов с капустой, как Йохан стал стремительно трезветь. Он искренне удивлялся своему состоянию, греша на хозяйку чайной, не заметив что прежде, чем отдать кружку миловидной услужнице, Отти вытащил из него мешочек со специями с маленьким гранатовым камушком как бы невзначай прилепившимся у основания. Камешек, называемый в народе «пьянь камнем», Отти вернул в оправу кольца, где он и находился до этого.

— Ну и чем мы займемся? — Спросил Макс, когда весь чай был выпит, пироги съедены, и за еду уплачено.

— Неужели у тебя нет дел в городе?

— Эм… мои дела уехали на охоту вместе с королем, — проговорил Макс тушуясь.

— А можно узнать имя этих дел?

— Думаю, не стоит, — Проговорил Макс. — Сегодня я полностью в твоем распоряжении.

— Ну тогда можно продолжить осмотр лавок в Переулке Травников.

— Мне кажется, это будет лишне.

— Значит ещё несколько кругов по городу, пока солнце не начало палить, и ты свободен.

— А вечером?

— А на вечер у меня планы. Извини, Макс, но по нашей легенде именно ты влюблен в меня.

— А ты?

— Ну, мое сердце растает где-то через недельку. Я же порядочная женщина и не могу сразу бросаться в омут страстей.

— То есть, я спокойно могу залечивать свои сердечные раны в обществе других дам?

— Да сколько угодно! Только старайся не увлекаться, ато твое поведение может показаться подозрительным.

–Да… дела… А ты, значит, собралась на свиданье с другим? Может, мы зря все это затеяли? Рассказали бы тетушке Эйтель, что у тебя по другому сердцу бьется…

— Не угадал, болезный. У меня дела иного свойства. Я заказала клинок, — не моргнув глазом соврала Вейм. — К вечеру должны сделать. Нужно будет подойти посмотреть, и, если понравится, забрать.

— Как это «если понравится»?

— Мастера в Мянтувиле превосходные, но вот сырье — никудышное: плохое железо, мягкое. Поэтому я договорилась, что возьму клинок, только если меня все устроит.

— А…

— Меня сопровождать не надо, — перебила его Вейм.

— Хм. Впервые вижу таких самостоятельных женщин.

— Увы, все приходится делать самой.

После чайной они пошли бродить по городу. Вейм рассказывала Отти и близнецам про Мянтувиль. Они дождались полуденного представления на городских часах. За ночь с площади убрали опилки, конский навоз и мусор, разобрали помосты и трибуны, одним словом привели ее в обычный вид. Затем они бросили медные монетки в колодец Святого Августа, чтобы боги даровали им удачу. Колодец был с секретом: монетки не долетали до его дна, оседая в спрятанном под водной гладью решете. Если же нужно было набрать воды, поворотный механизм убирал решето в нишу, пропуская ведро с водой. Монахи раз в день опустошали колодец, забирая монетки. В целом устройство работало так: Люди бросали монетку сквозь щель в тяжелой чугунной крышке колодце, монетка плюхалась в воду и попадала в решето. Если же жители окрестных домов приходили за водой, они поворачивали колесо, одновременно убирающее решето, отодвигающее крышку и поднимающее ведро с водой. У монахов же был ключ. Они вставляли его в едва различимую скважину в камнях у основания колодца и, крутя то же самое колесо, поднимали на поверхность решето полное мелочи.

Колодец и часы были самыми известными чудесами Мянтувиля. Однако Вейм больше всего нравилась Матушка Ветер, деревянная фигура женщины в позолоченных одеждах. При сильном ветре прикрепленные к спине большие, похожие на драконьи крылья приходили в движение, а сложенные на груди руки с длинными ногтями начинали хлопать в деревянные ладоши. Статую много лет назад нашли на развалинах за Мянтувилем, и ныне она украшала Храмовую площадь, при малейшем дуновении ветра собирая толпы зевак. Почему-то фигура напомнила Вейм Стальную Маа. Именно так должна была выглядеть свекровь, если бы боги позволили бы ей родиться драконом. Как и Вейм, Маа была пришлой, взятой в семью РедДреганов для обновления крови. Кто был родителями Маа, никто не знал. Маа никогда не рассказывала ни о своей семье, ни о своей жизни вне Драконовых земель.

Когда солнце стало нещадно припекать, а купцы закрыли свои лавочки на обед, они простились у дверей дома Эйтель. Родственники еще не вернулись с охоты, и слуги разбрелись по своим делам. Дом стоял пустой и заброшенный. Когда Максимилиан и Йохан скрылись за поворотом, они вышли из дома и направились в противоположную сторону. Сделав крюк, Вейм и ее спутники вышли через западные ворота, миновали ярмарку и рынок. Когда шпили Мянтувиля остались позади, они свернули с тракта. Была макушка лета, вовсю колосилась пшеница, обещая богатый урожай и сытую зиму. Миновав поля, они оказались на берегу. Заплатив ленивому перевозчику, отдыхавшему на пристани в тени разросшейся ивы. Перевозчик доставил вниз по течению, там, где синяя лента реки вихляла, уходя от старого русла. Там они простились с этим милым человеком, уговорившись, что он будет ждать их на этом месте, после полуночной службы. Пройдя еще немного, они оказались у одного из озер, изумрудами рассыпанных по старому руслу. На поросшем камышами, осокой и низким орешником берегу, в тени серебристой ивы они разбили костер. Пока мужчины готовили еду, Вейм нашла сухую песчаную полянку, у самой кромки воды.

Спутники ни о чем ее не спрашивали. Пока Вейм варила зелье, побрасывая в маленький медный котелок купленные ингредиенты и помешивая мутное зеленое варево осиновой веточкой, они еще раз сыграли в кости под неодобрительные взгляды Вейм, сварили уху, поспали. Запах зелья распугал комаров, и насекомые зло звенели в камышах, не решаясь подступиться к полянке. К вечеру зелье было готово. Вейм, наказав ждать, отправилась к облюбованной площадке. Там она, растерев мел в ступке, нарисовала гектограмму с плавными, чуть закругленными концами. По углам она расставила плашки с мутной болотной водой, в каждую плашку опустила зажженную свечу. Из болотных цветов сплела венок. В округе орали лягушки, а в заводях плескалась рыбка.

— Понеслась родимая, — подумала Вейм, садясь в центр гектограммы. Она хлебнула зелья из котелка и, сосредоточившись, вызвала в памяти образ Стилмата. Она в мелких подробностях вспоминала, как выглядит дракон, как он говорит, как двигается. Стилмат был рядом, Вейм чувствовала его присутствие, его недоумение, его любопытство.

— Стилмат, ответь мне, — внятно произнесла женщина. Пламя свечей задрожало и начало трещать. — Стилмат, водяной дракона, сын дракона и драконицы, потомок славного рода Великого Дракона, создателя всего сущего, явись мне.

Стилмат молчал, прячась в холодных глубинах озера. Вейм чувствовала его взгляд из толщи воды.

— Я Вейм, жена Илириха РедДрегана, потомка Онни Тихого, призываю тебя.

Вейм почувствовала, как от нее протянулась тонкая нить связывающая ее и Стилмата.

— Я Вейм РедДреган, правитель Драконовых земель, призывая тебя.

Он почувствовала, как дракон шевельнулся, как натянулась нить, как пошли круги по водной глади, но Стилмат все еще отказывался разговаривать или появляться.

— Именем Великого Дракона, я призываю тебя Стилмат. Подчинись мне.

Нить стала утолщаться. Женщина уже чувствовала биение огромного сердца, тяжелое дыхание. Вода в озере забурлила. Вейм глотнула остатки зелья.

— Я призываю тебя, Стилмат, — прошептала она, вставая на колени и поднимая руки в приветственном жесте.

Драконы не любят, когда им приказывают. Дракон дернулся, натягивая нить до предела, затем резко остановился.

— Ты не имеешь власти надо мной человек, ибо дни твои счетны… — Прошипела рептилия, перерезая зубами нить. Нить хлыстом ударила женщине в грудь, и на губах почувствовался солоноватый привкус крови.

Вейм очнулась у костра от запаха нашатыря.

— Ритуал окончился неудачно?

По голосу она узнала Отти. Перед глазами стояла темная пелена, глаза различали лишь яркое пятно костра и три тени.

— Стилмат отказался разговаривать. Черт вас, драконов разберет: то спасаете шкуру, то отказываетесь объяснять свои поступки.

— Может быть, нам просто нужна только шкура?

— Я подумаю над этим. Но Стилмат, тоже молодец: дождался, когда я сотку достаточно толстый «поводок», чтобы вытащить его на сушу и резко разорвал.

— Странно, — задумался Отти. — Стилмат всего лишь речной дракон. Такие твари не очень сильны, а наш еще и травмирован: у него не хватает двух плавательных отростков. Как он вообще решился разорвать «поводок»?

— Не знаю, Отти, но с магическими экспериментами на ближайшее время покончено.

Грудь в районе солнечного сплетения ныла. Вейм чувствовала под курткой набухающий синяк. Над рекой уже плыл колокольный звон мянтувильских храмов. Быстро собравшись, они вышли к переправе. Лодка паромщика, освещаемая фонариком, покачивалась у самого берега. За лишний золотой рыбак отвез их к пристани и путники медленно побрели через весь город. К дому Эйтель они добрались к полуночи. Леди Эйтель еще не спала. Растянувшись на устланной мягкими покрывалами кушетке, она вышивала, попивая красный чай. Авундий следил за фонариками, чей свет, падающий на пяльцы, привлекал ночных мотыльков. Остальные, утомленные охотой, уже давно видели сны.

— Ну, как дела? — Осведомилась Эйтель.

— Макс великолепен! — Устало отшутилась Вейм.

— Рада за тебя, — удивилась Эйтель, но уголки ее губ дернулись в легкой усмешке.

Вейм устало кивнула головой и побрела в свою комнату. Там она быстро разделась и, взгромоздив тяжелое тело на кровать, моментально провалилась тяжелые объятья сна.

Проснулась женщина от тихого скрипа входной двери. Она медленно потянулась к оружию. Кинжал всегда носился на правом предплечье: ночью — поверх нижней рубашки, днем — поверх верхней одежды. Нащупав пальцами кожаную оплетку рукояти, Вейм медленно приоткрыла глаза, не поднимая пушистых ресниц.

— Доброе утро Вейм, — Ойра тихо присела на краешек кровати и положила руки на колени.

Вейм поморщилась, разжала пальцы, и открыла глаза.

— Дракона вызывала? — Принюхалась Ойра.

Едкий запах варева пропитал даже нижнюю одежду, волосы и кожу. Вейм кивнула, натягивая одеяло.

— Стилмат так и не появился?

— Зачем спрашивать то, о чем уже знаешь? Отти наверное все уже рассказал.

— У меня плохие новости: мне так и не удалось определить яд. Увы, отравляющие зелья — не моя специальность, но у меня есть и хорошие новости.

— Почему-то у меня такое предчувствие, что меня они не обрадуют.

— Максимилиан ждет тебя во внутреннем дворике. Не успело солнце встать из-за горизонта, как он уже появился в этом доме.

Вейм чертыхнулась, вспоминая темных драконов и их приспешников.

— Почему тебе не нравится этот молодой человек? Он умен, остроумен и обходителен. По-моему он очень милый.

— Слишком милый… Лучше расскажи, как вчера Хаген съездил на королевскую охоту.

— Хаген был просто великолепен: забил для короля вепря, спас его сына от гадюки и получил пост главного сокольничего.

— Ай, маладца!

— По нему этого не скажешь, — вздохнула Ойра, складывая руки на колени. — Он в отчаянии: Брегис держит его на расстоянии. Он, кстати, тебе записочку передал.

Ойра достала из-за пазухи листочек плотной бежевой бумаги, перетянутый бечевкой. Концы бечевки были надежно припечатаны сургучной блямбой. Ойра положила бумагу на подушку и приняла прежнюю позу. Достав из-под теплого одеяла руку, Вейм взяла конверт, сломала печать и развернула листок.

«Нужна твоя помощь в деликатном деле. Погибаю.

Хаген БлюДреган.»

Хаген никогда не подписывался «БлюДреган». Обычно «Хаген» или «Хаген из Драгонхолла», но никогда Хаген БлюДреган. За такое в Драгонхолле ему бы оторвали голову, как присвоившему чужое имя. А здесь… здесь не Драгонхолл, и карьера стремительно шла вверх.

— Совсем страх потерял, — Вейм рывком села на кровать и начала одеваться.

— Что пишет?

— Что цитадель не сдается…

— Неужели так и пишет? — Удивилась Ойра.

— Ну ты же знаешь Хагена: он обычно краток. Но смысл его послания такой: «мои войска вымотаны, стрелы кончились, стенобитные орудия разбиты в щепу, таранные башни сломаны, а крепость как стояла, так и стоит».

Ойра улыбнулась.

— Хочешь рассказать ему, что в крепости есть ворота и окна?

— Нет, хочу сказать, что данная крепость пуста: симпатичные башенки, голубые окошечки, а внутри пустота.

— Завидуешь?

— Нет, Ойра. Просто смотрю на несколько шагов вперед. Сколько лет Брегис? Шестнадцать или восемнадцать. Не пройдет и пару лет, как ее выдадут замуж, но не за Хагена. Это будет политический брак, целью которого будет укрепления связей королевской семьи, улучшения их материального благосостояния и земель. А Хаген… Если не одумается, он будет до конца своих дней бросать украдкой пламенные взоры, опуская глаза при ее появлении; мучатся, тихо изводя себя; ревновать к многочисленным любовникам, не смея предложить близость; оберегать ее плохих людей и разговоров, защищая честь и репутацию. Может быть, он станет ее другом, но мужем… никогда.

— Ты, как обычно пессимистична, — укоризненно покачала головой Ойра.

— Это жизнь, Ойра. Он еще месяц промучается, а потом ты сама в тайне сваришь отворотное зелье и потихоньку вольешь в его кубок, смешав с вином, потому что ты сможешь больше видеть, как он мучается. Только оно не поможет, Ойра.

Вейм встала.

— Я не знаю, чем он так прогневал богов, что боги послали ему это чувство. Ибо такая любовь человеку дается один раз в жизни и не в радость, а наказание. Она опустошает сердце и душу, вытягивает жизненную силу, оставляет после себя лишь пустую оболочку — тело, лишенное желаний и чувств, — грустно добавила Вейм, натягивая сапоги.

— А я ему завидую. В его жизни появился смысл и надежда. Смысл… Смысл жить, находиться рядом с ней, знать что она рядом… И надежда.. Надежда, что когда-нибудь эта женщина станет его.

— Уж лучше жить без надежды, чем бесконечная погоня за радужными призраками.

— Ты просто разучилась надеяться и мечтать.

— Мечты бесплотны, Ойра. Их нет. Они плод наших фантазий. Я предпочитаю реальность, какой бы мерзкой она не была. Понимаешь, нужно жить здесь и сейчас. Будущего нет, мечты мертвы. Только настоящее реально. Только оно важно.

— А прошлого же тоже не существует, а Вейм. Значит оно тоже мертво. Значит, нет и не было твоего мирка, сына, мужа… Значит по твоей теории есть только ты, и такая как сейчас.

— Не трогай моего прошлого, Ойра. В отличие от часто меняющегося настоящего, прошлое является для меня единственным постоянным.

— Значит, ты всем рекомендуешь жить настоящим, радоваться текущему моменту, забыть про мечты, а сама прячешься в уютненьком прошлом.

— Ойра!

— Ойра, не мешай Вейм быть несчастной, иначе она помешает нам быть счастливыми, — в дверях появилась голова Ирсена, за которой последовал и весь остальной Ирсен.

— Ирсен, а вдруг я неодета? — Возмутилась Вейм.

–А что я тут не видел? Я не думаю, что у тебя что-то лишнее выросло, — отмахнулся Ирсен. — К тому же ты одета. Я думаю, что тебе стоит поторопиться: у Хагена всего час свободного времени.

— Чего? — Угрожающе произнесла Вейм, повышая голос. — Теперь помощник моего мужа любезно выкраивает один час из своего плотного рабочего графика, чтобы я помогла ему решить ЕГО личные проблемы.

— Все течет, все меняется, — пожал плечами Ирсен.

— Ойра, будь добра скажи Отти и близнецам, чтобы были готовы.

— Они уже позавтракали и ждут на улице, за воротами.

— А я?

— Позавтракаешь у Хагена.

— Спасибо родненький, — презрительно скривилась Вейм.

— Вейм, не паясничай.

— Не соизволит ли лорд Ирсен проводить меня к лорду Хагену БлюДрегану? — Сухо потребовала Вейм, пряча записку за пазуху.

— Вейм, ну какой из меня лорд?

— А какая разница: сейчас все лорды, как я посмотрю. Вот Хаген — лорд, почему же и тебе не побыть в благородной шкуре?

— Не цепляйся к формальностям. Ты же знаешь, что так лучше для дела. Пусть он побудет лордом. У него же мать благородных кровей, и воспитывался он в благородном семействе.

— Ирсен, титул — это не пустой звук. Это имя, репутация, история, обязательства.

— А ты чем именем вызвала Стилмата прошлой ночью, а? — Хитро прищурил глаз Ирсен.

— Откуда….

— Что неужели не приписала себе парочку титулов и званий?

— Отти и близнецы не могли слышать!

— Они и не слышали. Сказали только, что ты чем-то рассердила Стилмата. Причем так, что он хлестнул «поводком», что тебя отбросило метров на пять. Тебе повезло, что позади был густой рогоз, а не валежник или топь. Вот я и предположил, что ты могла сказать что-то, что ему не понравилось. Так как все произошло быстро, то ты успела только представиться. Ты же должна назвать себя в ритуале вызова?

Вейм натянуто улыбнулась.

— Я указал лишь те титулы, и регалии которыми обладаю. Титул Повелителя Драконовых земель у меня никто не отнимал.

— Только ты всегда забываешь прибавить к нему «бывший».

— Давайте закроем тему, — предложила Ойра. — Иначе вы сойдетесь в рукопашную. — А тебе, Вейм, нужно быть добрее к Хагену. Не ты ли говорила, что нам нужно держаться вместе, а теперь устраиваешь мелкие склоки. Будь мудрее, Вейм. Умей подчиняться и проигрывать с достоинством. И вообще, бери пример с леди Эйтель. Не давеча как вчера, твоя тетушка милостиво предложила Хагену свое покровительство и словно небесная птица распростерла над ним свои крылья.

— Чтобы потом сжать когти на его шее. Эйтель — не горлица, она по своей природе ближе к гарпиям.

— Не стоит считать людей глупее себя. Я прекрасно понимаю, что за все в этой жизни надо платить, и Эйтель рано или поздно выставит счет, но к этому времени у нас будет, чем отдать долги. Любое начинание требует стартового капитала. Деньги у нас есть, а Эйтель обеспечит связями. И поверь, я очень внимательно слежу за тем, что и как она делает.

Конец ознакомительного фрагмента.