Яд персидской сирени

Инна Бачинская, 2017

Мама Татки сбежала, когда девочке было пять лет, и ее отец решил вернуться к первой жене и старшей дочери Вере – должен же кто-то присматривать за маленьким ребенком! Отец баловал любимую младшую дочку, но жизнь ее сложилась несчастливо – семь лет Татка провела в психиатрической клинике после убийства своего бойфренда. Родителей уже не было в живых, и ей пришлось вернуться в дом Веры, которая с детства терпеть не могла сестру. Так совпало, что в это же время выписался из больницы Верин муж Павел, который потерял память в результате загадочного несчастного случая, и их с Таткой необъяснимо потянуло друг к другу…

Глава 5. Долги наши

…Они были молодожены и все время целовались. Этот мир был словно создан для них — такой же щедрый на ласку. Тим, Тимофей (в честь прадеда) услышал от знакомого о заброшенной деревне, смотался посмотреть, с ходу влюбился и снял дом. Снял — громко сказано. Хозяйка Люба сказала: «Да живите сколько хотите! Мы с Любкой тут рядом, в другой хате». Любка была не дочь хозяйки, как Тим было подумал, а корова, по странной прихоти носившая то же имя.

— Представляешь, — сказал Тим Нике, — одноименная корова!

Деревня называлась Ломенка. Ломенка под Детинцем. Это была не столько деревня, сколько пчелиное хозяйство в прошлом, кооператив. Хотя и деревня тоже. Здесь оставалось еще с десяток-другой ульев, но держали только для себя. И столько же обитаемых развалюх под соломенными крышами, судя по пышным красным мальвам и золотым шарам вдоль тына. И несколько заброшенных — лебеда в рост человека во дворах, тусклые оконца, похилившиеся тыны. Разор и запустение. Старики ушли, дети разбежались, а пчелы одичали.

В их хате был земляной пол. Ника сбросила сандалии и прошлепала босиком через сенцы.

— Чудо! Просто чудо! — Она повернула сияющее лицо к мужу. — Тим, как ты его отыскал? Какой ты молодец!

Они снова целовались. В доме было прохладно и пахло мокрым мелом — Люба побелила печь. Печь светилась в полумраке голубыми боками. На столе стоял глиняный жбан с ромашками. С потолочной балки свешивались пучки сухой травы. Ника потянула один — на голову сыпанула труха и запахло терпко. Ой!

— Я сниму! — Нестарая еще женщина стала на пороге — полная, с загорелым лицом, босая. — Надо свежих.

— Люба, это Ника! — представил Тим жену.

— Очень приятно. — Люба вытерла руку о передник, протянула. Рука была горячая, шершавая. — Ника… Вероника?

— Вероника.

— Красивое имя. Как травичка.

— Что? — не поняла Ника.

— Травичка есть такая, вероника, с синенькими цветочками. У нас тут хорошо, увидите. Под Детинцем речка, можно искупаться. Ягоды, шелковицы вон целое дерево, дикой малины и ежевики полно. И мне веселей.

— А что, тут совсем никого нет? Не живет никто? — спросила Ника.

— Есть, но уже мало осталось. А новые не приживаются. Тут один из ваших новых, городских, лет десять назад надумал курорт строить — воздух, говорит, у вас особенный, и вода, и родники, и луга… эти… альпийские! И мед чистый. Привез ученых, они всюду ходили, воду проверяли, колодцы мерили. А зимой, говорит, можно на лыжах. Начал подвесную дорогу строить, да не достроил, передумал. — Люба простодушно рассказывала и с любопытством рассматривала жильцов: голубые глаза сияли, лицо раскраснелось. — Жарко сегодня! Пойду. Если надо чего, я тут рядом, Тимофей Сергеич знают. В пивнице молоко утрешнее, пей, набирайся сил. — Она скользнула взглядом по Нике, напоминающей подростка. — А я завтра принесу парного. У моей Любки не молоко, а сахар. И ему полезно… — Она улыбнулась. — С огорода, не стесняйтесь, берите! Огурцы уродили, зелень, горох уже есть. Сегодня под вечер приедет Мишка, привезет хлеб, сахар, чай. Жить можно. Ну, отдыхайте, не буду мешать. — Она привычно заправила выбившиеся пряди под белый ситцевый платок и ступила за порог.

— Тим, а как она догадалась? — Ника круглыми глазами смотрела на мужа.

— О чем?

— Что я… Что мы ждем ребенка?

— Догадалась?

— Ну да, она сказала: и ему полезно, и так посмотрела!

Тим пожал плечами:

— Я думал, она про меня.

Ника фыркнула. Потом сказала:

— Хорошая тетка, добрая. И какая-то… — Она озадаченно замолчала. — Какая-то несовременная, что ли. Не представляю ее в городе. И… совсем простая.

— Все деревенские такие, — сказал Тим веско. — Ты просто не знаешь. Спокойная жизнь, отсутствие стрессов, домашние животные — не какие-нибудь сиамские злюки, а настоящие — коровы и собаки. В прошлый раз я тут видел козу с козлятами. Двое козлят. Увидели меня и как начали блеять, подбежали, ножки разъезжаются. И еда без химии.

— Как это на такой райский уголок да не нашлось хозяина?

— Был же, фуникулер начал строить, да передумал, — повторил Тим, пытаясь воспроизвести интонации Любы.

Ника рассмеялась.

— Она сказала, молоко в пивнице. Это где?

Они пошарили по кухонным полкам. Пусто. Потом Тим догадался: подпол! Вход оказался в сенцах. Тим потянул железное кольцо, снизу дохнуло сыростью. Он осторожно спустился по деревянным скрипучим ступеням, щелкнул зажигалкой. Крынка стояла на большой перевернутой бочке. Неверный свет обнаружил паутину по стенам, несколько разнокалиберных бочек, пыльные стеклянные банки с темным рассолом, пыльные пустые бутыли.

— Ну что там? — Ника свешивалась сверху.

— Ничего! Нашел молоко.

— А привидений нету?

— Не видно!