Когда закончится декабрь…

Ирина Мартова, 2022

Верите ли вы в чудо? Даже если не верите, жизнь все равно дает вам надежду на то, что чудо может произойти. Надо только правильно разгадать судьбоносные подсказки… Рыжеволосую библиотекаршу Глафиру всегда и во всем поддерживают ее мать и подруга детства, хозяйка салона красоты, Евгения. А еще они горят желанием устроить личную жизнь доброй и сердобольной девушки. Однажды Глафира знакомится с Павлом, известным журналистом, и его приемным сыном Матвеем, который принимает Глашу за свою мать. Девушка проникается симпатией к молодому человеку и его сынишке и мечтает о новой встрече. Она не знает, что отец Павла хранит страшную тайну, которая может перевернуть жизнь и ее, и Павла, и даже матери Глафиры…

Глава 3

Глафира Сергеевна Машкова в этом году отпраздновала свой тридцать пятый день рождения. В юбилейный день, проснувшись чуть свет, она озабоченно села в кровати, подложив подушку под спину, и задумалась.

«Тридцать пять! Катастрофа! Столько лет прожила, а ничего доброго не нажила. Не зря мама всегда говорит, что я — настоящая черепаха: медленно хожу, медленно думаю, медленно ем… — Глаша вздохнула. — Вот, наверное, и счастье мое черепашье такое же медлительное, не торопится. Где-то тянется, останавливается, зевает и отдыхает».

Глаша родилась в неполной семье. Ее мама, педагог по образованию, влюбилась на последнем курсе института в мужчину, поначалу даже не зная, кто он и чем занимается. Просто увидела в фойе театра красавца в форме военного летчика, который, по воле случая, оказался в соседнем кресле в седьмом ряду партера. Они разговорились в антракте, познакомились, посмеялись, а после спектакля он пошел ее провожать.

Сергей, военный летчик, служил в полку, базирующемся очень далеко от Москвы, и здесь оказался в командировке. Голову он девушке не кружил, ничего сверхъестественного не обещал, никаких сказок не рассказывал. Был честен, улыбчив и очень деликатен.

Вера Павловна, тогда просто Верочка, влюбившись без памяти, глаз не могла оторвать от летчика, а он, умудренный и возрастом, и должностью, поначалу лишь снисходительно глядел на забавную девчушку, которая звонко хохочет и интересно рассказывает.

Однако к концу двухнедельной командировки Сергей внезапно обнаружил, что это рыжеволосое чудо, которое смотрит на него с нескрываемой любовью, вдруг стало ему очень дорого. Открытие застигло его врасплох и не обрадовало. Он видел, что девушка очень молода, еще не закончила институт, живет в Москве и вряд ли захочет променять столичные блага на неудобства гарнизонной жизни.

До отъезда оставался всего один вечер. И этот вечер стал роковым… Невероятно, но именно в последний вечер, по статистике, принимаются окончательные решения, делаются поспешные выводы, заключаются финальные договоры.

Родители Верочки, жившие тогда в трехкомнатной квартире, где теперь обитали Глаша с мамой, уехали на юбилей к другу в тогдашний Ленинград, и их дочь, нисколько не раздумывая, пригласила Сергея в гости.

Слово за слово, они засиделись далеко за полночь. Ели, пили чай с тортом, танцевали под любимый «BeeGees», целовались, сначала робко, потом страстно… Верочка и сама не заметила, как они с Сергеем оказались в кровати. Опомнилась только, когда зазвонил будильник, поставленный ею на пять утра. В восемь на Курский вокзал прибывала бабушка, мамина мама. Родители, уезжая в другой город, строго-настрого наказали дочери встретить бабушку на вокзале.

Испуганно поглядев на спящего мужчину, Верочка схватилась за голову. Не то что она сожалела о случившемся, вовсе не это ее волновало. Пугало лишь то, что сегодня летчик должен отбыть в гарнизон, и она представить не могла, как теперь останется в огромном городе без него, без их каждодневных встреч, без его сияющих глаз и теплых рук.

Натянув одеяло до глаз, Верочка прислонилась к плечу мужчины и горько заплакала. Сергей, проснувшись, долго не мог понять, отчего так горько плачет девушка, а потом улыбнулся.

— Верочка, я тебя не бросаю. Не смей так думать. То, что произошло между нами, не интрижка, не однодневная связь. Ты мне очень дорога. Но, согласись, ты не можешь сейчас ехать со мной. А твоя учеба? А твои родители? Ты на пятом курсе, сейчас сентябрь. Осталось совсем ничего. Ты доучишься этот год, и мы поженимся. Слышишь?

— Слышу, — глотала слезы девушка, громко сморкаясь и вытирая слезы кулачком.

Сергей был старше Веры на десять лет. В тот год ему едва исполнилось тридцать два года. И хоть для мужчины, как говорят, внешность не главное, выглядел Сергей умопомрачительно. Высокий, широкоплечий, с темными, цвета кофе, волосами. Все в нем казалось достаточным: и глаза, темно-серые, опушенные густыми темными ресницами, и брови вразлет, и волевой подбородок.

Верочка все смотрела и смотрела на него, словно хотела запечатлеть этот образ навсегда в своем сердце.

Прощались они наспех. Он торопился в гостиницу, она на вокзал. Обнимая Сергея, Вера вдруг увидела за правым ухом странное родимое пятно. Оно в точности повторяло очертания молодого, только что народившегося месяца. Эдакий серп без молота.

— Что это? — Верочка тронула его пальцем.

— Родимое пятно. У нас в роду у всех кровных родственников по отцовской линии такое есть. Мама шутит, что мы все меченые. Но за ухом его никто почти и не видит. Только самые близкие знают.

Сергей уехал в свой гарнизон. Верочка поначалу места себе не находила, но потом чуть успокоилась, стала ему письма писать. Он не прятался, на письма отвечал, звал в гости. И она после зимней сессии отправилась к нему в часть.

Счастью ее не было предела. Жила она, правда, в гарнизонной гостинице, но Сергей каждую свободную минуту проводил с ней. И Вера, сгорая от любви, дарила ему всю себя, не думая о последствиях.

Правда, однажды, уже почти перед отъездом, ей пришлось выслушать отповедь пожилой горничной.

Глядя, как Вера нетерпеливо вертится у окна, ожидая Сергея, она желчно хмыкнула:

— Ох, и дуры бабы! Дуры натуральные!

— С чего это вы так сердитесь? — удивленно обернулась к ней Верочка.

— Да как же не сердиться? Как тебя родители-то к мужику взрослому отпустили? Где их голова-то была?

— А причем здесь мои родители? — раздраженно покраснела девушка.

— А притом, — яростно выдохнула горничная. — Знаешь, сколько я здесь видела девчонок приезжих с чемоданами? А какие они планы строили! А потом с этими же чемоданами уезжали отсюда восвояси. Все в слезах. Мужику что? Наиграется, натешится, и махнет ручкой на прощание. А вы, дурехи, верите.

Верочка, возмущенно сжала кулаки и даже ногой притопнула от досады.

— Во-первых, это не ваше дело, не лезьте в чужую жизнь. А во-вторых, вы не можете всего знать наперед. А Сергей не такой, он не бабник.

— Ну-ну… — пожилая женщина смерила ее сочувствующим взглядом и пошла, чуть ссутулившись, по коридору. В дверях вдруг остановилась и оглянулась. — Эх, милая… Мы все такие умные и смелые поначалу. А потом детей одни воспитываем.

Как в воду глядела…

Уезжая из гарнизона, Верочка прощалась с Сергеем до июня. А оказалось, навсегда.

Они договорились, что, после защиты диплома, он приедет, и они поженятся. А потом вместе вернутся в часть.

В начале февраля он прислал письмо, в котором ничего, кроме слов о любви, она не заметила. Сергей писал о погоде, о мощных снегопадах, об учениях, о полетах… Она, прижав письмо к груди, все повторяла и повторяла его заключительные строки: «Люблю. Люблю. Люблю… Скучаю. Обнимаю».

В конце февраля Верочка обнаружила, что беременна. Похолодев от ужаса, закрылась в своей комнате и долго сидела, глядя в одну точку. Надо было сказать маме, но сил и смелости не хватало. И тогда она решила сначала написать Сергею, и потом, увидев его реакцию, действовать дальше. Срочно сочинила длиннющее письмо, в котором красочно и подробно описывала свое состояние. Отправила и, сжавшись в комок от напряженного ожидания, стала дожидаться ответа.

Прошла неделя. Две. Три… Ответ не приходил.

Она написала еще одно письмо. Ответа не было. Послала телеграмму. Потом еще одну, срочную… Ничего.

Ужасно нервничая, Верочка заказала междугородние переговоры. Долго ждала соединения. Телефонистка без конца сообщала, что связи нет. Но Вера упорно ждала, не снимая вызова. Наконец, часов через пять уставший голос телефонистки сообщил ей, что вызываемый абонент на переговоры не явился.

Шел тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. Близились роковые девяностые. Еще продолжалась война в Афганистане. Но Верочке не было никакого дела до общенародной катастрофы. Ее личный мир обрушился на нее всей своей силой…

Когда она сообразила, что ответа не будет, уже заканчивался апрель.

— Что ж, поздравляю, — Врач развела руками. — Ты чего так трясешься? Муж-то есть?

— Нет. Сделайте аборт, — отчаянно зарыдала Вера.

Женщина сняла очки, потерла усталые глаза.

— Аборт, голубушка, делать поздно. О чем раньше думала? А теперь ни я, ни кто-то другой не возьмется. Мужа нет, это я поняла, а мать знает?

— Нет еще. Сделайте, прошу вас!

Врач молча смотрела на безутешную девушку, дала ей воды, дождалась, пока та успокоится.

— Ты вот что. Горячку не пори. Пойди домой, с матерью поговори, послушай, что она скажет. Не падай духом, привыкай к мысли, что ребенок твой теперь все равно родится. А вот какой ты будешь ему матерью, только от тебя зависит.

Вера обреченно вышла из кабинета. Как добралась домой — не помнила. Что говорила матери — не удержала в голове. Выбросила вон все слова и эмоции, прозвучавшие в тот ужасный вечер.

Знала, что ребенок будет, остальное не имело значения.

Самой трудной оказалась борьба с собой. Со своей памятью. С воспоминаниями.

Несмотря ни на что, она умирала от любви. Просто умирала. Таяла, словно старая бабушкина свеча. Оплавлялась, стекала теплым воском, оставляя на подсвечнике длинные застывшие слезы. Бесконечно рыдала, превращаясь в бесформенный ком растрепанных чувств, рассыпалась крошками пересушенной, уже никому не нужной, нежности, сматывалась в клубок черной тоски. Сто раз хотела утонуть в беспамятстве или отравиться бесконечными воспоминаниями.

Верочка так страдала без Сергея, что, заперевшись на ключ, сутками не включала свет и молча ненавидела всех сочувствующих ее горю.

Время шло. Постепенно она стала оживать, различать цвета, ощущать запахи и понимать, что и с такой болью можно как-то жить дальше. Жить во имя новой жизни.

Мама, войдя однажды в ее комнату, тихо прошла к окну, открыла форточку, включила свет, присела рядом и долго-долго молчала. Потом ласково погладила дочь, лежащую на кровати лицом к стене, и вздохнула.

— Верочка, все пойдет. Видно, и правда, время разбрасывать камни и время собирать, время любить и время забывать. Надо мудреть, взрослеть, прощать и прощаться. Всему, доченька, в этой жизни свое время. Сейчас время твоего ребенка, и ради него надо беречь себя. Поднимайся, умывайся и живи легко и радостно. Потому что только у счастливой матери может быть счастливый ребенок.

И началась новая жизнь. Нелегкая. Тернистая. Несладкая жизнь одинокой девушки с ребенком, потому что рождение ребенка без отца обществом тогда порицалось и осуждалось. Вера Павловна прошла через все унижения с достоинством, жила с гордо поднятой головой. Закончила институт, работала, растила дочь и оставила далеко-далеко в прошлом все свои переживания.

Да и что толку переживать? Судьба ведь сама ставит точки и запятые в книге нашей жизни, сама решает, по какой дороге нам идти. Судьба мудрее нас, и противиться ей нет никакого смысла.