Странные женщины

Ирина Мартова, 2021

Мария, привлекательная молодая женщина, преподает в университете и очень любит свою работу. Романтичная по натуре, она часто влюбляется и быстро разочаровывается в избранниках. И не замечает, что в нее давно и безнадежно влюблен Михаил, которого она считает лучшим другом. Однажды Михаил случайно находит странную фотографию. На ней изображена малышка Мария с чужой женщиной. Кто эта женщина? Почему фото спрятали в старой книге? Что за адрес на обороте снимка? А вдруг это настоящая мать, а Марию воспитывали приемные родители? Мария полна решимости найти незнакомку с фото. Михаил и верная подруга Александра обещают помочь и намечают план действий…

Глава 6

Михаил появился на пороге ее квартиры часа через полтора.

— Ты чего сияешь, как медный пятак? Клад нашел? — недовольно буркнула Маруся.

— А может, — хитро прищурился Мишка, — это я тебя так рад видеть…

— Тоже мне, нашел радость, — отмахнулась Маруся. — Давай, проходи. Чего хочешь? Чаю или кофе?

— Эх, Машка, Машка, — Михаил прошел за ней в комнату, — ничего-то ты не понимаешь в жизни!

— Да ты что? — она хмыкнула. — И в чем же ее прелесть?

— Во всем, — Мишка широко раскинул руки. — В этой дурацкой погоде, в моей работе, в тебе…

— Вот-вот, во мне особенно. Что-то никому, кроме тебя, я не кажусь носителем счастья и радости. Это ты, по старой дружбе, мне просто льстишь.

— Да чего льстить-то? — Михаил пожал плечами. — Когда ты глупости делаешь, я тебе так и говорю, что ты дура дурой, а когда совершаешь нечто прекрасное, — до небес превозношу.

— Ты часом не выпил? — зыркнула на него Маруся. — Что-то тебя на философские размышления потянуло…

— Вот я и говорю, не ты умеешь радоваться жизни. Просто радоваться. — Мишка обиженно махнул рукой. — Давай чаю что ли…

Они прошли на кухню, включили чайник.

— Боже, — спохватилась Маруся, — ты совсем голову мне задурил своими выдумками. Где фотография-то? Или забыл, зачем приехал?

— А просто так к тебе уже и приехать нельзя? — усмехнулся Михаил.

Маруся легонько шлепнула его по затылку.

— Можно, конечно! Не прибедняйся, ты ж мой самый любимый друг и товарищ! Самый надежный и верный!

— То-то же, — довольный Михаил ласково глянул на нее. — Почаще это говори, может, до тебя дойдет смысл слов.

— Хватит, болтун, — рассмеялась Маруся. — Неси фотку быстро.

— Вот, смотри, — Михаил подал ей старую, пожелтевшую от времени фотографию.

— Где ты ее откопал? Это же я здесь…

На выцветшем от времени снимке молодая женщина держала на руках младенца.

— Ты? — Мишка недоверчиво нахмурился. — Как определила? Мне кажется, это только что родившийся малыш. Они все, на мой взгляд, одинаковые…

— Нет, нет, это точно я! У меня есть почти такая же карточка. Сейчас покажу.

Она достала с полки большой старый альбом с фотографиями. Такие альбомы лежали в шкафах почти всех семей Советского Союза: объемные, с бархатными или кожаными обложками, с прорезанными для карточек листами, переложенные тончайшей папиросной бумагой…

Маруся лихорадочно листала альбом, возбужденно что-то бормотала, подбирала выпадающие снимки. Мишка, позабыв обо всем на свете, смотрел на нее и чувствовал, как от любви к этой сумасбродной, вечно занятой торопыге плавится в груди его неуемное сердце. Как от нежности к ней, такой близкой и далекой, такой нежной и строптивой, стучит и стучит в висках…

— Эй, Мишка, ты что, спишь?

— Нет, конечно.

— А чего уставился в одну точку? Или мечтаешь о чем-то? Ты не слышишь, что я тебе тут рассказываю?

— Да слышу я все, — отгрызнулся он. — Нашла что искала?

— Ну, вот же!

Она подошла к нему так близко, что Мишка уловил аромат ее волос, и еле сдержался, чтобы не обнять девушку…

— Показывай, — пересилил он себя.

— Вот же, смотри, — Маруся сунула ему под нос старую фотографию.

Мишка присмотрелся. Да, точно. Абсолютно такая же картинка: женщина держит на руках того же самого младенца.

— Да ведь это то же самое, — удивленно произнес он.

— Нет, — Маруся схватилась за голову. — В том-то и дело. Такая да не такая! Присмотрись. На моей фотографии меня держит на руках мама, а на той, что ты принес, — чужая женщина, совершенно мне не знакомая. Понимаешь?

— Машка, ты только не злись. Но я что-то не соображу, чего ты взбеленилась? Чего волнуешься? Ну, сфотографировалась твоя мама с тобой на руках. Потом передала тебя кому-то еще, и та дама тоже сделала такое же фото. Логично?

Маруся, отмахнувшись, взяла в руки принесенный Михаилом снимок и все смотрела и смотрела на него, внимательно и сосредоточенно, словно пыталась найти ответ на только ей понятный вопрос. Потом перевернула фото и, приглядевшись, побледнела.

— Вот… Мишка, — прошептала она и ткнула пальцем на обратную сторону фотографии. — Ты только посмотри!

— Ну, что еще? Я ж тебе по телефону уже сказал — там надпись странная!

— Но ты же не прочитал. А я прочла! Наклонись, читай.

Михаил приблизился, прищурился, добросовестно пытаясь прочитать чьи-то каракули.

— Ну? Ты видел это? — Маруся судорожно схватила его за руку.

Мишка сделал умное лицо, помолчал и вкрадчиво произнес, стараясь ее не обидеть:

— А что особенного я должен увидеть? Ну, написал кто-то на обратной стороне какой-то адрес… Я правильно понял? Это адрес?

— Ты дурак что ли? — Маруся расстроенно обернулась к нему. — Или издеваешься?

— Ты зачем шарады загадываешь? — Михаил и сам занервничал. — Можешь просто, без обмороков и закатывания глаз, объяснить, что такого страшного или ужасного в этих двух фото? Что ты мне все тычешь их в лицо? Язык у тебя для чего? Говори по-человечески!

Маруся, вздохнув, взяла в руки оба снимка и положила их на стол.

— Хорошо. Объясняю спокойно. Смотри. Здесь и здесь я на руках у разных женщин. На этом снимке — моя мама, на втором — не знаю кто. А теперь это посмотри, — она перевернула снимки обратной стороной. — Вот. Надписи читай. На первом снимке, где я с мамой, написано: «Маруся. Пятый день». Видишь? Маминой рукой написано. А на втором, где я с чужой женщиной, написано: «Мария. Четыре дня от рождения». Это чужой почерк. И дальше адрес. Ведь это адрес чей-то? «Улица Комсомольская, дом семнадцать, квартира восемь». И дальше, после адреса, вот, читай: «Всегда жду». И самое важное, эта чужая женщина лежит в кровати. Ты видишь? Лежит! И держит меня на руках!

— Да… Тайна, покрытая мраком, — Михаил почесал затылок.

— Вот и я о том же, — Маруся задумчиво поглядела на него. — Как такое может быть? Получается, в четыре дня от роду я фотографируюсь с одной женщиной, которая при этом лежит в халате на кровати, а в пять дней — с другой? Ну, это еще, наверное, можно как-то объяснить. Но почему она лежит? И потом… Ведь в четыре дня от роду я должна быть еще в роддоме с мамой? И вот еще вопрос: что это за адрес? И почему она написала: «всегда жду»? Кого ждет? Меня? Маму? Или кого-то еще?

— Ой, Машка, ты меня совсем запутала, — Михаил потряс головой и рухнул в кресло. — Давай начнем сначала…

— Давай, — она взяла стул и села напротив. — Начинай.

— Значит так… Во-первых, непонятно, что это за женщина. Откуда она? Почему лежит? Почему написала адрес? Во-вторых, кто спрятал эту карточку в конверт и положил в книгу Драйзера, которую уже лет двадцать никто в руки не брал? В-третьих, кому адресована последняя строчка «всегда жду»? Все?

— И в-четвертых, кто сделал эти одинаковые фотографии? — грустно усмехнулась Мария. — И для чего?

— Ну, все, — Михаил развел руками. — Это готовый детектив. И что ты собираешься делать?

— Думаю, у меня нет выбора.

— То есть? — напрягся Михаил.

— Буду искать эту женщину. Я должна во всем разобраться. Что-то тут не то. Понимаешь, мама с бабушкой так неожиданно погибли, что я ничего не успела у них спросить. Молодая была, глупая, ни о чем не думала, занималась тем, чем хотела. Теперь вот повзрослела, а спросить не у кого. И ведь, как оказалось, я ничего не знаю. Ни про отца, ни про его родственников. Мама, кстати, никогда о нем не рассказывала. Никогда! Будто и не было его в нашей жизни. Но ведь он был… — Маруся грустно улыбнулась. — Только помню, лет в десять я спросила, почему у меня нет папы. Мама покраснела, растерялась, а бабушка ее опередила… Сказала, погиб он. Конструктором был. На испытаниях каких-то машин погиб. Вот и все.

Михаил, ощутив ее переживания, подошел к Марусе, обнял за плечи и заглянув в огромные голубые глаза.

— Знаешь, Машка, что я думаю… А может, и не надо ничего узнавать? Не нужно никого искать. Кто знает, во что это выльется. Если мама тебе ничего не рассказывала, значит, не стоит ворошить былое. Прошлое, Машка, не всегда бывает радостным и светлым. Может, имеет смысл убрать фото в конверт, спрятать в книгу да и забыть? Ты сто раз отмерь, прежде чем отрезать. Наши предки так говорили, а они уж точно были не дураки!

Маруся прошла по комнате, остановилась у окна и, глядя туда, за стекло, попыталась осмыслить события дня.

— Нет, Мишка, что-то мне подсказывает, я уже не смогу отпустить эту историю. Буду постоянно накручивать себя. Не дадут эти фото мне спокойно жить, ты же знаешь мой дурацкий характер.

— Дурацкий — точно подмечено. А если серьезно, — он вздохнул, — то как решишь, так и будет. Хочешь искать — будем искать. Ты же помнишь, я всегда рядом.

— Мишка, как же я рада, что ты у меня есть! Ты настоящий друг! Спасибо тебе.

Они еще долго сидели. Разговаривали, смеялись, пили чай. Потом прощались, опять болтали у лифта, забыв о времени.

Ночь плыла над огромным городом. Накрыла необъятным темным покрывалом дома, площади, переулки. Раскинула свои сети, убаюкала, укачала. Спела детям колыбельную, взрослым подарила объятия и признания. Утонула в тишине, притихла в покое и молчании.

И только проворный месяц все метался и шнырял между тучами, заглядывал в окна, подмигивал звездам и подгонял рассвет. Уж он-то, бродяга, точно знал, что день умирает, чтобы воскреснуть снова. И что никогда нельзя терять надежду, ведь только она помогает спасти веру и сохранить мечту.