Небо на двоих

Ирина Мельникова, 2010

Жизнь редактора глянцевого журнала Ольги Богдановой рухнула – любимый муж Юра бросил ее ради смазливой секретарши! Она уже подумывала наложить на себя руки, когда подруга Любава уговорила Олю уехать в горы и там, в медвежьем углу, забыть о прошлом и найти силы жить дальше. Так Ольга попала в совсем другой мир – завораживающей красоты и настоящих мужчин. Владелец турбазы Вадим был с ней холодно-язвителен, но Оля и не планировала заводить новый роман. А вскоре она узнала: ее обвиняют… в убийстве мужа! Надо срочно вернуться домой и разобраться, что там произошло, но как это сделать без денег и документов – все пропало во время горного обвала!..

Глава 8

Я стояла на привокзальной площади и размышляла, в какую сторону податься. Атаку местных таксистов, обещавших доставить до границы за пару тысяч рублей, я отбила достойно. После встречи с милым шулером, пришлось держаться настороже. Таксисты, разумеется, врали. Очевидно, где-то поблизости пряталась автобусная остановка, с которой можно уехать за копейки. Хватит с меня бесполезных трат!

Яркое солнце заливало площадь. Я надела темные очки, но мир вокруг не стал хуже. Вовсю зеленели деревья, распустили свои веера пальмы, на клумбах перед зданием вокзала цвели анютины глазки. Я прошлась глазами по автомобилям, заполнившим привокзальную площадь, по пестрым вывескам магазинчиков и остановила взгляд на уличном кафе под навесом, потому что заметила возле него крепкого милиционера славянской наружности. И, недолго думая, направилась к нему.

— Простите, — сказала я, мило улыбаясь. — Вы не подскажете, как мне добраться до границы с Абхазией?

— До границы? — удивился милиционер и оглядел меня с головы до ног. — А что, в Адлере не хочешь отдохнуть?

— Нет, мне в Абхазию нужно. Там подруга ждет с маленьким ребенком. Не смогла встретить! — с радостным видом соврала я.

— Понятно, — улыбнулся милиционер. — Тут за углом остановка. Садись на любую маршрутку, что идет до Казачьего рынка. А там рукой подать!

— Так близко? — поразилась я.

— Остановка близко, а до Казачки — с полчаса, если в пробку не попадете, — расплылся в очередной улыбке милиционер. — Жаль, не в Адлере остановилась. Могли бы хорошо провести время! — И откозырял. — Счастливого пути!

— Спасибо!

Я завернула за угол и, пропустив три или четыре переполненные маршрутки, с грехом пополам втиснулась в ту, где единственное свободное место находилось в самом конце, на боковом сиденье. Я чуть не упала на колени толстому дядьке, с распаренным, как в сауне, лицом, втиснулась в узкую щель между ним и задней дверцей, подтянула сумку…

Боже, что такое маршрутка в жару, я тоже прочно забыла. Духота стояла неимоверная. Не спасали даже открытые окна. Я ловила воздух открытым ртом и явно смахивала на дауна, но это меня меньше всего волновало. Сумка — на коленях, саквояж на сумке — за этой пирамидой я не видела, куда меня везли, и лишь пыталась убрать ноги подальше под сиденье. И все же то и дело выходившие из маршрутки пассажиры сумели их оттоптать.

Наконец в машине никого не осталось. Только я устроилась поудобнее, как водитель повернул голову и спросил:

— Назад, что ли, едешь?

— Так это Казачий рынок? — обрадовалась я.

— Казачий, Казачий, — отозвался водитель. — Выходи уже, а?

— А как до границы добраться?

— Выйдешь и топай прямо-прямо. Там все к границе идут, увидишь.

— Пешком? — поразилась я.

— На трамвае! — рявкнул водитель. — У меня график, понимаешь, а она: граница-маница… Мимо не пройдешь, женщина! Слушай, выходи, а.

Я выбралась из маршрутки, как бабочка из кокона. Мокрая от пота, в измятой одежде. И некоторое время приходила в себя, расправляя крылья, которые, само собой, затекли в духоте и в тесноте.

Поток людей, миновав широкие ворота, тек мимо торговых рядов, заваленных фруктами, овощами, зеленью… На открытом воздухе было не менее жарко и душно, чем в маршрутке, но здесь хоть никто не грозился отдавить ноги. В воздухе витали терпкие и пряные запахи. На стоянке такси несколько жгучих брюнетов, устроившись в тени забора, резались в нарды.

Я повесила меньшую сумку на плечо, пристроила саквояж поверх большой и отправилась вслед за людским потоком…

Чувствовала я себя не совсем уютно. Возможно, из-за денег, приличной-таки суммы, свалившейся мне, как снег на голову. Только сейчас я подумала, что на границе наверняка досмотрят багаж. А вдруг чертов красавчик Саша Карась под давлением улик во всем признался, и меня теперь ищут с собаками по всему Черноморскому побережью? И арестуют при проверке документов как пособницу жулика?

Воображение разыгралось не на шутку. Меня даже потряхивало от нехороших предчувствий. Но я продолжала упорно двигаться в сторону Абхазии. Да вот, такова моя натура — действовать супротив логики.

Путь оказался долгим и утомительным, вероятно, из-за того жара, который обрушился на мои плечи и голову. Пришлось остановиться в торговых рядах и купить панамку. А еще бутылку ледяной воды, которую я вылила на затылок, чтобы остудить почти растаявшие мозги.

Я тащилась, как сонная муха, по расплавленному асфальту в узком коридоре, почти туннеле, отделенная от всего мира высоким сплошным забором. Задыхалась от пекла и захлебывалась от пота, который ручьями сбегал по лицу, затем тех по животу, ногам и заканчивал свой путь в кроссовках, где уже скопились два озера — Эльтон и Баскунчак.

К тому же я сильно проголодалась, хотя в жару обычно ем редко и мало. К счастью, на пути попалось кафе. Чистенькое, с кондиционером. Я заказала окрошку, хачапури и сок. И съела почти все с таким аппетитом, который не замечала за собой с того момента, как потеряла Юру. Потеряла? Я хмыкнула. Впервые с момента его ухода к Лизонке я ничего не почувствовала: ни горя, ни отчаяния. Возможно, я просто устала? Но я пила сок, смотрела в окно и думала о чем угодно, но только не о бывшем муже. Голод ушел и унес с собой часть беспокойства по поводу непредвиденного богатства. Хотя все относительно в нашем мире. Кто-то, может статься, и сошел бы с ума от радости, а для меня эти деньги — всего лишь источник раздражения и тревоги.

Сквозь пропускной пункт на границе я прошла быстро и без эксцессов. На таможне тоже все оказалось проще, чем я ожидала. Мои вещи пропустили через «телевизор». Контролер, пожилая женщина с серым от усталости лицом, равнодушно смотрела на экран, я же уставилась в бетон под ногами, чтобы таможенники по взгляду не определили, что я встревожена. Но мой багаж благополучно миновал зону контроля, и я подхватила его с ленты транспортера.

Камень свалился с души, и даже жара, казалось, немного спала. Ловко лавируя между тачек, которые, миновав спецконтроль, лениво ползли в гору, я вышла на мост через бурную, стремительную реку. «Псоу» сообщали синие буквы на белой табличке.

Впереди виднелся звездно-полосатый флаг. В отличие от стяга США полоски на нем были бело-зелеными, а звезды — красными. А чуть ниже флага висела длинная растяжка со словами: «Бзиала уаабеит!» и «Добро пожаловать!». Я с облегчением перевела дух. Неужто мои мытарства позади?

Надежды мои оправдались. На абхазской стороне границы в мой паспорт взглянули чисто для проформы. И слава богу! Моя сумка благополучно проехала с моста мимо старушек, торговавших петрушкой и чурчхелой, мимо группки молодых людей, дружно куривших «Winston», мимо двух пожилых армянок, оживленно оравших друг на друга. Я подумала, что они ругались, но ошиблась: женщины в конце концов расцеловались и побрели в разные стороны.

Тут же ко мне подлетел горбоносый горец с пластиковой бутылкой и стаканом в руках.

— Вино купи, а? — с ходу предложил он. — Хорошее вино, «Изабелла»! Водку не добавлял, сахар не мешал. Пробуй, а? — и плеснул в стакан вино густого гранатового цвета. — Бесплатно пробуй, я тебя прошу!

— Спасибо, не нужно. — Я ускорила шаг.

— Ежевичное вино, вишневое, коньяк… — бросился навстречу второй продавец, по виду абсолютный близнец первого.

— Нет, нет! Не пью вино! И коньяк не пью!

Я почти бежала, стараясь быстрее миновать опасное место, где толпились торговцы вином и сувенирами, направляясь к стоянке машин на приграничной площади. Правда, издали обилие легковых, автобусов и маршруток больше смахивало на кучу-малу, чем на стоянку. Сумка подпрыгивала на выбоинах асфальта, заваливалась на сторону, но я прибавила шаг. Вокруг сновали люди. Они толкались, кричали, смеялись, окликали друг друга, обменивались дружескими поцелуями.

Протискиваясь сквозь толпу, я пыталась отыскать автобус или маршрутку, которые шли бы в Члоу, или какое-то подобие расписания. Не нашла ни того, ни другого и спросила у пожилой женщины, где посадка на Члоу. Но она посмотрела на меня, как на дурочку, только пальцем у виска не покрутила. Тогда я обратилась к водителю одной из маршруток, на лобовом стекле которой значилось «Пицунда». Но он уставился на меня с таким видом, что я невольно поднесла руку к голове: уж не выросли ли там рога, коровьи или козьи, и не превратились ли мои уши в ослиные?

— Кто тебе сказал, что мой машина едет в Члоу, а? — спросил водитель. — Туда теперь только вертолет ходит. А у меня, видишь, написано «Пицунда».

— Вертолет? — Ноги у меня подкосились, и я схватилась за раскаленный от жары поручень «Газели». — Позавчера меня должны были встречать на машине…

— Позавчера? — хмыкнул водитель. — А вчера ночью буря была, мост речка снесла!

— И что мне теперь делать? — Я в растерянности оглянулась. — Назад возвращаться?

— А зачем тебе в Члоу? — удивился водитель. — Моря нет, шакалы воют. Оставайся здесь, в Гантиади. Граница — рядом. Море — рядом. Я — рядом. Дом хороший, вина много, чачи. Сестра мамалыгу сварит, сыр поджарит. Стол накроем, гуляй — не хочу!

— Спасибо, но мне в Члоу надо, — вежливо сказала я.

И, бросив последний взгляд на скопление машин и людей, вздохнула: «Знать, не судьба тебе, Оля, провести отпуск в Абхазии!»

Солнце зависло над кронами кипарисов и тополей. Стало прохладнее, но тащиться обратно совсем не хотелось. Я устала, снова проголодалась, но делать нечего — надо было возвращаться. Мне хотелось заплакать от голода, от бессилия, от собственной непроходимой тупости. Но кому нужны мои слезы? Устроить представление на потеху людям, которым есть куда и к кому ехать? Я же чувствовала себя безродной дворняжкой на обочине дороги. Случись что, никто куска не бросит…

Я плелась к границе и предавалась печальным размышлениям, отчего жалела себя все больше и больше.

— Куда прешь? Глаза разуй! — Родной московский говор мгновенно привел меня в чувство. Оказывается, я чуть не налетела на двух велосипедистов, вернее, на их дорогущие велосипеды. Сами же велосипедисты снимали рюкзаки, притороченные на крыше старенькой «Нивы».

— Простите, — отпрянула я в сторону.

Саквояж свалился в пыль. Я кое-как его отряхнула и вновь приспособила поверх сумки. И тут обнаружила, что потеряла колесико. Я потянула сумку за ручку, она безобразно завалилась, снова сбросив с себя саквояж. Хлюпая носом, я присела на корточки, и стала разглядывать дно сумки. Надо же, все одно к одному! Сглазили меня, что ли?

— Что случилось? Помочь?

Сверху вниз на меня смотрел высокий седоусый и седовласый мужчина с большим носом.

— Колесико отлетело, — сообщила я упавшим голосом. — Не знаю теперь, как сумку везти.

Седовласый схватил сумку за ручки.

— Куда нести? К автобусу?

— Нет, — вздохнула я, — к границе. Вернусь в Адлер. Туда, куда мне нужно, автобусы не идут.

— Так нельзя, — покачал головой седовласый. — Только приехала и сразу назад. Автобус не идет, так у нас такси есть. Сейчас еще не сезон, недорого возьмут. Мамой клянусь!

— Не получится. Мне сказали, там мост ночью сорвало. Не пройти, не проехать… Только на вертолете.

— Постой! — он резко остановился. — Ты куда едешь?

— Ехала, — скривилась я. — В Члоу.

— В Члоу? Обара! — Незнакомец хлопнул себя по лбу и поставил сумку в пыль. — Так это тебя позавчера Вадик встречал? Ты Оля?

— О-оля, — поперхнулась я от неожиданности. — Откуда вы…

— Давид… — Мужчина протянул мне широкую, с загрубевшей кожей ладонь. — Я его туристов только что привез. Хотел уже возвращаться.

Я с недоверием посмотрела на его видавшую виды машину.

— Мне сказали, автобусы туда не ходят.

— Так то автобусы не ходят, — не спрашивая моего согласия, Давид снова подхватил сумку и направился к «Ниве», — а моя косуля где угодно пройдет. Поехали, что ли? — спросил он, заметив, что я нерешительно топчусь на месте.

— Странно как-то, — промямлила я, потому что не слишком верила в счастливые совпадения. — Очень уж вовремя вы здесь оказались!

— Чего боишься, а? — Седовласый затолкал сумку на заднее сиденье и воздел руки к небу. — Бога благодари, что Давид на час опоздал. Колесо спустило, менять пришлось. А так куда бы ты делась? Назад в Москву? Вадик вернулся сердитый, переживал, что ты не приехала. Сестре звонил, только не дозвонился. Помехи большие в горах перед грозой. Не веришь?

Я пожала плечами и осталась стоять на удалении от его «Нивы».

— А-а-а… — пробормотал мужчина что-то на своем языке и полез в машину.

Некоторое время Давид рылся в бардачке, затем вынес свернутую трубочкой бумажку и сунул мне в руки.

— Смотри! Вот Вадик твой. А рядом кто? Я у него и водитель, и проводник в горах. А ты думала, бандит какой?

Бумажка оказалась рекламным буклетом, впрочем, замызганным до невозможности. И все-таки я рассмотрела и Вадима, и стоявшего рядом в картинной позе Давида. Водитель был в черкеске с газырями и в огромной черной папахе, закрывавшей глаза, но усы я узнала.

По Вадиму я тоже прошлась внимательным взглядом. Крепкий мужик за сорок в военной панаме, рукава куртки засучены выше локтя. Вот незадача! Именно таких типов я недолюбливала: крутых, мускулистых, брутальных, с трехдневной щетиной на мужественных ликах. Словом, все у них напоказ: и бицепсы, и помыслы, и намерения. Но такие Ильи Муромцы и Добрыни Никитичи интересны юным барышням или вечным Золушкам, которые не могут себя защитить и постоянно находятся в поисках опекунов и спонсоров. Мне же заступники не нужны. Я себя в обиду не давала и не дам никогда! И потому мужчины мне нравились изящные, с тонкой натурой, чувственные и глубокие. Вроде Саши Портнова…

Вспомнив своего попутчика, я скривилась от досады. Лучше терпеть рядом небритого и потного мачо типа Вадима Доброва, чем жулика-ловкача в образе эстета.

— Уговорили. — Я улыбнулась Давиду и взгромоздилась на переднее сиденье, отправив саквояж в компанию к сумке. — Поехали!

— Поехали. — Мужчина улыбнулся в ответ, повернул ключ в замке зажигания и спросил: — Можно я музыку включу, а?

— Включайте!

Из динамиков грянуло:

…А впереди еще три дня и три ночи,

И шашлычок под коньячок — вкусно очень.

И я готов расцеловать город Сочи

За то, что свел меня с тобой…

С этого залихватского напева Трофима и началось мое путешествие в Члоу.