Зов глубины

Катя Брандис (2011)

Всем, кто вырос на сериях «Дети леса» и «Дети моря», точно понравится отдельная книга «Зов глубины». Для Леона глубокое море — это не самое загадочное место в мире, а дом, гораздо более родной, чем земля. Вместе с Люси, умной самкой осьминога, Леон исследует неизведанные глубины моря. Но внезапно оно словно сходит с ума… Во время опасного погружения Леон и Люси делают роковое открытие — и неожиданно оказываются мишенью могущественной корпорации. Что их ждёт? И найдут ли они союзников на суше?

Фрики

Леону хотелось только одного: выбраться в окси-скине наружу, стать одним целым с морем, с темнотой. Но ничего не выйдет.

— Эй, всё нормально? — Билли обняла его за плечи. Когда она так делала, то ещё больше напоминала ему старшую сестру.

— Да, — выдавил Леон. Под предлогом того, что ему надо учить физику и химию, он скрылся в их с Джулианом каюте.

«Леон и Люси. Отличная пара». Эти слова въелись ему в память, оставив дурное послевкусие во рту. Леон бросился на узкую койку и уставился в стальной потолок «Бентоса II». Он не часто отгораживался от Люси, но на этот раз отгородился, и она, поняв, что лучше его не донимать, нежно, как пёрышко, поглаживающее ему душу, ушла из его головы.

Леон пытался отыскать в себе недавнюю злость, но находил лишь растерянность и стыд. Нет, эта новенькая не отличается особой глупостью или бестактностью. Наверное, любой другой сверху отнёсся бы к нему так же. Интересно, кто он в глазах Каримы? Странный тип, немного не в себе, в голове одни рыбы — и никакого представления о нормальной жизни? Хуже всего, что это правда. Из морского интерната в Сан-Диего он сразу попал на глубоководную станцию, и за четыре года на «Бентосе II» его воспоминания о жизни наверху стали совсем далёкими, почти нереальными. Редкие путешествия с Тимом мало что изменили. Кино, музыка, книги, политика? Ничего. По нулям. Он целую вечность не смотрел новостей. Он хорошо ориентируется на Галапагосских островах, играл с морскими львами в зарослях келпа^[13] у калифорнийского побережья, погружался в батискафе на глубину пять тысяч метров, а в окси-скине на тысячу — ну и что? Кого это вообще интересует? Точно не человека сверху, для которого море — лишь красивая серебристая поверхность или прибой, лижущий кончики пальцев.

Как Карима на него смотрела! Да, в довершение всех бед он, наверное, ещё и выглядит странно: долговязый, нескладный, бледный. В окси-скине он чувствует себя по-другому: уравновешенным, полноценным. Но в нём он, должно быть, напоминает инопланетянина. Даже глаза не человеческие. Всякий раз, случайно натыкаясь взглядом на своё отражение в стекле иллюминатора, он видел непроницаемые чёрные зеркала — высокотехнологичные линзы с усилителями остаточного света.

Он больше не хотел обо всём этом думать — эти размышления слишком болезненны, — но мысли обрушивались на него безудержным потоком. Карима права — что за жизнь здесь, внизу? Его сверстники давно встречаются с девчонками, может, даже занимаются сексом — а он? Он даже ещё ни разу не целовался с девушкой. Его спутница, его лучшая подруга — вообще не человек. На мгновение он увидел Люси глазами человека сверху: бескостное существо с бугристо-складчатой кожей и восемью извивающимися щупальцами, которые так и норовят кого-нибудь схватить своими присосками. Монстр. Место таким на тарелке в ресторане, только желательно в несколько раз меньше. Да, однажды он был с Тимом на каникулах в Германии и увидел в меню блюдо из кальмаров — ему сразу стало дурно.

Дверь каюты распахнулась — вернулся Джулиан. Весело насвистывая, он выбрался из термокомбинезона с подогревом, который носят под жёстким скафандром. В нос Леону ударил запах пота и немытых ног.

— Просто потрясающе! — восхищался Джулиан. — Караг сразу же начал есть у неё из рук, а ещё нам повезло увидеть снежно-белого осьминога длиной с мою ладонь — Карима, разумеется, была от него без ума, — а потом появилась самка рыбы-удильщика: ну, ты знаешь, та, что живёт под станцией, ты её иногда кормишь… Эй, да что с тобой такое?

Леон опёрся на локоть и посмотрел на Джулиана. Он был в таком же смятении, как после того происшествия в каньоне близ вулкана Кохала.

— Слушай, Джулиан, мы фрики?

— Конечно, кто же ещё? — рассмеялся Джулиан. — Зато мы самые крутые фрики в этой части Тихого океана. Ну так что, идёшь есть?

— Да, — пробормотал Леон, заставив себя встать.

Кариме нравилось проводить время с Джулианом. Как выяснилось, его семья ютится в трущобах Лос-Анджелеса и считает, что он учится в каком-то спортивном интернате.

— Думаю, им не очень-то интересно, чем я на самом деле занимаюсь: почти вся семья живёт на мой заработок, — с усмешкой поведал Джулиан.

— А тебе разве не надо копить на колледж? — удивилась Карима.

— Как-нибудь прорвусь. — Глаза Джулиана утратили весёлый блеск, взгляд его стал серьёзным, почти жёстким. Но лишь на миг — потом он начал рассказывать смешную историю, как косячил первое время на станции. Его лицо придвинулось к ней совсем близко, и Карима подумала, что произойдёт, если его поцеловать. Просто так, ради забавы, чтобы проверить, как он отреагирует. Она не сомневалась, что ему бы это понравилось, что он только того и ждёт.

Но Карима этого всё-таки не сделала, и ей трудно было сосредоточиться на его рассказе. Когда Джулиан попрощался, чтобы приняться за реферат, она испытала почти облегчение.

Её мучили угрызения совести: не обиделся ли Леон на её слова? Она надеялась, что нет. Ещё это неудачное сравнение с тюрьмой — зачем она только это ляпнула! Тем, кто привык жить на станции, здесь наверняка уютно. Даже без телевизора. Хотя бы музыка здесь есть. Где-то женский голос, нещадно фальшивя, громко напевал: «Help me if you can, I’m feeling down… and I do appreciate you being ’round… help me get my feet back on the ground… won’t you pleeease pleeeease help me…»^[14]

Где-то она это уже слышала. Её MP3-плеер за несколько секунд проанализировал бы песню, выдал название и воспроизвёл оригинал, но, увы, она не взяла его с собой. Кариме стало любопытно, откуда доносится пение, и она пошла на звук. В нише медицинского центра она наткнулась на бортинженера плотного телосложения со светлой косой — как же её зовут? Паула. Она была в штанах с кучей карманов и топике без рукавов. На плече у неё виднелась татуировка — сердечко с надписью John forever. Она сосредоточенно ремонтировала что-то, напоминающее деревянный домик размером с телефонную будку. Даже с окошком.

«But every now and then I feel so insecure — I know that I just need you like I’ve never done before»^[15], — гремело в ушах Каримы, и она спонтанно постучала по внешней стороне домика.

— Судя по всему, вам нужна помощь, — пошутила она.

Голубые глаза на улыбчивом веснушчатом лице задорно смотрели снизу вверх на Кариму:

— Помощь никогда не повредит. Подай-ка мне индикатор фазы.

— Что-что? — Карима подняла руки и с извиняющимся видом указала подбородком на деревянный домик: — Что это? Какое-нибудь особо ценное оборудование?

— Если бы! В корабельном оборудовании я разбираюсь: на каких только судах не работала — от роскошной яхты до контейнеровоза. — Паула упёрлась кулаками в бока. — Но нет — это чёртова домашняя сауна Матти. Вообще-то эта штука отлично подходит, чтобы согреться: здесь, внизу, быстро замерзаешь. Но она вечно ломается. Отвратительное качество. Если бы она не принадлежала командиру, я бы давно выкинула её за борт.

Карима ей посочувствовала и спросила, не видела ли Паула Леона. Но бортовой инженер покачала головой:

— Может, в отсеке подводных напарников: ребята и Билли иногда сидят там с ноутбуками и дистанционно выполняют какие-нибудь учебные задания. Или… да нет, скоро ведь ужин. Посмотри в кают-компании.

Но и в кают-компании Леона не было: там стояли только несколько учёных — наверное, обсуждали, что происходит в море возле Гавайских островов. Один из них, щуплый парень, который, не считая жидких волос, выглядел лет на семнадцать, улыбнулся ей. Наверное, это тот самый тип, о котором рассказывал Джулиан, — геолог Урс. На станции его недолюбливали, потому что он вечно жаловался на молодёжь и условия труда.

— Вы наверняка ищете маму, фройляйн Карима? — спросил геолог по-немецки с забавным швейцарским акцентом. — Она в переговорной — общается с мужем.

— Очень за неё рада, — лучезарно улыбнулась Карима. Чувствуя, как геолог провожает её недоумённым взглядом, она повернулась и вышла за дверь. Но потом до неё донеслась тихая детская болтовня, и сердце её сжалось, как та пластиковая бутылка, которая под давлением толщи воды превратилась в комок величиной с напёрсток.

Это наверняка Джереми.

Её брат Джереми!

Сейчас она наконец-то сможет с ним поговорить. Обычно мама утверждала, что он ещё слишком мал для телефонных разговоров. Узнает ли он её? Ноги Каримы приросли к полу.

«Хотя бы поздоровайся с ним. Как же он тебя узнает, если ты увиливаешь от разговора?» — подумала она.

Она медленно направилась к переговорной. Дверь была приоткрыта, и Карима, распахнув её, прислонилась к стене кабинки, где сидела мать, и взглянула на экран. На коленях у Шахида, до отвращения добродушного и милого, сидел малыш с взъерошенными русыми волосами. Карима была потрясена — неужели это правда Джереми?! Он выглядел иначе, чем на фотографиях, которые она разглядывала тысячу раз. Если бы она увидела его на игровой площадке среди других детей, то прошла бы мимо.

— А монстры что? — со смехом спросила мама, но тут заметила Кариму и резко обернулась: — Джереми, смотри, кто пришёл!

Лицо и руки Джереми были нечёткими, потому что он ни секунды не мог усидеть на месте. Он возился с какой-то игрушкой — резиновым монстром? Ну и уродец. С электронным рычанием игрушка мелькнула перед монитором, а потом, видимо, упала на пол. Джереми прыгнул за ней и пропал из виду.

— Джерри! — вздохнул Шахид. — Смотри, кто здесь. — Мимолётная улыбка в её сторону. — Привет, Карима. Нравится тебе там, внизу?

— Привет, — Карима заставила себя улыбнуться в ответ. — Да, здесь классно. Как дела?

Но Шахиду было не до ответа. Он снова водрузил Джереми себе на колени, малыш мельком, без интереса взглянул на Кариму, ухватил обеими руками резинового монстра и изобразил, будто тот пожирает монитор. Веб-камера покачнулась.

— Поздоровайся с Каримой, золотце! — натянутым тоном произнесла мать.

«Последняя попытка», — подумала Карима и громко крикнула:

— Привет, Джереми!

Но Джереми смотрел вниз. Секунду спустя он снова спрыгнул с коленей отца и пропал с экрана. Карима отодвинулась от стены, на которую облокачивалась, и пошла прочь. В глазах у неё защипало. Но она не хотела давать волю слезам — только не сейчас. Мать крикнула ей вслед что-то про отца, но белый шум в голове поглощал все звуки.

В кают-компании весь экипаж собрался на ужин. Карима хотела сбежать, но кто-то сунул ей в руки полную тарелку, и она оказалась за одним столом с Патриком, Паулой и двумя незнакомцами. Джулиану места рядом с ней не хватило, и он, раздосадованный, ушёл.

— Представляешь, мне удалось починить сауну, — сообщила Паула, с открытым ртом жуя кусок хлеба. — А этот несносный киви, — она мрачно кивнула на Патрика, — так сильно нажимал на кнопки, что она снова испустила дух.

— «Во всяком деле, чтобы добиться успеха, нужна некоторая доля безумия»^[16], — ухмыльнувшись, с выражением продекламировал Патрик. — Шекспир, «Король Генрих IV».

— Что ты хочешь этим сказать? — Паула скрестила руки на груди. — Что ты поломал её по глупости, а не нарочно?

По тому, как они переглядывались, Карима догадалась, что они любовники. Но её это сейчас мало интересовало. Её вообще ничего не интересовало — хотелось лишь остаться одной. Есть ли на этой чёртовой станции хоть одно место, где можно побыть в одиночестве? Если она запрётся в каюте — тут же непременно явится мать и начнёт барабанить в дверь.

После ужина Карима, дежурно улыбаясь направо и налево, отнесла тарелку, размышляя, сколько ещё продержится. Всякий раз, когда она думала о Джереми, глаза её наполнялись слезами. Косой взгляд, неосторожное слово — и она разревётся перед всеми этими людьми, которые, наверное, считают её поверхностной дурочкой. Звонить отцу сейчас тоже не стоит: ведь экскурсия на «Бентос II» — его идея, организовать её наверняка было непросто, и он заслужил радостную весточку из глубины. Помочь ей он всё равно не сможет.

Выждав, когда Джулиан и другие подростки не смотрели в её сторону, а мать скрылась в кухне, чтобы составить компанию Сэмюэлу (он же Камуэла), Карима выскользнула из кают-компании и стала бродить по станции — мимо лабораторий, кают и гудящих технических помещений, пахнущих машинным маслом и свежей краской. Только бы никто не попался на пути и не полез к ней с разговорами. По щекам катились слёзы — солёные, как морская вода. И вдруг — о чудо! — переборка, ведущая на склад, подалась. За ней в тишине синевато-зелёная аварийная лампа слабо освещала складские помещения, где громоздились штабелями ящики, пластиковые баки, металлические газовые баллоны. Пахло пластмассой и фанерой.

Карима устроилась на стопке брезентовых чехлов и свернулась клубочком. Было холодно и неуютно — в самый раз: она и не стремилась к удобству.

А потом Карима просто перестала сдерживаться.

Каким нереальным ощущалось всё на «Бентосе II»! Леон шёл по коридорам, помещениям и лабораториям, разглядывая их глазами постороннего.

«Ненамного лучше, чем в тюрьме», — пульсировало у него в голове, и станция вдруг показалась ему невыносимо тесной. Ему хотелось махать кулаками, броситься к главному шлюзу, вырваться в тёмные просторы, по которым он так тосковал. Интересно, сколько он ещё выдержит без ныряния. Почему они до сих пор ничего не выяснили? Где данные глиссеров? Когда появится «Фетида» и приедет Тим?

— Друг мой, что с тобой? Мегаледяные у тебя мысли. Что-то произошло? — Голос Люси — тихий и растерянный.

— Да, — устало ответил Леон. — Мне нестерпимо холодно. Иногда вдруг задумываешься о жизни… и тебя будто подхватывает и уносит течением.

Услышав какой-то тихий звук, едва заглушающий вечное гудение кондиционера, Леон насторожился: на такой глубине нельзя игнорировать ни одну мелочь — любое тихое шипение или перепад давления может означать, что в «Бентос II» где-то проникла вода. А тогда счёт пойдёт на секунды.

Но, прислушавшись внимательнее, он понял, что ошибся. Глупости: это не течь в обшивке, а тихие всхлипы.

Билли? Нет, не Билли. Он только что видел её в библиотеке — она скачивала из станционной базы данных фэнтези на свою читалку. Тогда остаётся только одна девочка — Карима. Наверное, забилась в складской отсек. Хорошо, что он вовремя это заметил — а то вломился бы туда в поисках течи. От одной мысли об этом ему стало не по себе, и он ощутил лёгкую панику.

Как вести себя при встрече с плачущей девочкой? Он один-единственный раз видел, как ревела Билли, когда заснула во время вахты и Матти Коваляйнен её строго отчитал. Было ужасно неловко видеть её такой расклеившейся. Тогда он просто сделал вид, будто ничего не замечает, чтобы не смущать её ещё больше.

Да, пожалуй, и сейчас лучше всего так и поступить. Скорее уйти отсюда. Наверное, Карима не хочет, чтобы с ней заговаривали: ведь именно в этом смысл уединения.

Леон пошёл дальше по коридору. Но скверное ощущение его не покинуло, а наоборот, усилилось. Он до сих пор сомневался, правильно ли тогда поступил. А вот Джулиан обнял Билли за плечи и каким-то чудом выпросил для неё у Сэма горячего молока с мёдом.

— Это и есть дружба? — мысленно спросила его Люси.

— Наверное, да, — ответил Леон. На сердце у него было тяжело.

— Но девочка сверху тебе не подруга, — заметила Люси.

— Нет. Мы только вчера познакомились. — Он вздохнул. — Но, может, дело вовсе не в этом… А в том, нужна ли ей помощь.

Леон остановился, глубоко вдохнул, выдохнул — и повернул назад.

В складском отсеке царила приятная полутьма — горели только несколько сине-зелёных биолюминесцентных лампочек. Всхлипы стали громче — значит, Карима уже рядом. Медленно пробравшись между ёмкостями с химикатами для изготовления окси-скинов, Леон осторожно перелез через запасную батарею батискафа и различил на стопке брезентовых чехлов силуэт Каримы. Волосы беспорядочно спадали ей на лоб, а когда она, потревоженная его появлением, вскинула голову, он увидел, что лицо у неё мокрое, как после ныряния.

— Убирайся! — отрывисто бросила она и отвернулась.

Леон и сам толком не знал, почему всё-таки остался. Уйти сейчас казалось неправильным. Молча покачав головой, он сел по-турецки на стопку мембран для водоопреснительной установки.

— Пожалуйста, уходи, — она снова заплакала.

Леону стоило больших сил это выдержать. Он молча сидел рядом и ждал. Наконец, несколько долгих минут спустя, она откинула с лица волосы и посмотрела на него:

— Леон, а у тебя есть… братья и сёстры?

— Нет. — Леон прочистил горло — звук собственного голоса казался ему непривычным. Так часто бывало, когда он подолгу мысленно разговаривал с Люси. — Думаю, мои родители хотели только одного ребёнка. Они много работали: отец был биологом, мать — водолазным врачом. Кстати, они участвовали в разработке технологии жидкостного дыхания для глубоководных погружений. — Он смущённо смолк; вообще-то он не собирался столько болтать. Ведь это она хотела чем-то поделиться с ним. Но, видимо, его рассказ подействовал на Кариму успокаивающе — её голос был уже не таким прерывистым:

— Их уже нет в живых, да?

— Да. Их судно потерпело крушение. Мне тогда было девять. Тим, друг моих родителей, взял меня к себе. А у тебя есть брат или сестра?

Она горько усмехнулась:

— Моему брату Джереми три года. Я его почти не знаю. Хотела сейчас поговорить с ним по скайпу, но он на меня даже не взглянул. Вот сижу и думаю: он что, глухой? Или гиперактивный? Он вообще не проявил ко мне интереса.

— Сочувствую. Я в детях не разбираюсь, но, думаю, малышам трудно сосредоточиться. Ты тут наверняка ни при чём. — Леон прислонился к стене — напряжение постепенно начинало спадать.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Когда повзрослеет, наверняка будет смотреть на тебя с восхищением. — Леон вдруг вспомнил рассказ Джулиана и деталь, запавшую ему в память. — А почему ты не живёшь с матерью?

— Она не захотела. Да я бы всё равно не выдержала: она меня дико бесит. Зато папа у меня классный. Он раньше был пилотом истребителя «Торнадо» в Бундесвере^[17], а когда вышел в отставку по возрасту, занялся недвижимостью. У него получилось. Он во всём, за что ни берётся, добивается успеха. — В её тоне чувствовалась гордость.

Леон сразу же представил её отца — ему был знаком такой тип людей.

— А это не утомительно? Потому что он ожидает, что ты будешь похожа на него?

— Да, есть такое дело. Я об этом раньше не задумывалась, но ты прав. — Карима вздохнула. — Ему важны хорошие оценки, и даже в том, что я делаю ради удовольствия, я должна выкладываться на все сто. Откуда ты знаешь?

— Здесь, на станции, тоже так. Эллард постоянно твердит: «Если взялся что-то делать — делай на отлично».

— Наверное, папа был бы рад, если бы я была идеальной. Но у меня не получается. Иногда кажется, что даже пытаться не стоит. А ты всё ещё стараешься?

Как хорошо разговаривать с Каримой в мерцающей зелёными огоньками темноте! Будто на несколько драгоценных минут отменили все законы мира и их больше ничто не разделяет.

Леон прислонился головой к стене:

— Да. Но, наверное, только потому, что мне это так легко даётся. Думаю, Элларда это немного пугает. Он постоянно ставит мне ограничения, и меня это возмущает, но, пожалуй, он прав. — Леон помолчал немного, обдумывая слова Каримы. — Ты так часто улыбаешься. Можно подумать, что у тебя всё хорошо, но это не так.

— Да. Но это моё личное дело, — резко ответила Карима. Леон боялся, что она сейчас встанет и уйдёт, но немного погодя она тихо добавила: — К тебе ведь тоже не подступишься. Только ты не улыбаешься, а замыкаешься в себе. Отмалчиваешься.

— Иногда я просто не могу иначе. — На миг он вдруг снова ощутил бессильную злость на самого себя, но это чувство быстро прошло. Он ошибся — Карима его не осуждала. И на этот раз он постарается не замыкаться.

— Улыбка обычно помогает. — Голос выдавал её уязвимость — Леон догадывался, что она мало кому об этом рассказывала. — Как-то раз одна девочка в школе обозвала меня подлизой. Но я не подала виду, что меня это задело. Это как… волшебный панцирь. Она думала, что мне всё нипочём.

— Но на самом деле тебе было плохо, да?

— Конечно. Я чувствовала себя червяком, на которого все наступают. — Она помолчала. — До сих пор не знаю, есть ли в этом доля правды. Наверное, да, иначе бы меня это так не ранило. Я подлиза?

— Нет. Скорее, ты пускаешь в ход обаяние, чтобы непременно добиться желаемого. — Леон не знал, как Карима отреагирует на его прямоту. Но здесь, в темноте, не было места ничему, кроме правды.

— Да, — устало проговорила она. — От этого трудно отвыкнуть. Обычно это срабатывает.

— Может, тебе вовсе не обязательно постоянно улыбаться. — У Леона в голове роилось мыслей больше, чем он мог выразить словами. Но надо хотя бы попробовать. — Ты не пыталась меня уговорить. Я здесь добровольно.

Всё это время она на него не смотрела. Но теперь Карима откинула со лба волосы и повернулась к нему, глядя ему в глаза. Леон разглядел в полутьме, что у неё по щекам снова катятся слёзы. Ему хотелось протянуть руку и вытереть их.

Карима перешла на шёпот:

— Есть хоть что-то, чего ты боишься?

Разумеется, в глубине водились существа, с которыми ему ни за что не хотелось бы повстречаться. Течь на станции или неисправность окси-скина — тоже происшествия не из приятных. Но он почувствовал, что Карима не это имеет в виду. Прикрыв глаза, Леон прислушался к себе:

— Да, есть. Я боюсь, что во время полёта на параплане Тим сломает себе шею. Несмотря на случившееся с моими родителями, он, кажется, считает себя бессмертным. А ещё я боюсь за Люси.

— Это ещё почему?

— Обычно осьминоги живут всего один-три года, но Люси — исключение. Благодаря генной модификации она должна прожить значительно дольше — может, даже пятнадцать-двадцать лет. Для ARAC это было бы огромным успехом — на всякий случай они запатентовали гены Люси. А вдруг эксперимент не удастся? — При мысли об этом у Леона сжалось сердце. — С той же вероятностью у неё уже на будущий год может начаться нерест. А с появлением потомства жизнь Люси оборвётся. Осьминоги и кальмары размножаются только раз в жизни.

Карима с присвистом вдохнула:

— Подумать только… Если хочешь ребёнка — будь готов умереть. А сколько Люси сейчас лет?

— Почти четыре. Осьминоги и кальмары невероятно быстро растут. Когда Люси попала ко мне, она была длиной всего с мой указательный палец. Первые годы мне приходилось защищать её в море. А теперь чаще бывает наоборот. — Голос у него задрожал — отчего-то Леон и сам был готов разреветься.

Карима нащупала его ладонь. От её прикосновения Леон поначалу растерялся, но руку не отдёрнул. Их пальцы крепко переплелись, и Леона охватило незнакомое, но очень приятное чувство.

Они некоторое время держались за руки, а потом Карима прошептала:

— Нас, наверное, уже хватились. Лучше выходить по очереди.

Леон пошёл первым. Он невольно улыбнулся, наслаждаясь непривычным состоянием душевного равновесия. Шагая по коридору, Леон впервые после прихода на склад почувствовал мысленное прикосновение Люси и без слов поделился с ней радостью.

Он ожидал, что по пути к отсеку подводных напарников и их с Джулианом каюте ему кто-нибудь встретится и придётся сочинять, где он был. Но в отсеке он никого не обнаружил: все каюты пустовали. Где же Джулиан, Билли и все остальные?

Как выяснилось, на мостике — центральном командном посту «Бентоса II». Там было не протолкнуться. На одном из больших экранов Матти Коваляйнен транслировал новости местного телеканала. Леон встал за Эллардом, Джоном Мак-Кредди и Луи Клементом, чтобы посмотреть. «…тысячи людей собрались на пляжах понаблюдать необычайно сильное морское свечение вокруг Гавайских островов».

Леон удивлённо вглядывался в телевизионные кадры. Светлые вспышки в море при каждом движении воды, волны со светящимися контурами. Зеваки заворожённо глазеют, некоторые плещутся в этом новом сверкающем море — омываемые светом тела́ в темноте. Камера поворачивается к пляжу: сотни тёмных силуэтов, влюблённые парочки крепко обнимаются, все любуются этой нежданной красотой. Потом крупным планом — лица, к которым подносят микрофон.

— На Таити такое тоже бывает — я наблюдал однажды, но свечение было не таким сильным. Это ведь какие-то водоросли, да?

— Просто волшебство! Как природная весть или дар Божий.

— Великолепно — по-другому не скажешь. Просто чудесно!

Да, красиво. Но Леон не мог любоваться этим зрелищем — его одолевали дурные предчувствия. Дар Божий? Какое отношение имеет Бог к сильному морскому свечению? Он вспомнил, что сказал однажды отец: «В океане ничто не происходит без причины, Леон».

Если он во что и верил, так в эти слова. Им предстоит выяснить истинную причину свечения — и Леон сильно сомневался, что она им понравится.

Примечания

13

Келп, или ламинария, — разновидность бурых водорослей.

14

Помоги мне, если можешь, мне так плохо. Я буду очень признателен, если ты побудешь рядом. Помоги мне обрести почву под ногами. Неужели, ах неужели ты мне не поможешь? (англ.)

15

Я то и дело чувствую себя беззащитным. Я знаю, что сейчас ты мне нужна как никогда (англ.).

16

Пер. Е. Бируковой.

17

Бундесвер — вооружённые силы Германии.