Как влюбиться в герцога за 10 дней

Керриган Берн, 2019

Когда-то леди Александра Лейн стала жертвой самого омерзительного преступления, которое только может пережить женщина, и теперь сама мысль о близости с мужчиной вызывает у нее боль и отвращение. Но обстоятельства складываются так, что ей придется самой предложить себя в жены человеку, имеющему репутацию дьявола во плоти. Пирс Гедрик Атертон, герцог Редмейн, должен жениться, и как можно скорее. Но мужчине с лицом, изуродованным ужасными шрамами, и порожденной досужими сплетнями репутацией жестокого монстра не так-то легко найти себе невесту. И потому дерзкое предложение леди Александры принимается с восторгом. Поначалу любовь не входит в планы ни одного из «молодоженов поневоле», однако душевная близость, нежность и понимание способны исцелить даже самые глубокие сердечные раны…

Серия «Шарм» основана в 1994 году

Kerrigan Byrne

HOW TO LOVE A DUKE IN TEN DAYS

Перевод с английского А. Ф. Фроловой

Печатается с разрешения издательства St. Martin’s Publishing Group и литературного агентства Nova Littera SIA.

© Kerrigan Byrne, 2019

© Издание на русском языке

AST Publishers, 2021

Пролог

Школа Шардонне

Мон-Пелерин, Женевское озеро

Швейцария, 1880

— Вам известно, почему я вызвал вас в свой кабинет в столь поздний час, леди Александра? — Рука директора Мориса де Маршанда исчезла под его внушительным столом, но Александра не решалась опустить глаза, чтобы проследить за ней. Не хотелось даже думать о том, чем занята эта рука, скрытая от ее взгляда. Кроме того, ведь опускают глаза, как правило, лгуньи. И Александра как раз собиралась солгать.

Она всегда ненавидела эту комнату. Здесь все кричало об изобилии и показной роскоши. Повсюду дамастная ткань. Ярко-красные, оранжевые и канареечно-желтые тона. Даже войдя сюда в столь поздний час, хотелось зажмуриться, чтобы спастись от яростной атаки на зрение.

— Нет, сэр, не знаю. — Александра призвала на помощь все, что усвоила из преподанных графиней Мон-Клэр уроков скромности и благопристойности, и встретила взгляд директора. Она надеялась, что ее глаза казались ясными и невинными.

Если судить объективно, то можно было понять, почему многие девушки в школе считали его красивым. Высокие скулы патриция, широкая челюсть, отлично сшитый костюм. Такие мужчины часто фигурируют в дамских романах. По мнению Александры, у него была слишком длинная и тонкая шея, казавшаяся неуместной на широких плечах. Эффект усиливался маленьким подбородком.

Ее подруга Джулия мечтательно сравнивала цвет его глаз с крепким хорватским портером. Но у Джулии — это стало ясно уже давно — мягко говоря, странный вкус. Если бы Александре пришло в голову сравнить с чем-нибудь глаза директора, она бы уподобила их тому, чем садовник Жан-Ив удобряет орхидеи в оранжерее.

Джулия почему-то всегда забывала о его склонности хлестать девочек по ладоням, когда они плохо себя вели. И в такие моменты его глаза вовсе не были добрыми. В них появлялось что-то иное — темное, страшное.

Он хотел, чтобы они плакали. Видя их слезы, он нервно облизывал губы.

Рука де Маршанда вновь появилась из-под стола. Он потер пальцами висок, потом прижал их к губам. Широкие рукава его черного директорского одеяния собрались складками у локтей, которые он водрузил на стол. За этим массивным, внушающим уважение столом сидело много подобных мужчин. Он переходил, словно корона и скипетр, к каждому новому владельцу замка.

— А вы подумайте, — усмехнулся мужчина. Его французский акцент временами становился особенно заметным. Впрочем, он и не старался его скрыть. — Вы — самая умная девушка, когда-либо учившаяся в нашей школе.

Александра живо представила себе поколения умных девушек, побывавших в этом заведении до нее. Они, вероятно, лучше умели скрывать свой интеллект.

— Вы мне льстите, сэр. Но, признаюсь честно, я понятия не имею, зачем вы позвали меня в столь поздний час.

Его веки слегка опустились, и взгляд сразу стал сонным. А глаза потемнели, неожиданно став почти злыми.

— Всегда такая вежливая, — пробормотал он и стал нервно перекладывать и передвигать то, что лежало у него на столе. Стопка бумаг, до этого придавленная мраморным пресс-папье, теперь отправилась в кожаную папку. — Такая правильная и внимательная. — Он сдвинул ручку на левый край стола. — Отличные оценки. Безупречное поведение. — Нож для открывания писем он сдвинул вправо, и тот оказался на таком же расстоянии от правого края стола, как ручка от левого. — Безукоризненная ученица… совершенная женщина.

— Я еще не женщина, — напомнила Александра. Через несколько дней ей предстояло покинуть школу. Обучение окончилось. Тем не менее ей было всего семнадцать лет, и она была младше всех в своем классе. — И мне хорошо известны мои недостатки.

Она уже несколько дней думала только о них.

Де Маршанд хранил молчание. Он не сводил с нее глаз, и в конце концов Александра ощутила беспокойство. Желудок будто сдавили в кулак. Ее охватило предчувствие чего-то нового, неизвестного, пугающего.

Чтобы отвлечься, она уставилась на волосы директора. Они были цвета мокрого песка во время отлива. Темнее, чем золотистые, но светлее, чем каштановые. Весьма непритязательный цвет для такого высокомерного и могущественного человека.

— Вы считаете, леди Александра, что если вы безупречно ведете себя днем, то никто не замечает, чем вы занимаетесь в темноте?

Александра судорожно вцепилась пальцами в ткань юбки, постаравшись спрятать руки в складках. Дыхание перехватило. Она с трудом подавила желание бежать.

— Уверяю вас, сэр, я понятия не имею, о чем вы говорите.

Директор оперся ладонями на столешницу, встал, подался вперед и несколько мгновений нависал над ней, не сводя с Александры горящих глаз. Его лицо исказила злоба, но выражение быстро исчезло, и Александра решила, что ей показалось. Он подошел к буфету, стоявшему у выходящего на Женевское озеро окна. Растущая луна заливала горы серебряным светом, а раскинувшийся ниже по склону город сверкал и переливался золотистыми огнями.

— У умных людей есть раздражающая привычка. Они имеют склонность переоценивать себя и недооценивать других.

Александра сжала губы и нахмурилась.

— Сэр, если я сделала что-то, показавшееся кому-то оскорбительным…

— Хотите портвейна? — Де Маршанд отошел от буфета и повернулся к ней. У него в руках был хрустальный графин с темной жидкостью и два бокала.

У Александры пересохло во рту. Она стащила такой же графин у него года два назад, и еще бутылку портвейна из его обширной коллекции вин.

Значит… он знал?

И нашел пещеру.

Школа Шардонне для юных леди была построена в одиннадцатом веке на склоне горы Пелерин и изначально была замком. Владельцем школы был франкский аристократ. Исследуя свое новое обиталище вскоре после приезда, Александра как-то раз набрела на длинный извилистый коридор, который, если пройти по нему достаточно далеко, расширялся и превращался в пещеру, заканчивающуюся стеной из колючего кустарника и плюща.

Здесь она и ее ближайшие подруги Франческа Кавендиш и Сесилия Тиг создали общество Рыжих проказниц. Рыжих — потому что у всех трех были рыжие волосы. Проказниц — потому что здесь они проводили все время, свободное от получения так называемого дамского образования, занимаясь делами, запретными для дам. Они читали По и Дюма, сообщения о военных действиях, фривольную поэзию. Сами изучили латынь и алгебру. Они даже дали друг другу мужские имена, которые использовали при сборе их маленького общества и в переписке: Фрэнк, Сесил и Александр.

С годами они утратили бдительность, став, как поняла Александра, глядя на графин в руке директора, слишком смелыми. Стремясь во что бы то ни стало познать удовольствия, доступные мужчинам и запретные для дам, они время от времени воровали то одно, то другое у немногочисленных обитателей Шардонне мужского пола. Они считали, что брали только самые безобидные вещи, те, которых никто никогда не хватится.

Вроде одного из нескольких дюжин графинов, выставленных в шкафу директора.

— Портвейн, конечно, не тот напиток, который обычно предлагают дамам, — рассуждал директор, — но, полагаю, вы уже приобрели вкус к запретным вещам. Я прав? — На довольной физиономии де Маршанда, когда он протянул ей бокал, читалось огромное, ни с чем не сравнимое удовлетворение. — Желаете познать удовольствия, доступные только мужчинам?

Онемев, Александра взяла бокал дрожащими пальцами. Она не могла произнести ни слова и не осмелилась сделать глоток. Впрочем, даже при очень большом желании она не смогла бы проглотить портвейн.

— Вы были уверены, что все эти годы никто не знал о вашем маленьком обществе? — с откровенным удивлением сказал директор. — Троица рыжеволосых красоток. Одна — пухленькая и очень богатая, но без титула. Другая — дерзкая графиня, худая, почти костлявая.

Негодование, охватившее Александру от столь вольной оценки качеств подруг, вернуло ей дар речи.

— Я не думаю, что это справедливо…

— И вы, — продолжил директор с неуместным жаром. — Безупречное сочетание. Изящная, но аппетитная. Изысканная и желанная.

Александра пожалела, что плотно поужинала. Теперь все съеденное бурлило у нее в животе.

Де Маршанд выдвинул ящик стола.

— Неприлично говорить такие вещи, сэр. Мой отец будет недоволен…

Увидев бритву с перламутровой рукояткой в руке де Маршанда, Александра забыла, что надо дышать. А директор продолжал доставать из ящика сокровища, которыми рыжеволосая троица обзавелась за годы, проведенные в школе.

Пара подтяжек, цилиндр, запонки, рубашки и прочие мелочи. Далеко не все эти вещи принадлежали ему, а многие даже были выброшены их владельцами. И все же.

Александре не нравилось, что он ходил по их пещере — он осквернил их святилище своим одиозным присутствием. Ей было противно осознавать, что он трогал вещи, ставшие пусть не ее личными, но их общими сокровищами. Сокровищами, которые Рыжие проказницы собирались вернуть после выпуска.

— Четыре года! — Похоже, цифра впечатлила и самого де Маршанда, который аккуратно складывал их сокровища в кучу на краю стола. — Четыре года вы воровали у меня, когда считали, что вас никто не видит. Вы рылись в моих вещах. Запретных вещах! Это возмутительно! Мерзко!

Александра ощутила липкое скользкое отвращение.

Директор медленно покачал головой.

— Мы с вами похожи больше, чем вы думаете, леди Александра. У меня тоже есть склонность к запретным вещам.

Запретный плод.

Именно нечто запретное светилось в его темных глазах, в упор смотревших на нее. От его пристального взгляда Александра почувствовала, как по спине пробежали холодные мурашки. Именно этот холод заставил ее выпрямиться и расправить плечи. И приготовиться к бегству.

— Такая умная, — повторил он. — Но недостаточно умная, чтобы узнать, что я наблюдаю за тобой.

— Я знаю, что вы наблюдали за мной, сэр. — Она чувствовала это, даже когда была слишком юной и не понимала, что именно светится в его глазах. Желание не только запретное, но и преступное. — Больше, чем подобает. Больше, чем правильно.

— Мы не будем сейчас рассуждать о том, что правильно или неправильно. — Он махнул рукой в сторону украденных вещей. — Я достаточно долго наблюдал за вами, чтобы заметить: вы тоже следили за мной.

Александра тихо ахнула.

— Разве что как кролик, осматривающий небеса в поисках орла.

— Значит, вы думаете обо мне, как о хищнике?

Девушку охватило возмущение. Он желал, чтобы она его боялась.

— Я вообще о вас не думаю, сэр.

Его красивая физиономия в красноватом свете камина показалась ей неожиданно уродливой. Он резко подвинул графин и поставил бокал рядом со своей возвращенной собственностью.

Александра не могла не признать свою вину. Доказательства налицо. И все же его грехи были куда хуже, чем воровство. Она понимала это, чувствовала всем своим существом.

— Что я сделаю с вашей троицей? — задумчиво проговорил он, не сводя глаз с Александры. — Будь я мстителен, вызвал бы полицию. Будь я жесток, исключил бы вас.

— Нет! — воскликнула Александра. Будучи женщиной, она имела совсем мало шансов поступить в университет. А если у нее не будет рекомендаций от Шардонне, шансов не останется вообще. Ни одного. — Прошу вас, сэр! Это было всего лишь безобидное развлечение. Я приношу свои извинения за то, что мы взяли ваши вещи. Поверьте, мы хотели их только позаимствовать. Я возмещу возможный ущерб, если только…

Мужчина наклонился, выдвинул другой ящик стола и достал из него длинный узкий ремень, который знала и которого опасалась каждая девочка в школе. Увидев его, Александра замерла.

— После сегодняшнего вечера я буду уверен, что вы, леди Александра, будете вспоминать обо мне всякий раз, когда захотите повести себя неподобающим образом.

Александра поставила бокал, боясь, что уронит его. А директор медленно обошел стол и направился к ней.

Ее ноздри раздувались от ненависти, но она подавила страх и протянула к нему руки ладонями вверх. Ее раньше никогда не наказывали. Она не делала ничего предосудительного. Но она видела, как наказанию подвергались другие девочки, и не могла не заметить его последствия.

— Это моя вина, сэр. Накажите меня, но, молю вас, не трогайте Франческу и Сесилию. Я зачинщица, и только я заслуживаю наказания.

— Как скажете. — Несколько секунд он смотрел на протянутые к нему руки, бледные и дрожащие. Потом поднял ремень, и Александра невольно зажмурилась, ожидая удара. Только удара не последовало.

Она вздохнула, отважилась поднять глаза на директора и сразу пожалела об этом.

Его лицо неуловимо изменилось.

— Нет. — Он указал ремешком на стол. — Для вас, леди, наказание должно соответствовать преступлению.

Она взглянула на гладкую поверхность стола.

— Не понимаю. Что вы имеете в виду?

— Вы хотели, чтобы к вам относились как к мальчикам в школе Ле Редон? — Он схватил ее за локоть и подтащил к столу. — Значит, будете наказаны, как они.

— Я… я не понимаю.

Де Маршанд расплылся в широкой улыбке. Надо же, какие у него белые зубы!

— Наклонитесь!

Глаза Александры расширились, и она сделала шаг назад, пытаясь вырваться. Теперь она поняла, как он хочет ее наказать.

— Нет, — прошептала она. Ее мысли метались. Надо было найти выход, но не получалось. Франческа знала бы, что делать. В крайнем случае, она бы использовала свой титул графини, чтобы образумить директора. Даже Сесилия могла использовать в качестве рычага воздействия свое богатство. Ни один директор, находящийся в здравом уме и твердой памяти, не стал бы рисковать доходом, который она обеспечивала для школы. Но какое оружие было в распоряжении Александры? — Мой отец, английский граф Бентам, не потерпит этого. — Она снова попыталась вырваться, но безуспешно. — Узнав, что вы со мной сделали, он уничтожит вас.

Де Маршанд громко захохотал. Его физиономия оказалась так близко от ее лица, что Александра ощутила тошноту.

— Все знают, что твой отец не может справиться даже с размалеванной шлюхой, не говоря уже о влиятельном человеке.

Он не дал Александре время осмыслить его слова и повалил ее на стол. Его сильная рука легла на ее спину между лопатками и прижала грудью к столу. Она подавила крик.

— Расставь руки, — приказал он.

Александра была потрясена. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с грубостью и насилием, поэтому она подчинилась. Ладони ощутили прохладную гладкость стола. Закрыв глаза, она постаралась вспомнить, сколько на ней надето нижних юбок. По крайней мере, они смягчат удар. Она уже приготовилась почувствовать сильный шлепок ремня. А вместо этого ощутила холодный воздух, коснувшийся ног.

— Нет! — вскрикнула она и в очередной раз попыталась вырваться.

Он прижал ее к столу с такой силой, что поверхность столешницы показалась совсем не гладкой, а даже, пожалуй, зернистой.

А Александру охватила паника. Это не было наказание. И даже не порыв карающего гнева.

Вокруг них сгустилась атмосфера, в которой пульсировало что-то отвратительное, мерзкое, уродливое. Что она сделала? Чем вызвала такую страшную реакцию? Как все изменить?

— Прошу вас. — Она все еще пыталась сохранять спокойствие и подняться. — Позвольте мне встать. Вы делаете мне больно.

— Ты думаешь, мальчики тоже плачут и молят о пощаде? — Его слова прерывались тяжелым свистящим дыханием, словно он говорил сквозь стиснутые зубы.

Вывернув шею и скосив глаза, Александра видела его массивную фигуру над собой.

— Ты действительно так думаешь?

— Я… я… — Она ощущала полную беспомощность и не знала, что сказать.

— Нет, леди Александра, они мужественно принимают свою судьбу. — Его теплое, пожалуй, даже горячее дыхание на ее щеке показалось ей отвратительным. Но она не имела опыта общения с мужчинами и даже подумать не могла, что вслед за дыханием ее щеки коснется влажный язык.

Мокрый след на коже вызвал омерзение, но она не успела отреагировать, потому что мужчина принялся деловито задирать ее юбки.

Потрясенная, она никак не могла решить, что делать. Бороться? Закричать в надежде, что кто-нибудь из учителей проснется и придет на помощь? Но защитят ли они ее? Или исключат из школы? А может быть, не сдерживать слезы, которые жгли глаза, и понадеяться, что он смягчится? Быть может, если она покорится порке, это быстрее закончится?

— Эта вещь достаточно тонкая, чтобы видеть сокровище под ней, — пробормотал мужчина, полностью сбив с толку Александру. — Полагаю, я ее оставлю.

Охваченная паникой девушка не сразу сообразила, что он ведет речь о панталонах. В этот момент последовал первый удар.

Используй он ремень, она бы покорилась. Ведь она заслужила наказание. И еще она желала защитить свои планы на будущее и близких друзей.

Она бы приняла свою судьбу мужественно, как мужчина.

Но он ударил ее рукой. Гадливое ощущение от прикосновения его пятерни к телу, жуткий звук соприкосновения плоти с плотью, боль и абсолютное унижение вызвали реакцию, на которую Александра не считала себя способной.

Мужчина нанес еще три удара, прежде чем ее сопротивление стало настолько сильным, что он больше не мог удерживать ее одной рукой.

Тогда он прижал ее к столу своим телом.

— Не дергайся, — задыхаясь, прошипел он, — или я за себя не отвечаю.

— Ответите, — выпалила она. — Я позабочусь о том, чтобы вы ответили перед законом.

Мужчина издевательски захохотал.

— Кому, по-вашему, поверят, леди Александра? Уважаемому учителю из династии, представители которой обучали особ королевской крови, или маленькой испорченной воровке, выдвигающей возмутительные обвинения, чтобы спасти свою репутацию?

Вопрос заставил Александру задуматься.

Кому, на самом деле, поверят? В Англии она принадлежит к аристократии, но здесь… так далеко от дома… что она может?

— Отпустите меня! — Увы, ее требование прозвучало как просьба, даже мольба. — Отпустите, или я погублю вашу репутацию.

— Не получится, потому что сначала я погублю твою репутацию, — выпалил он ей в ухо и всем телом навалился на нее, больно прижав к столу.

Александра похолодела. Мужчина явно решил не ограничиться наказанием.

Она стала вырываться изо всех сил, но он был сильнее. Она требовала, чтобы он остановился, взывала к его разуму, умоляла — все тщетно. Он только еще больше распалялся. Все ее возможности были исчерпаны.

Директор просунул руку между их телами и расстегнул свои панталоны. После этого он быстро обнаружил прорезь в ее панталонах.

— Сопротивляйся, сколько хочешь, — прохрипел он. — Мне это даже нравится. В любом случае, это не займет много времени.

Времени действительно не потребовалось много. Александра следила, как с каждым ее выдохом полированная поверхность стола затуманивалась, а с каждым болезненным вдохом пар от дыхания исчезал.

Быть может, стоит вообще перестать дышать?

«Это не займет много времени». И не заняло.

Время, подумала Александра, не играет большой роли. За одно лишь мгновение можно потерять все — девственность, достоинство, способность доверять, чувствовать себя в безопасности.

А еще — рассудок. И себя.

Ее глаза бегали по столу, машинально отмечая несущественные детали: зернистость дерева, книги — обложка одной из них была цвета крови, отблеск лунного света на полированной поверхности. Она вспомнила, как Франческа вытащила некий предмет из кармана.

Перламутровая рукоятка.

Первая вещь, которую они у него украли.

Из-за этого он сейчас отбирает у нее невинность.

Александра обнаружила, что изо всех сил сжимает эту самую рукоятку. Но когда она успела ее схватить?

«Это может его остановить, — подумала она. — Я должна его остановить».

Девушка резко вывернулась и полоснула острым лезвием по горлу мучителя. Звуки, которые он издавал, моментально изменились. Теперь это были уже не громкие хриплые стоны. Они стали тише, мягче, влажнее.

Мужчина отпрянул от нее. Из нее. В тень. При этом он зажимал шею, словно пытаясь удержать текущую кровь. Его губы двигались, но горло было перерезано, и он лишился голоса. Кровь стекала под воротник черного директорского одеяния.

Александра опустила юбки и отошла в сторону, все еще сжимая в руке бритву. Мужчина рванулся к ней и упал, уткнувшись лицом в ковер.

Стараясь двигаться очень тихо, девушка выскользнула из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Она побежала по темному коридору, освещаемому только лившимся сквозь высокие окна лунным светом. Она поднялась по лестнице в башню, где Рыжие проказницы делили великолепную комнату.

В ее ушах еще гремели звуки, издаваемые насильником. Они заглушали все остальное. Войдя в комнату, она с порога выпалила:

— Я убила его. — Но собственных слов тоже не услышала.

Рыжие проказницы стояли, тяжело дыша от усталости, под серебристым ночным небом, наблюдая, как Жан-Ив, школьный садовник, сажает маки. Было уже очень поздно — или совсем рано, как посмотреть, — но даже в этот час цветы переливались закатными красками. Садовник не сажал их аккуратными рядами. Он создал чудесную композицию, соблюдая совершенный баланс между хаосом и порядком.

— Де Маршанд всегда был дрянью, — сказал он. — Теперь, по крайней мере, это будет полезная дрянь. Удобрение для садовых растений. — Он снял шапку, вытер пот со лба и посмотрел на Александру с таким сочувствием, что она едва не разрыдалась. Мешки под глазами мужчины стали заметнее, всклокоченные волосы шевелил ветерок с озера. — Он творил что хотел, наслаждаясь полной безнаказанностью, и, в конце концов, возомнил, что ему позволено абсолютно все.

Александра закрыла глаза. Она до сих пор не пролила ни слезинки.

Ни когда Франческа с торчащими в стороны тонкими косичками морковного цвета, одетая в длинную голубую ночную сорочку укладывала бритву в карман де Маршанда, ни когда побледневшая Сесилия заворачивала тело в залитый кровью ковер и помогала садовнику снести его в сад. Ни когда они начали забрасывать его черной землей.

Проказницы позволили Александре только держать фонарь. С этим она справилась. Она стояла, словно статуя, освещая место, где закапывали труп, даже когда ее плечо стало дрожать от усталости, потом болеть и, в конце концов, гореть. Даже когда что-то отвратительное поползло по ее ноге, она не пошевелилась.

Она чувствовала холод. И пустоту. В какой-то момент ей показалось, что она сама превратилась в камень. Похоже, никто не сможет отобрать у нее фонарь. Она теперь всегда будет его держать. А когда придут власти — а они придут, как же иначе, — она сама укажет им, где тело. И вынесет им всем приговор.

— Я здесь сам все закончу, а потом позабочусь, чтобы в кабинете не осталось никаких следов. — Жан-Ив смотрел на Александру, хотя обращался к Сесилии. — Уведите ее, и как следует позаботьтесь о бедняжке.

Сесилия кивнула и погладила мужчину по плечу.

— Поговорим завтра. — Садовник нежно чмокнул девушку в висок и вернулся к работе.

Александра не могла выпустить из рук фонарь. Франческе пришлось разжать ее пальцы и забрать его.

Когда ее вели обратно в комнату, она ничего не чувствовала — только то, что находилось под ногами. Сначала это была трава, покрытая холодной росой, потом скользкий пол кухни, и, наконец, пушистые ковры школьных коридоров — сущая отрада для ног.

И для измученной души.

Александра не помнила, как очутилась в башне. Просто в какой-то момент поняла, что стоит в своей комнате и смотрит на угли в камине, а подруги тихо суетятся вокруг нее. Она даже не осознавала, что ее раздели, пока ее ноги не погрузились в теплую воду.

Огонь в камине вспыхнул, когда его пищей стали грязные ночные рубашки, халаты, любимое желтое платье Александры и ее нижнее белье. Франческа подбросила в камин еще два бревна, а Сесилия помогла Александре сесть в ванну и аккуратно вымыла подругу.

Александра следила, как горит ее нижнее белье.

Де Маршанд не снял его. Прорезь в панталонах, сделанная для удобства женщины, была удобной и для мужчин. Раньше она никогда об этом не думала. Впрочем, а кто заранее думает о подобных вещах? Ей внезапно захотелось предостеречь всех женщин, живущих на земле.

— Ты уверена, что Жан-Иву можно доверять? — Затянувшееся молчание нарушила Франческа. Она стояла, совершенно голая, перед шкафом, отыскивая чистые ночные рубашки. — Мне не нравится, что он все знает.

Александра внимательно осмотрела худое тело подруги. Де Маршанд ошибся. Франческа была худой, но вовсе не костлявой. Она была изящной, высокой, холеной и чем-то напоминала породистых лошадей, на которых так любила ездить. Она быстро соображала, имела острый язычок и невероятное чутье.

Александра ей очень завидовала. Возможно, обладай она хотя бы частичкой полезных качеств подруги, сумела бы спастись раньше, чем…

— Жан-Ив — единственный мужчина, которому я верю, — решительно заявила Сесилия и тыльной стороной ладони вернула на переносицу сползшие на кончик носа очки. — Он сохранит тайну, можешь не сомневаться.

Франческа замерла, держа в руках пару новых белых панталон. Ее зеленые, как у кошки, глаза светились любопытством.

— Кажется, твой отец еще жив? И он викарий?

— Да. — Лицо Сесилии помрачнело.

— А Жан-Ив — единственный мужчина, которому ты доверяешь?

— Все так, как я сказала. — Ее сапфировые глаза вспыхнули, но Франческа этого не заметила, поскольку надевала через голову ночную рубашку.

— Я знаю, этот человек важен для тебя, Сесил, но мы должны подумать…

— Жан-Ив и я давно договорились, — перебила ее Сесилия и, взяв кувшин, принялась мыть волосы Александры. — Когда мы отсюда уедем, я возьму его с собой.

— Но…

— Поговорим завтра! — Сесилия повысила голос. В нем прозвучала горячность, которой Александра раньше не замечала в подруге. Ее тон не предполагал споров. И даже Франческа замолчала.

«Моя вина».

Наконец прорвались горячие злые слезы. Они обожгли Александру не хуже огня инквизиции. Ее подруги поспорили, и все из-за нее. Она подвергла опасности и милого старика Жан-Ива, и своих лучших подруг.

«Моя вина. Моя вина. Моя вина».

Эти слова звучали в ее голове, словно ружейные выстрелы, постоянно ускоряясь. Как шлепок плоти по плоти. Она не могла сказать, как долго Сесилия и Франческа купали ее и куда дели грязную воду. Она не помнила, как ее одели и заплели косы, и когда она очутилась в постели.

Но прошло какое-то время, и громкий голос Франчески, зовущий ее по имени, проник сквозь густую пелену тумана, в котором она плавала остаток ночи.

— Александра!

— Моя вина. — Мысль, преследовавшая ее всю ночь, вырвалась сдавленным животным воплем. — Это все моя вина!

— Боже мой, нет! — Франческа устроилась рядом с ней и положила голову ей на плечо. — В том, что произошло прошлой ночью, твоей вины нет!

— Теперь вы мои сообщники, — всхлипнула она, корчась от мучительной душевной боли. — Я не должна была вываливать все это на вас. Это может сломать ваши жизни.

Подбежала Сесилия и легла рядом с Александрой с другой стороны, щедро делясь с подругой своим теплом.

— У всех нас есть тайны, Александра, способные сломать наши жизни.

— Но не такие, как эта. Я… я убила человека.

— Ты убила насильника. — Франческа натянула одеяло до подбородка Александры. — Мы сделали бы то же самое, окажись мы… — Она не закончила предложение, выказав чувствительность, которую обычно скрывала.

— У каждой есть тайны? — Александра повернула голову к Сесилии. До нее только теперь дошли слова подруги. — Я знаю вас четыре года… Вы никогда не говорили о страшных тайнах.

Сесилия всхлипнула, неожиданно став намного моложе своих восемнадцати лет.

— Я не хотела делиться этим ни с кем, — пробормотала она, — но не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.

Франческа всмотрелась в глаза Александры. Ее прелестное личико смертельно побледнело. Александра не представляла, что такой цвет лица может быть у живого человека.

— Мы должны поделиться всеми своими тайнами, тогда между нами возникнет неразрывная связь, основанная на безусловном доверии.

Слова подруги бесконечно тронули Александру.

— Расскажите мне, — прошептала она, готовая услышать все что угодно, только бы отвлечься от ужаса, с которым ей предстояло жить дальше.

Сесилия молчала целую вечность, собираясь с силами. Когда же она, наконец, заговорила, ее голос звучал тихо и хрипло:

— Я незаконнорожденная. У моей матери был любовник. Она умерла, давая мне жизнь, а отец… человек, вырастивший меня… дал понять, что никак не может быть моим отцом. И он всю жизнь попрекал меня тем, что моя мать умерла из-за своей неверности… нечестивости.

Франческа кивнула. Она хотела, но не могла облегчить боль подруги.

— Дорогая, он был жесток с тобой?

— Невыразимо. — Сесилия поморщилась.

— Ты знаешь своего настоящего отца? — спросила Александра, прижимаясь к Сесилии. — Это тот самый таинственный благодетель, который оплачивает твое обучение?

Сесилия покачала головой и пожала плечами. От стыда ее щеки покраснели.

— Хотела бы я знать. Иногда я уверена, что это он. Я провела много лет в Шардонне одна. До того, как мы с вами подружились, Жан-Ив был моим единственным другом. Маленькой девочкой я часто пряталась в его саду и докучала ему. Постепенно мы подружились.

— Я чувствую себя настоящей тупицей, — призналась Франческа. — Если ты доверяешь ему, значит, мы тоже.

— Чем больше людей знает тайну, тем больше опасность. — Сесилия смахнула с ресниц непрошеную слезинку. — А ты, Франческа? У тебя есть тайна?

— А как же! — горько усмехнулась девушка. — Я самозванка. Меня зовут не Франческа Кавендиш, а Пиппа. Пиппа Харгрейв.

Обе подруги непроизвольно разинули рты.

Изумрудные глаза Франчески блеснули.

— Мои родители — Чарлз и Хетти Харгрейв. Они были слугами Уильяма и Терезы Кавендиш, графа и графини Мон-Клэр. Мы жили в Йоркшире. Я выросла вместе с графскими детьми, Фернандом и Франческой.

Сесилия задумалась.

— Мне казалось, все Кавендиши погибли при пожаре, кроме…

— В огне никто не погиб.

Александра растерянно заморгала. Ей даже пришло в голову, что у подруги от горя помутился рассудок.

— Что? О чем ты говоришь?

Взгляд Франчески стал тусклым. Похоже, ее прошлое было настолько мучительным, что могло сломить ее, втоптать в грязь.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы пожар, начавшийся в доме, где жило около ста человек, средь бела дня, унес жизнь всех без исключения?

— Это действительно странно, если только… — Сесилия не договорила. Она и Александра обменялись задумчивыми взглядами.

Следующие слова Франчески подтвердили их худшие опасения.

— Если только все в доме уже не были мертвы. — Она смотрела куда-то вдаль, и ее лицо не выражало ничего. — Нет, не мертвы, — добавила она. — Зверски убиты. Люди на лошадях появились во время чаепития. Мне было восемь лет, и я решила, что их целая армия. Сейчас я думаю, что их на самом деле было не больше дюжины. Они убили всех — графа, графиню, слуг, моих родителей.

Ей потребовалось время, чтобы собраться и продолжить ужасный рассказ.

— Я убежала вместе с Франческой, но они ее поймали. Вырвали у меня из рук. Я видела, как они… они… Она даже не закричала. — Девушка прижала руку к горлу. Было нетрудно догадаться, как умерла Франческа.

Александра возненавидела себя за то, что почувствовала некоторое облегчение. Это нисколько не украшало ее. Получилось, что она нашла утешение в их боли, в их тайнах. Ведь это означало, что она не одна. Не только ей предстояло жить с грузом вины и стыда.

— О, Фрэнк! — Сесилия взяла подругу за руку. — Как же тебе удалось выжить?

На мгновение черты лица Франчески смягчились.

— Деклан Чандлер. Он нашел меня, и мы вместе спрятались в каминной трубе. Мы думали, что там нас никто не найдет и мы в безопасности, пока не начался пожар. Дым стал слишком густым. Мы едва не задохнулись. Пришлось выбираться. Оказалось, что к этому времени люди, убившие всех, уже уехали. Мы побежали в лес, но там нас заметил человек, которого оставили, чтобы убедиться: все следы преступления уничтожены огнем. От множества людей, от большого счастливого дома, который стоял на том месте с тех пор, как белая роза Йорков укрепилась над английским троном, остался только пепел.

Франческа взяла носовой платок, протянутый ей Сесилией, вытерла глаза и совсем неделикатно высморкалась.

— Тот человек пошел за нами, и Деклан — настоящий герой — отвлек его внимание от меня.

— Он… уцелел?

Франческа покачала головой. Ее губы дрожали.

— Я искала его везде, но не нашла. Создалось впечатление, что такой человек — Деклан Чандлер — вообще никогда не появлялся на свет. Он — сирота. А поскольку мать не зарегистрировала его рождение, его даже не искали. Что, если его маленькое тело так и осталось в лесу? Или его бросили в озеро? В болото? Меня с тех пор преследуют мысли о нем. Кажется, я единственный человек, который знает, что Деклан когда-то существовал. — Франческа всхлипнула. Александра сердцем почувствовала ее боль.

— Ты любила его, — поняла Александра.

— Пиппа любила его, — грустно улыбнулась Франческа. — А он любил Франческу. А Фернанд любил Пиппу. Если не вспоминать о маленьких разбитых сердцах, у нас было самое чудесное детство, которое только можно представить.

Несколько секунд девушки молчали, пытаясь осознать масштаб трагедии. Наконец Александра отважилась задать вопрос:

— Когда ты стала Франческой? И почему?

— Титул Мон-Клэр не передавался старшему сыну. Это означало, что любой уцелевший ребенок Кавендишей, мужского или женского пола, становился наследником поместья. Цыгане, которым было позволено жить в поместье, нашли меня, выкрасили волосы хной, подкупили клерков и поверенных, которые быстро оформили все бумаги, и я стала Франческой Кавендиш. Меня представили ко двору, и было решено отправить меня учиться в пансион в другую страну.

— Зачем все это цыганам? — удивилась Сесилия. — Хотят добраться до денег Кавендишей?

— Нет, — уверенно ответствовала Франческа. — Нет, деньги для цыган ничего не значат. Они сделали это по той же причине, которая заставляет меня участвовать в этом фарсе по сей день.

Александра понимающе кивнула.

— Месть.

— Совершенно верно. — Франческа поцеловала подругу. — Я всегда буду хранить тайну об этом страшном убийстве в прошлом, а вы должны сохранить тайну об убийстве, которое непременно произойдет в будущем. Потому что, когда я узнаю, кто виновен в гибели моей семьи… — Она не договорила. Впрочем, в этом не было необходимости.

Александра тоже поцеловала подругу в мокрую от слез щеку.

Франческа взглянула на Сесилию, вытиравшую слезы.

— Мне так жаль вас обеих! — Александра села и крепко обняла подруг. — Вы двое — моя настоящая семья, — торжественно проговорила она. — У меня никогда не будет ни мужа, ни детей. Ни один мужчина не захочет на мне жениться… а мне это и не нужно. Не желаю, чтобы кто-нибудь из этих грубых скотов ко мне прикасался.

— Я тоже, — фыркнула Франческа. — Все мужчины — мерзкие, требовательные бессердечные кретины. Без них лучше.

— Согласна, — прошептала Сесилия. — Тем более что институт брака придумали не для того, чтобы люди были счастливы. Пусть жизнь разбросает нас, но мы всегда сможем вернуться друг к другу. Провести вместе праздники. Положиться друг на друга. Теперь мы связаны узами крови.

Александра снова легла и сложила руки на груди под сердцем. Франческа положила ладонь на ее руки, Сесилия последовала ее примеру.

— Мы связаны навечно, — повторила она, — тайнами, кровью и болью.

— А еще доверием, страстью и местью, — мрачно добавила Франческа.

— Дружбой, любовью и надеждой, — проговорила Сесилия. — Иначе зачем мы столько вынесли?

Невероятная чудовищность ночи внезапно обрушилась на Александру с могуществом цунами, грозя сокрушить ее, утопить в бездне отчаяния. Когда подруги отстранились, она не отпустила их, прижимаясь к ним всем телом. Не говоря ни слова, они устроились рядом с ней, и она оказалась в уютном гнездышке из их тел и темноты.

В тот момент они были одни во всем мире.

Только это было не так. Наступит утро, и все узнают… Или не узнают. Будет очевидно лишь одно: директор исчез. Александра ощутила довольно сильное жжение между ног и опять почувствовала себя грязной. Ей надо было как следует помыться.

Ей придется научиться скрывать, кто она. Кем он ее сделал. Убийцей.

Боже! Неужели она сможет сохранить такой ужасный секрет? Ей стало страшно. И очень больно. Словно почувствовав это, Сесилия прижалась к ней и прошептала на ухо:

— Тебя всегда будет преследовать эта ночь. И ты всегда будешь жалеть о том, что у тебя отобрали. Но тело исцелится, Александра, и ты станешь сильнее.

Франческа прижалась к подруге с другой стороны и поцеловала ее в висок.

— Твое сердце снова научится спокойно биться, поверь мне. А пока это не произойдет, я буду защищать тебя, обещаю.

Они будут защищать друг друга. Любой ценой.