Властолюбивые ведьмы

Килук Овергейс (2024)

В Западном Королевстве случилось несчастье: исчез наследник королевского престола. Король в тревоге, подданные ждут ещё большей беды и гадают, кто же во всём виноват. Капитан королевских гвардейцев Альберт Олдландский начинает расследование. Ему помогает королевский палач Иосиф. Подозрение ведёт за море на экзотические Острова, но это лишь часть загадки. В Королевстве появился дракон и разоряет города и сёла. Корни всех бед тянутся в прошлое и затрагивают честь матери принца, умершей при родах. Ходят слухи, что она вступила в сговор с ведьмами Заповедного леса. Но сами ли властолюбивые ведьмы затеяли смертельную игру или за ними стоит кто-то ещё? Капитан гвардейцев ищет ответ, чтобы предотвратить катастрофу, которая надвигается на Королевство.

Глава 2

Начатое капитаном гвардейцев расследование привело к допросам подозреваемых и свидетелей. Допросов же без применения пыток в Западном Королевстве традиционно не проводили. Нужно было обратиться к палачу; за ним незамедлительно послали.

Палач отдыхал у себя дома, не ожидая каких-либо дел, которые могли бы бросить вызов его мастерству. Рука палача дрожать не могла, а потому ни азартных игр, ни возлияний, он не приветствовал, да и женского общества избегал. Столпу власти мягким, до поры, быть не пристало, а о наследнике стоило задуматься чуть позже. Между тем отдых требовался, и для того оставался лишь один проверенный выход — предаться воспоминаниям.

***

— Опять пацанёнок прибежал?

— Да, вижу его каждый раз, как мы получаем новый товар.

— Странный он. Все нас сторонятся: вонь, грязь, труд тяжёлый. А он прибегает, смотрит, интересно ему…

Два дубильшика вышли на крыльцо, чтобы передохнуть. Один, повыше и худее, сел на лавку у входа, налил себе ячменной настойки и с блаженством потягивал напиток из кружки. Второй, низкорослый и кряжистый, не любил рассиживаться. Он стоял напротив напарника, заложив руки за пояс и слушал друга, наклонив голову чуть на бок.

— Вон, стоит, — сказал первый. — Привет тебе, Иосиф!

— Можешь не махать и не кричать ему, — ответил второй. — Всё равно не ответит.

— Странный он, приходит, подглядывает, как мы разводим раствор квасцов с солью в чане, опускаем туда шкуры, перемешиваем…

— Что тебя удивляет?

— Ну как, процесс-то длительный, выделения всякие.

— Не такой длительный, как при ином способе.

— Ты про «красное» дубление? Да, оно подольше будет. Зато кожа не в клей обращается, как при квасцевании, а натурально дублёная выходит.

— Натурально-то натурально. Только нашему цеху это не по карману.

— Да уж! При «красном» способе кора ценных деревьев нужна: дубов, сосен, елей…

— Не забудь каштан и кору ивы вспомнить!

— Куда уж без них. Только всё это в Заповедном лесу или у реки рядом обретается. А туда…

— Туда не просто попасть, согласен.

— Точно! В Заповедном ведьмы и прочая «живность». Один леший чего стоит. В реке водяной жертв требует…

— Веришь в бабушкины сказки о леших и водяных?

— Скажи ещё, ведьм не существует.

— Не скажу. Ведьмы есть. Знаешь тут…

— Чего это на шёпот перешёл? Крамолу какую сказать хочешь?

— Почти… Говорят, королева Генриетта не просто так померла.

— А что с ней было?

— Ведьмы ей помогли короля окрутить.

— Ну ты загнул! Ведьмы? Короля? Куда ж епископ смотрит?

— Известно куда! Пузо, как у хряка. Всё по харчевням, да по борделям.

— Ты это, язык-то попридержи. А то вон паренёк-то, может, не только за обработкой кожи наблюдает.

— Зачем же ещё?

— Забыл, чей он сын?

— Чей же?

— Эй, паренёк! Да не бойся! Подойдя сюда. Подойди, подойди, не обидим. Твой отец в добром здравии? Отлично! Как вообще поживаете, тебя-то к делу привлекает? А, привлекает, да ты не очень в восторге. Чего ж так? Грязное оно? Наше тебе нравится! Наше, стало быть, чистое? Ну, не красней, не красней. Подрастёшь, разберёшься, что и по чём. Беги, беги! Отцу поклон.

— Да кто же его отец?

— Эх ты, деревня! Это ж сын королевского палача.

***

Отец основательно готовил маленького Иосифа. Он брал его в свой рабочий подвал, показывал разные приспособления, объяснял, что надо применить и для чего.

— Ты вот что, сынок, — говорил Иосиф-старший. — Никогда не используй дыбу, если нет прямого указания следователя. Бери сапог, вот это устройство, ну, ты знаешь: запихиваем в колодки ноги по одной и начинаем болты подтягивать. Кость сначала держит, но потом обязательно крошиться начинает. Адская боль заставит всё сказать. Дыба же что? Ну потянешь на колесе, ну заорёт обвиняемый…

— Разве не то надо? Чтобы закричал, да рассказал?

— Крик разный бывает. Не всякий со смыслом. В сапоге обвиняемые скажут раньше, чем ног лишаться. Конечно, ноги тоже придётся потом раздавить. Это, увы, не избежать! Но сначала-то, сначала мы речь послушаем. А дыба — она почти сразу мучает так, что не то, что в вине сознаешься, а расскажешь о том, что у тебя дети рождались, как у женщины какой. Или, напротив, что от тебя зачала не одна женщина, как от суккуба.

— Отец, разве дыба и сапог — это единственные средства?

— Главные, но не единственные. Есть щипцы. Вот смотри: эти кости дробить, эти рёбра раздвигать, когда кожу взрезал и внутрь зашёл. Но с щипцами глаз да глаз нужен! Обвиняемые могут не выдержать и умереть. Так не должно быть!

— Почему, отец?

— Как же? Смерть обвиняемых, если прежде времени, — это ошибка! За неё нас накажут. Ведь в ходе следствия и суда главными являются не мы, а следователи и судьи. Это потом, когда преступников осудили, они опять наши, и мы, ну, пока что я, а позже и ты, как мой наследник, с ними работаем.

— Что ещё, отец?

— Смотри, вот иглы: толще, тоньше, длиннее и короче. Много раз говорил тебе, что для чего. Как-нибудь посмотришь в деле, когда случай представится. Чего приуныл?

— Грязно всё это. Людям же больно! Мне отвратительно причинять кому-либо боль, мучать людей.

— Запомни, сын, человеческая боль — наша работа. К любой же работе надо относиться по-мастерски. Понимаешь, что это значит?

— Что?

— А то, что нельзя любить своё дело, как любит начинающий или фанатик. Так обязательно перепутаешь что-либо и навредишь всему делу! Вот тебе, что из работ нравится?

— Дубление кожи…

— Не смущайся, не красней. Дело достойное, как любое полезное людям свершение. Не хуже это, чем кузнечное дело или обжиг горшков. Может быть, хлеборобы ещё ценнее, ибо от них мы еду получаем, а от неё — силы для жизни и работы. Но к нашему делу…

— Вы считаете, отец, что хороша моя нелюбовь нашей цеховой принадлежности?

— Конечно! Не любя боль, жалея человека, в разумных пределах, естественно, ты только и сможешь и пользу следствию принести и людей излишне — до казни — не истязать. А дубильное дело, хотя бы как увлечение, — это хорошо, очень хорошо!

— Значит, одобряете, отец?

— Одобряю. Да, ты вот что…

— Что, отец?

— Вечером возьму тебя на допрос, как раз одного такого дубильщика допрашивать будем. Представляешь, утверждает, что королева наша, упокой Господи её душу, спуталась с ведьмами и потому умерла, родив сына и наследника королю. Ну, не чепуха ли?

***

Следователь сидел на надломленном деревянном стуле, который постоянно норовил окончательно развалиться и упасть. Вместе со стулом на залитый кровью пол упал бы и следователь. Поэтому приходилось поддерживать туловище ногами, отчего поза становилась неестественной и оттого неудобной, как если бы следователь сидел на корточках.

В дальнем углу расположился священник. Его привлекали для облегчения душевных мук подозреваемых, нуждавшихся в духовной поддержке и в случае раскаяния, и при отрицании своей вины. Особую роль священник играл в делах о колдовстве, а также при пресечении еретических учений. Тогда священники становились ещё и следователями. Во всяком случае, так обстояло в Западном Королевстве.

В воздухе кружились здоровенные жирные мухи, отъевшиеся на жидкостях, изливающихся из тел допрашиваемых. Результатов допроса без пыток не принимали, поэтому пищи для мух здесь оказывалось до чрезвычайности много. Хватало работы и у следователя, а через него — у палача. Поэтому никто не жаловался, кроме, пожалуй, допрашиваемых. Но к их жалобам не прислушивались.

В центре комнаты располагались пыточные устройства, которые использовал палач. Без него никакое дело двигаться просто не могло. Что за показания без пыток? Верить таким показаниям в Западном Королевстве отказывались.

Вместе с тем палач служил лишь рукой правосудия. Мозгом же на предварительном этапе был следователь. Именно он формулировал вопросы и записывал ответы, которые потом уходили судье для справедливого приговора. Адвокаты тоже числились, но в момент допроса их не привлекали.

На присутствие здесь же маленького Иосифа никто внимание не обращал. В конце концов, дети гончаров с малых лет привлекаются отцами к делу, и кожевенники привлекают своих, а кузнецы — своих. Ничего удивительно поэтому не было в том, что сын палача, готовясь в будущем занять место отца, уже с детства набирался опыта.

На дыбе застонал обвиняемый, который лишился чувств в ходе допроса. Потому ведь следователь и заскучал, что допрос он вынужден был прервать. Теперь стало возможно продолжение начатого дела:

— Итак, милейший, Вы утверждаете, что не говорили крамольных слов своему другу при отдыхе? — спросил следователь.

Обвиняемый открыл затекшие глаза, посмотрел на следователя и с усилием ответил:

— Нет, я никакой крамолы не говорил, одну лишь только правду…

— Так, так. И в чём же правда состоит?

— Королева сговорилась с ведьмами, и из-за того она погибла при родах.

— Значит, ведьмы? Вам, милейший, не кажется странным, что Её Величество, упокой Господи её душу, получила странную помощь от ведьм?

— Почему же странную?

— Ну как? Что за помощь такая, которая привела к смерти? Вот вы бы сами, в своём дубильном деле, стали просить, чтобы ведьма подарила Вам гнилые шкуры?

— Зачем — гнилые?

— Как же иначе? Вы идёте к ведьме за помощью, говоря ей: «Дай мне богатство и власть!» — «Хорошо, — отвечает ведьма, — дам всё тебе, но за это всё отберу, то есть получишь гнилые шкуры». Ну, не бред ли?

— Я говорю только то, что слышал сам.

— Всё-таки творил крамолу…

— Нет! Это правда, сущая правда!

— Вижу, обвиняемый, Вы упорствуете. Ваше Преподобие, пойдёмте-ка отужинаем. А Вы, милейший палач, пока поработайте с подозреваемым, да поработайте от души!

Священник, обрадованный возможностью уйти из этого пропитанного болью подвала, с радостью вскочил со своего места и побрёл к выходу вслед за следователем. Иосиф-старший вздохнул, кисло улыбнулся и взялся за рычаги дыбы.

***

Прошлые годы пролетели у Иосифа перед глазами. Время пробежало быстро: он вырос, отец отошёл от дел. Теперь подозреваемые в преступлениях против Короны поступали к нему.

В последние годы, правда, король как-то размяк, подобрел, потерял хватку. Поток обвиняемых тёк маленьким ручейком, грозясь совсем пересохнуть. Не то, чтобы Иосиф переживал по этому поводу. Он и в зрелые годы не приобрел привычки мучать людей без причины.

Между тем уроки отца молодой палач затвердил крепко. Никак было нельзя терять мастерство. Но, как не растерять навыки, постоянно лишаясь практики? К счастью, скоро предстояло восполнить этот досадный пробел.