Друзья и незнакомцы

Кортни Дж. Салливан, 2020

Когда-то у Элизабет была жизнь, о которой можно только мечтать: интересная работа, карьера успешного писателя и счастливый брак. Но с рождением сына она вынуждена перебраться из шумного Нью-Йорка в уютный, но невыносимо скучный городок, где ей предстоит освоить новые роли – матери и счастливой домохозяйки. И поначалу мысль об идиллическом будущем кажется Элизабет заманчивой, но реальность оказывается не столь привлекательной. На работу почти не остается времени, материнство изматывает, и очень быстро Элизабет начинает тяготиться своим новым положением. Все меняется, когда она нанимает няню – Сэм. Эта молодая и амбициозная девушка врывается в ее жизнь как свежий ветер, напомнив, каково это – надеяться и мечтать. Ведь впереди у Сэм вся жизнь… но проблема в том, что девушка не знает, как ею распорядиться. И кажется, что их знакомство – это начало хорошей дружбы, но часто люди, которых мы встречаем, наши друзья и наши возлюбленные так и остаются для нас неизведанными и непознанными, словно случайные попутчики, словно незнакомцы…

6

Когда Клайв написал, что его самолет приземлился, Сэм стояла у выхода из зала прибытия, чувствуя, что ее сейчас может стошнить.

К тому моменту, когда она его увидела, девушка уже вся извелась, не зная, как ей встать и что сказать.

— Малышка! — окрикнул он ее, подходя и сразу же притягивая к себе для поцелуя, что казалось уместным, но все-таки Сэм почувствовала смущение и неловкость, как будто это была первая встреча двух незнакомцев, вступающих в брак по расчету.

— Как прошел полет? — сухо спросила она, пытаясь вести себя естественно.

— Хорошо, — ответил Клайв и с любопытством посмотрел на нее. — Ты в порядке?

— Ага. Я так рада, что ты здесь.

Когда они подошли к машине, сразу стало понятно, что им срочно надо залезть на заднее сиденье и заняться сексом прямо здесь, на многолюдной автостоянке. Сэм запомнила вид голой задницы Клайва и его бледных ног на синем виниловом сиденье, спущенные, болтающиеся у щиколоток штаны. Сэм села на него сверху, в своем летнем платье, на виду у снующих путешественников.

После секса ей полегчало. Они ненадолго прилегли прямо в машине, и она рассказала ему о вечеринке, о пьяной истерике Изабеллы из-за парня, чье имя та даже не помнила.

По дороге он подмечал все, что отличалось от Великобритании, точно так же, как делала она, впервые оказавшись в Лондоне.

Клайв рассказывал ей о книге, которую начал читать в самолете, об истории лейбористской партии. Сэм пыталась следить за его мыслью, но она ничего не знала ни об их истории, ни о ключевых политиках. Он был такой умный. Ему нравились документальные фильмы о природе, и он никуда не ходил без книги в рюкзаке. Клайв заставил ее задуматься об американской системе образования. Он был более начитан, чем любой выпускник колледжа, которого она знала.

Сэм иногда привирала, чтобы создать лучшее впечатление о Клайве. Резюме не отражало его.

Когда они подошли к общежитию, она услышала, что в столовой вечеринка еще в самом разгаре, и потащила Клайва наверх.

В коридоре на их этаже было пусто, на полу валялись красные пластиковые стаканчики и бумажные тарелки. Сэм испытала облегчение. Им не придется пройти через толпу любопытных пьяных девушек, как она боялась. По крайней мере, не сегодня вечером.

Мусорное ведро лежало на боку, сангрия тонкой струйкой вытекала на зеленый ковер.

Сэм зашла в свою комнату. Изабеллы не было, ее кровать была аккуратно заправлена.

— Я узнаю это место, — заметил Клайв.

Сэм не сразу его поняла, но потом вспомнила их видеозвонки.

— Никогда раньше не видел эту половину комнаты, — продолжил он.

Она представила, как они пойдут прогуляться, хотя смотреть в округе было не на что. Клайв сказал, что устал. Они забрались в постель, и он прижал ее к себе, моментально засыпая.

Сэм лежала в его объятиях, вдыхая знакомый запах мыла, исходящий от его кожи, пораженная тем, что он действительно здесь.

Обычно в такой час она представляла, чем он сейчас занимается. Скорее всего, спит. Если бы это была суббота, Клайв бы танцевал с друзьями в клубе. Когда они жили вместе летом, Сэм никогда не ходила с ним. Он часто приходил домой в четыре или пять утра. Однажды она спросила его соседа Йена, как им удается столько не спать.

— Экстази, дорогая, — ответил тогда Йен. Увидев выражение ее лица, он добавил: — Прости, я все забываю, какая ты неиспорченная.

Иногда Сэм просматривала отзывы на экскурсии туристической компании, где работал Клайв, в поисках упоминания о нем, хотя потом всегда жалела об этом.

«Мы с подругами трижды были на экскурсии “Привидения Лондона” — главным образом, из-за красавчика-гида», — написала одна женщина.

Другая ей вторила: «Мы были на прогулке по Хайгейт-вилладж в воскресенье. Небольшой размер группы. Интересный взгляд на район, о котором я ничего не знала. Мой муж сказал, что наш сексуальный гид излагал факты быстро и небрежно, но я думаю, он просто завидует».

Сэм встала с кровати и села за стол. Она зажгла лампу и начала читать свое задание по истории искусств. «Это мило», — сказала она себе. Ведь этого ей и хотелось. Клайв был здесь, и она жила своей обычной жизнью рядом с ним.

Она попыталась сосредоточиться на книге. За выходные нужно было прочесть триста пятьдесят страниц, что казалось невозможным, но Сэм знала, что так или иначе справится.

До колледжа она ходила в государственную школу. Учителя обычно любили ее, потому что Сэм вела себя хорошо и ничего от них не требовала. Хорошо училась, хотя и не старалась специально. А еще она была известна своими картинами, которые всегда получали награды на школьной художественной выставке.

В девятом классе ее лучшая подруга Мэдди отправила на конкурс молодых художников, спонсируемый Лигой искусств Новой Англии, одно из полотен Сэм — парусные лодки в гавани Кейп-Код. Сэм выиграла. Она поехала на прием к губернатору, ей вручили чек на триста долларов. В тот момент она ужасно любила Мэдди. Сама Сэм никогда бы не решилась поучаствовать в конкурсе. Но с тех пор серьезно занялась живописью.

Когда-то она мечтала стать художником. Но теперь, благодаря словам сокурсников и профессоров, знала, что недостаточно талантлива.

«Работа уверенная, но не слишком оригинальная», — так одна преподавательница отозвалась о ее выпускной работе. Во время разбора одноклассница, глядя на одну из картин Сэм, заметила: «Есть в ней что-то, не знаю, от картин в гостиничных номерах».

Сэм любила писать пейзажи, портреты и вазы с фруктами. В ее полотнах не было надрыва, и это казалось скучным. Но надрыва не было и в ней самой.

Попав в колледж, она почувствовала, что и академическая успеваемость становится для нее проблемой. Такого она не ожидала. После того как Сэм получила первую и единственную в своей жизни тройку, она поняла, что ей придется работать усерднее, если она хочет не отставать от девочек, которые посещали подготовительные школы Новой Англии и проводили свои летние каникулы в поездках по Европе.

Она обнаружила, что при определенных усилиях получает удовольствие от учебы и преуспевает. С момента поступления Сэм ни разу не пропустила занятия. На первом курсе она подсчитала, сколько в конечном итоге будет должна по студенческим кредитам, и разделила эту сумму на количество часов, необходимых для получения диплома, а потом — на количество пар по каждому предмету. Когда ей хотелось пропустить «Историю европейского декоративно-прикладного искусства XV–XIX веков» или «Создание современной визуальной культуры», Сэм напоминала себе, что таким образом пустит на ветер пятьдесят семь долларов.

Ее подруга Шэннон рассказала ей о показателях академической успеваемости. Сэм никогда раньше не думала о каких-то наградах, но теперь хотела получить их любой ценой. Иногда ей казалось, что они с Шэннон соревнуются, но то была здоровая конкуренция. Как выразилась Изабелла, им обеим было суждено победить на Олимпийских играх для ботаников, вопрос заключался только в том, кто выиграет серебро, а кто золото.

Изабелла и Лекси периодически пропускали целые учебные дни. Изабелла называла это «днями психического здоровья» и смотрела телевизор, не вылезая из кровати.

Лекси удочерили из Кореи, когда ей был год. Ее мать была четвертой женой отца. Лекси была единственным ребенком матери и пятым ребенком отца. К тому времени, как она пошла в детский сад, они развелись. С тех пор они с матерью жили в роскошной двухэтажной квартире в Чикаго с видом на озеро Мичиган. Лекси посещала среднюю школу для девочек, обучение в которой стоило столько же, сколько в колледже.

— Там все либо страдали от булимии, либо были клептоманками, — поделилась однажды Лекси. — Полная глупость.

Сэм тогда задумалась, к какой категории относилась сама Лекси.

Три поколения женщин из семьи Изабеллы учились в этом колледже, она была четвертой. Подруга хвасталась, что поступила бы, даже если бы подожгла библиотеку во время собеседования. Французское отделение носило имя ее бабушки. (Сэм не очень понимала, что это значило. Где-то на двери кафедры висела мемориальная табличка или что? Она решила, что, наверное, имелось в виду нечто большее, но спрашивать не хотела.)

Сэм думала, что ее взяли из-за ее эссе. Речь в нем шла о президенте Вашингтоне — о Ширли Вашингтон, президенте колледжа. Когда она его писала, то понимала, что тема рискованная и граничит с подхалимажем. Но все написанное было правдой: когда Сэм училась в старшей школе, президент Вашингтон произнесла речь, которая потом разлетелась по всему Интернету. Она рассказала о том, как была первой в своей семье, кто получил высшее образование, о том, что для учебы не должно существовать препятствий, что все женщины достойны первоклассного образования, независимо от их расы, возраста или платежеспособности. Когда Сэм посмотрела это видео, то как будто очнулась ото сна.

Поступив в колледж, Сэм узнала, что не была одинока в своей любви. Президент Вашингтон была знаменитостью. Ее улыбка, брошенное на ходу приветствие — студенты говорили об этих знаках внимания от нее неделями. Когда она выступала в Дрисколл-холле, все скандировали ее имя: «Шир-ли! Шир-ли! Шир-ли!» Они топали ногами так, что казалось, балкон рухнет, не выдержав их энтузиазма.

Сэм попыталась вернуться к чтению, но не смогла сфокусироваться на словах на странице. Она продолжала бросать взгляды на Клайва, словно желая убедиться, что этот парень действительно спит в ее постели.

В последнее время девушка боролась с ощущением, что ее жизнь в Америке была лишь подобием ее настоящей жизни в Лондоне. Но теперь он был здесь, и Сэм чувствовала себя странно. Ей нужно было проветриться.

Она спустилась по черной лестнице и через столовую прошла к выходу на улицу. Пахло потом и дезодорантом. Ей казалось, что она оказалась в какой-то иной вселенной.

Столы и стулья отодвинули вплотную к стенам, чтобы освободить место для танцпола, который был заполнен младшекурсницами со всего кампуса, флиртовавшими с парнями, которые уверяли, что они из универа, хотя половина из них, скорее всего, еще училась в старшей школе.

Сэм не увидела в толпе никого из своих друзей. Вероятно, они стояли где-то в углу и разговаривали между собой. Два или три года назад кто-то из них еще мог флиртовать, пытаясь с кем-нибудь познакомиться, но теперь они хорошо знали, что здесь ловить нечего. Если парень пытался завязать разговор с одной из них, остальные обступали ее, давая понять, что все попытки напрасны.

Двое юнцов стояли у стола, что-то обсуждали, время от времени толкая друг друга. Подойдя поближе, Сэм увидела, что коротышка в коричневой куртке водил открывашкой для бутылок взад и вперед по столешнице, корябая дерево.

— Можешь перестать? — спросила она. — Здесь вообще-то люди живут.

Он посмотрел на нее и сунул открывашку в карман.

— Извини, — сказал он.

Сэм была поражена своей же прямолинейностью. Даже впечатлена. Ей не терпелось рассказать об этом Габи.

Ее друзьям с кухни придется убирать весь этот беспорядок утром. Мария часто говорила, что вырастила двоих мальчишек, но и представить себе не могла, насколько отвратительными могут быть студентки колледжа. После каждой субботней вечеринки на полу в столовой оставались лужи рвоты.

Каждую весну в кампусе устраивали бои с едой. Похоже, никого не интересовало, кто будет убирать последствия, но это были они, друзья Сэм, а также обслуживающий персонал из других общежитий. Она всегда приходила им помочь, хотя они и отказывались.

Габи, Мария и Делми жили в Уивервилле, городе в тридцати милях вверх по шоссе, о котором Сэм слышала, но никогда там не была. Каждый день они по часу добирались до кампуса на автобусе. Работая в утреннюю смену, усталая или с похмелья, Сэм всегда старалась не жаловаться. Ей-то достаточно было только встать с постели, умыться и спуститься вниз, чтобы приступить к работе.

Когда она только начала работать с ними, женщины общались, в основном, между собой, не обращая внимания на студентов на кухне, только изредка указывая им, что делать. Почему-то Сэм захотелось тоже участвовать в разговоре. В какой-то момент она услышала, как они шепчутся о брате Делми, которого ранило на стройке.

Она выпалила:

— Мой папа тоже работает в жилищном строительстве.

Вообще-то, он был прорабом.

— Я первый человек в нашей семье, который учится в колледже в таком месте, — добавила она.

Сэм отдавала себе отчет в том, что делала. Она пыталась сказать: «Я одна из вас, я не такая, как они». Немного отчаянный ход, но, похоже, сработало. После этого она вошла в их круг. Женщины разрешали ей хранить свою замороженную смесь для дайкири и куриные наггетсы в морозилке на кухне и даже дали ей ключ, чтобы она могла достать свою еду в любое время.

В конце каждой недели, когда работницы разбирали холодильники, Мария упаковывала все прилично выглядящие остатки еды, чтобы они с Делми могли забрать их домой. Иногда она заворачивала что-то и для Сэм.

— Я положила тебе кое-что из твоего любимого, — говорила Мария, сжимая ее руку.

* * *

Сэм сидела на крыльце, не обращая внимания на людей, снующих вокруг.

«Вольво» Рамоны было припарковано перед кампусом. Сэм узнала его по слегка покосившейся наклейке на бампере «Обама’08». Вполне возможно, стикер прилепила сама Рамона, хотя в 2008 году она еще не могла ни водить машину, ни голосовать.

Все друзья Сэм жалели, что не родились на четыре года раньше, чтобы стать частью той исторической ночи. В год избрания Обамы президентом Сэм исполнилось пятнадцать. Она помнила гудение машин и одобрительные крики на их тихой пригородной улице. Шэннон рассказывала, что тогда впервые увидела плачущего отца. По его словам, появление президента, похожего на него, было одним из величайших сюрпризов в его жизни. Он не думал, что это возможно, пока это не случилось.

В 2012 году она пошла на выборы с друзьями. Они сфотографировались перед школьным спортзалом, где впервые проголосовали, выстроившись плечом к плечу, как старшеклассники перед выпускным балом. Это было захватывающе, но в том году уже не чувствовалось напряжения предыдущих выборов. Они едва обращали внимание на опросы. Все уже знали, кто будет победителем.

Сэм подумала, не написать ли Изабелле, прося ее спуститься и поговорить. Изабелла всегда хорошо отзывалась о Клайве, и Сэм знала, что подруга делала это ради нее. Когда Сэм поинтересовалась, не торопится ли она с замужеством, Изабелла ответила: «С одной стороны, конечно. С другой стороны, полгода совместного проживания не равны шести месяцам просто отношений. Это как возраст у собаки».

Сэм ей не написала. Она была почти уверена, что довольно скоро снова почувствует себя нормально. Ей не хотелось, чтобы у Изабеллы осталась какая-то неприятная история о Клайве, которую она запомнит и предъявит потом в качестве аргумента не в его пользу. К тому же, Изабелла попыталась бы затащить ее на вечеринку, а это могло бы быть похоже на предательство Клайва.

Минут через десять Сэм почувствовала знакомое желание быть с ним рядом. Она привыкла отгонять его от себя. Но в этот раз Клайв был прямо здесь, наверху.

Вернувшись в комнату, она обнаружила, что парень уже не спал. Он валялся в постели, подперев рукой голову, и ждал ее, знакомо ей усмехаясь.

Она почувствовала вспышку желания.

— Где ты была? — спросил он.

— Просто вышла проветриться. Я думала, ты отключишься до утра.

— Неа. У меня открылось второе дыхание. Ты мне обещала прогулку, пойдем.

— Уверен? — улыбнулась Сэм.

— Ага.

Они шли по центру города, держась за руки и смеясь. Все было закрыто, кроме модного итальянского ресторана и бара «Ланчардс», где местные ребята играли в автоматы, смотрели спортивные матчи, заедая их ведрами попкорна, и курили в ванной. Сэм с друзьями часто туда ходили, но только потому, что некоторым из них еще не исполнилось двадцати одного года, а местный вышибала закрывал глаза даже на худшие из поддельных паспортов.

Они с Клайвом сидели на скамейке возле почты, болтали, прижавшись друг к другу, его рука лежала у нее на плечах. Все было так же, как и всегда, когда они были вдвоем. Сэм чувствовала себя пьяной от любви.

Вернувшись домой, они почистили зубы вместе, обнимая друг друга за талию, как бы странно это ни выглядело. Они занялись сексом, а потом смотрели старый эпизод сериала «Фрейзер» и ели шоколадные батончики, которые он привез.

Когда на экране поползли титры, Клайв воскликнул:

— О! У меня же для тебя кое-что есть.

Он встал с кровати, все еще голый, и полез в чемодан, через мгновение вытаскивая из него маленькую книгу в твердом переплете с розами на обложке.

— Не совсем то, что я искал, но это тоже тебе, — заметил он. — Увидел ее у мамы дома и подумал, что ты, наверное, никогда ее не читала, но тебе бы понравилось. Это почти идеальный роман.

Он вручил ей книгу.

Сэм прочитала заголовок — «Ангел» Элизабет Тейлор.

Едва она открыла рот, собираясь задать вопрос, Клайв, с ноткой снисходительности в голосе, сказал:

— Нет, это не та Элизабет Тейлор.

— Само собой, — сказала она.

— Это имя стало для бедной женщины проклятием, — продолжил он. — Выйди она замуж за кого-то другого и носи другое имя, возможно, она бы не стала одним из самых недооцененных писателей всех времен.

Сэм задумалась над такой незадачливостью, а Клайв продолжал рыться в чемодане.

Наконец он нашел картонный тубус и вынул из него два рулона бумаги.

— Это тебе от Фредди и Софи, — пояснил он.

Она нарисовала радугу, а он — птицу, и оба написали: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ТЕТУШКА СЭМ».

— Я скучаю по ним, — призналась Сэм.

Дважды за лето брат Клайва с женой и детьми приезжали к ним на выходные в Лондон. Никола с Майлзом каждый раз устраивали себе свидание на двоих, а Сэм с Клайвом водили Фредди и Софи в магазин игрушек и ужинали. В отличие от других членов их семей, дети никак не оценивали их как пару. Клайв так хорошо с ними ладил. В такие моменты Сэм легко могла представить счастливую семейную жизнь.

— Я обязательно повешу эти рисунки в рамку, — сказала она. — Давай позвоним им завтра?

— Конечно, детка, — согласился он.

Вскоре после этого Сэм заснула, более довольная, чем за все последние недели.

* * *

На следующее утро она проснулась от звука кого-то, кто пытается не шуметь. Она услышала, как открываются и закрываются ящики, и открыла глаза — это была Изабелла, которая рылась в своем комоде.

— Извини! — прошептала она. — Я уйду через секунду. Пытаюсь найти наушники. Ты их не видела?

— Нет, — ответила Сэм, прикрывая одеялом голую спину Клайва.

Конечно, она предполагала, что Изабелле что-то понадобится в комнате, но все же не могла не беситься — вряд ли наушники были предметом первой необходимости.

— Как прошла первая ночь? — спросила Изабелла громким, театральным шепотом.

— Хорошо. А у тебя?

— Как обычно. Лекси выпила бутылку голденрота на двоих с каким-то парнем, и дело кончилось тем, что ее тошнило этими золотыми хлопьями.

— Хмм, — невнятно пробурчала Сэм.

Клайв зашевелился рядом с ней.

Конец ознакомительного фрагмента.