Я вижу тебя изнутри

Кристина Выборнова (2023)

У врача, кто бы он ни был — человек или инопланетянин, способный видеть «нити» предметов, — всегда одна цель: помочь пациенту. Планету под зеленым солнцем охватывает эпидемия, и мирная жизнь превращается в выживание, а работа маленькой столичной больницы — в настоящую войну. Вместе борются Катя, нелюдимая землянка-биохимик, и местный гуманоид Нубис, опытный врач из ныне мертвого города. И борьбу приходится вести не только с болезнью. Врагом может стать что и кто угодно: глупость местных жителей, предубеждение родственников пациентов, но особенно страшно, когда враг — твой собственный коллега. И кто знает, сколько времени осталось до последней волны, которая сметет всех, как серый океан, который снится Кате каждый раз перед несчастьем?

Глава 4

В начале третьей недели работы Катин приступ трудового энтузиазма вдруг иссяк. Точнее, работать в больнице и изучать магов хотелось по-прежнему, но напала какая-то вялость и апатия: она даже еле заставила себя вылезти из кровати. Было не шесть утра, а целых девять, но за окном почему-то стояла темень. Катя вяло отодвинула край занавески и увидела, что все небо заволокла грозовая туча. Сквозь окна глухо гремело, а духота при этом стояла такая, что не спасал даже кондиционер: он просто гонял туда-сюда спертый воздух.

— Фууу, — сказала Катя, раздвинула шторы и дернула на себя раму. Окно, посыпая подоконник ошметками краски и серой пылью, с трудом открылось, в комнату влетел влажный и теплый ветер.

— Фууу, — повторила Катя и подумала, что скоро она, к счастью, попадет в более прохладный мир Лины. Только надо что-то с собой сначала сделать, а то в подобном вялом настроении можно и работу запороть…

Подумав, она уныло залила кипятком растворимый кофе и пошлепала босиком по линолеуму в ванную. Из зеркала на нее глянуло лицо, по которому сразу можно было понять: его хозяйка немолодая, несимпатичная и уже две недели спит по шесть часов в сутки, а в остальное время вкалывает.

Катя, нахмурившись, пощипала щеку. Она так редко обращала на себя внимание, что сейчас ощутила почти такую же растерянность, какая бывала у нее в гостях. Что делать с этой физиономией? Намазать чем-то — яйцом, овсянкой? Кремов у нее давно не водилось. А с другой стороны, почему бы ей не остаться такой вот пугающей? Маги, да и люди в больнице сто процентов ничего не заметят.

В результате Катя выкопала допотопный крем для ног, который дарила ей коллега на какой-то Новый год, профессионально глянула его состав и, решив, что пойдет, намазалась. Получилось слишком жирно, остатки пришлось смывать мылом. Натирая лоб пеной, Катя вдруг поняла, откуда у нее взялся такой приступ интереса к себе вкупе с плохим настроением.

Ей посреди ночи, от духоты или подступающей грозы, в который раз приснился кошмар. Точнее, неприятный сон. По совести говоря, обычно в таких снах вообще ничего ужасного не происходило, просто она стояла на холодном песчаном пляже у моря и, застыв, смотрела, как на нее надвигается волна высотой с девятиэтажный дом. Самого момента утопления Кате никогда не «показывали»: она просыпалась раньше, ужасно напуганная, и долго сопела в темноте, как паровоз, пытаясь выровнять ритм сердца.

У сна было много вариантов: то волна появлялась среди спокойной безмятежной воды, когда Катя купалась на мели, то волн было много и они пытались дохлестнуть до Кати и других людей, убегающих вверх по пляжу… Катя плохо плавала и правда боялась воды, а в детстве при купании в море пару раз получила волной по уху, но дело было не в этом. Просто каждый раз после подобного «волнистого» сна случалось что-то плохое. Иногда пустяки вроде стычки с начальством или понижения зарплаты, а иногда — гораздо худшее. Когда ее пожилые родители (она была поздним ребенком) скончались в больнице от гриппа, Кате тоже приснилась огромная волна…

Будучи образованным и не склонным к эзотерике человеком, Катя всегда старалась относиться к подобным снам скептически. На работе она о них молчала: коллеги-врачи от частых столкновений с несчастьями и так страдали мистицизмом и обожали обсуждать нехорошие приметы, — а больше поделиться тревогой было не с кем, приходилось переваривать ее самой.

— Займись делом — и все пройдет! — сказала себе Катя, крепко вытерла лицо полотенцем и пошла пить кофе.

Но сон продолжал лезть в голову. На этот раз он был особенно ярким и неприятным. Катя в нем стояла не на пляже, а на высоченном обрыве, прячась в маленькой пещерке вместе с еще несколькими людьми и магами с Лины: кажется, там мелькал даже Нубис. Все они, собравшись в кучку и дрожа от ледяного ветра, в ужасе смотрели вниз, в серый океан, по которому одна за другой шли волны просто сумасшедшего размера. Сейчас, в реальности, Катя решила, что высотой они были не меньше пятидесяти метров. Волны разбивались о скалистый обрыв, вверх к ним летела пена, попадая в лицо и на руки. Но Катя чувствовала себя даже почти спокойно, пока не увидела вдали очередную волну, которая была чуть ли не в два раза выше предыдущих. Сразу стало понятно: как только она дойдет до скал, жалкую кучку людей и магов в пещерке расплющит о камни.

Океан во сне издавал очень реалистичный рев, поэтому говорить и даже кричать было бесполезно. Катя просто повернулась и отчаянно уставилась на того, кто стоял рядом с ней. Это был Нубис. Его сухое лицо никакого отчаяния не выражало — наверное, у Кати просто во сне не хватило на это воображения — и выглядел он примерно так же, как во время своих ежедневных лекций и моционов вокруг площади.

«Что нам делать?» — одной артикуляцией спросила у него Катя. Черный маг разжал тонкие губы:

«Катя, без паники. Сначала разберемся», — и протянул ей руку, приглашая непонятно куда — в пещере не было даже сантиметра свободного места. Но Катя все же руку взяла (она оказалась на ощупь будто из очень теплой резины) и ощутила, что летит вниз, набирая скорость, как на водяной горке в аквапарке. В глазах стало темнеть, и сон прервался. Добралась до них волна или нет, осталось, как говорится, за кадром. Но, в общем, и так было ясно, что ничем хорошим это все закончиться не могло…

Кофе допился, гроза за окном утихла, но солнце так и не вышло: небо оставалось хмурым, как и Катино настроение. Чтобы немного обмануть судьбу, Катя выискала в шкафу светло-бежевое шерстяное платье: она в нем всегда удачно сдавала институтские экзамены и даже слегка верила, что оно «счастливое». Кроме счастья, платье обладало длиной до пяток и громадным воротником, который, как у водолазки, подпирал горло — все это для погоды Лины было в самый раз.

Когда она наконец появилась в лаборатории, по часам Лины было двадцать пять тысяч мигов, что примерно соответствовало десяти утра на Земле.

Лаборатория уже вовсю работала: несколько черных магинь-лаборанток оккупировали микроскоп, Нубис торчал за их спинами и поучал, как нужно правильно настраивать резкость, а белая магиня-практикантка Кирца расхаживала возле них, хлопая холодильниками и беспрерывно трындя. При виде всего этого у Кати заранее разболелась голова; она хотела незаметно нырнуть в коридор и подождать там, пока хоть кто-нибудь уберется, но Кирца уже ее заметила и заулыбалась желтыми зубами с бледного лица:

— Катя! Здравствуй! А что это ты сегодня так поздно? Ой, ты же в трауре, прости, что сразу не заметила. Очень соболезную. А кто у тебя умер?

— Никто, это не траур, — отрывисто ответила сбитая с толку Катя и, оттянув воротник платья, осмотрела его: нет, конечно, не черный.

— Как не траур? — удивилась Кирца и зачем-то оглядела собственную хламиду вырвиглазно-синего цвета. — А где же ты его взяла тогда — разве не в магазине траурных одеяний на улице Короля Брама? Там точно такие платья есть, по последней моде: в форме трубы, с воротником, и цвет почти белый: ну, траур же.

— Нет никакого траура, — Катя двумя рывками засучила длиннющие шерстяные рукава. — Если вы там закончили, мне надо к микроскопу.

Тут Нубис наконец оторвался от пропесочивания лаборанток и внес свое разумное слово:

— Восьмой доктор Кирца, не у всех наций белый цвет считался траурным. Даже у магов так было не всегда, старые траурные цвета — это желтый и светло-зеленый. А вы, Екатерина, либо переоденьтесь, либо сегодня на глаза больным не показывайтесь: из них хорошо знает древнюю историю меньшинство, зато в приметы верят почти все. Восьмой доктор Кирца, помощницы Рина и Лица, вы можете идти.

Названные им маги удалились, и в лаборатории сразу стало в три раза тише, только оставшаяся лаборантка-белая магиня мешала что-то в реторте. Катя облегченно потянула руки к микроскопу, но Нубис переключился со своим ворчанием на нее:

— Почему вы так задержались, Екатерина? То вас приносит буквально ночью, то чуть ли не перед обедом… Лаборатория должна работать без перебоев. У вас со вчерашнего дня остались недоделанные анализы. Каким образом я должен угадать, в какое время вы явитесь?

— Я извиняюсь, просто проспала, — мрачно сказала Катя. — Две недели вкалывала без перерывов, вот и…

— Вот и результат, да, — докончил Нубис. — Семидневку назад, когда вы меня в очередной раз прослушали, я как раз говорил о том, что режим труда и отдыха — это не какое-то отвлеченное понятие, а залог того, что вы будете нормально работать, никого не подводя, — он замолчал, оглядел Катю, как ворона, прищурив один глаз, пощупал что-то в воздухе и заключил:

— Вид у вас весьма пастозный, энергия по жизненным нитям течет замедленно. Головную боль напряжения, которая у вас сейчас начинается, я убрать могу, но вы наверняка наделаете ошибок в анализах. Придется все перепроверять.

— Ну уж нет, ошибок я никогда не делаю, — запротестовала Катя, выставив вперед ладонь. — Не дурее вас. Буду работать медленнее.

— А могли бы просто отдохнуть заранее, — триумфально завершил проповедь Нубис, прислушался к чему-то невидимому и исчез, будто вознесшись на чувстве собственной непогрешимости.

— Фу ты черт! — сквозь зубы сказала Катя. Голова у нее, впрочем, прошла — то ли сама по себе, то ли Нубис все же успел во время ворчания что-то сделать, — а привычная работа постепенно отвлекла и повысила настроение. Она даже почти не дергалась от того, что каждый входящий в лабораторию спрашивал, по кому она носит траур.

Сегодняшний день в больнице был каким-то суетливым. Врачи появлялись и исчезали, медсестры и медбратья заглядывали с ворохом заданий и вопросов, в окно лупило яркое зеленое солнце: был редкий случай, когда небо над столицей оставалось чистым. Катя вскоре запарилась в платье и стала думать, не слетать ли ей домой переодеться, но навалившаяся куча дел все время заметала эти мысли, так что когда наконец от нее отстали, она просто вышла проветриться в коридор. Там ее тут же поймал знакомый медбрат-человек с жалобной просьбой занести Нубису результаты анализов, а то никто ничего не успевает. Катя сказала «Ладно», взяла бумажки и, обмахиваясь ими, отправилась на второй этаж в левое крыло, где были палаты для людей.

Нубиса она нашла в третьей палате, беседующим с каким-то лысым мужчиной с удивительно писклявым голосом. Рядом топтались несколько здоровых на вид граждан — скорее всего, родственники.

Когда Катя вошла, все люди без исключения уставились на нее с ужасом, который ее удивил — она успела напрочь забыть, во что одета. Решив, что их расширившиеся глаза относятся к ожиданию результатов анализа, Катя на ходу развернула бумажки и громко сказала:

— А у вас тут пришло, медбрат попросил передать… Сейчас все расскажу… Ага, печень сильно поражена, высокие лейкоциты. Это у него что: вирусный гепатит или цирроз? — обратилась она к Нубису. — Тут такой билирубин, что впору орган пересаживать.

— Пересаживать?! — взвизгнул пациент, и его родные издали возгласы ужаса, как хор плакальщиц. Одна из женщин — то ли жена, то ли сестра больного — даже воздела руки, готовясь зарыдать, но Нубис разом прекратил все это резкой фразой:

— Стоп. Доктор здесь я. Сядьте и успокойтесь, не мешайте другим больным. Не обращайте внимания на Екатерину, она не вполне адекватна, — он протянул руку и вынул листок с анализами из Катиной руки.

— Почему я неадекватна? — пробормотала она. Нубис зашуршал листами.

— Хотя бы потому, что это не его анализы. Вам в десятую палату.

Больной и его родня хором издали облегченный вздох. Нубис аккуратно, но твердо взял Катю за толстый шерстяной рукав траурного платья и потянул за собой к выходу. По дороге обернулся и сказал: — Подождите несколько мигов, я ее отведу и вернусь. Ложитесь пока.

Посреди коридора Катя запуталась в подоле, но это же помогло ей обрести дар речи. Она повернулась к Нубису:

— Слушайте… кем вы меня выставляете!

— А как вы себя ведете? — ответил он вопросом на вопрос. — Сейчас вам для полноты картины только намордника не хватает. Кто вас учил так разговаривать с пациентами?

— Меня никто не учил, но я вполне в себе. И знаю, что тут нет десятой палаты, — сказала Катя. — Это его анализы.

— Я в курсе, естественно. Но анализы не для пациента, а для врача. Ваши обрывки пугающей информации не принесут ему ничего, кроме вреда, а мне затруднят лечение. И почему вы раздаете диагнозы, как на ярмарке — мы пока выясняем, что с ним такое, тут никто с простым гепатитом не лежит. Может, аутоимунное, может, паразиты… Вы же тоже врач, Екатерина, ну куда это годится, — он повел головой из стороны в сторону и даже слегка закатил глаза, что, наверное, показывало крайнее огорчение. — Что у вас с эмоциональным интеллектом?

— У меня?.. — Катя заморгала. — Не понимаю… Зачем мне на работе показывать эмоции?

Нубис посмотрел на нее как на безнадежную двоечницу, явившуюся на пятую пересдачу.

— Вы-то как раз можете свои не показывать. Но эмоции больных должны худо-бедно понимать. Поставьте себя на его место и подумайте, хотелось бы вам получить диагноз в такой вот форме? Вы, Екатерина, отличный специалист, но в разговоре — как ребенок: слова не выбираете и никого, кроме себя, не видите. Траур, я смотрю, тоже при вас, хотя я просил вас переодеться, — он кивнул на платье.

— П-при… П-при мне… — Катя оттянула шерстяную тряпку на груди. Ей вдруг странный ком забил горло, в глазах стало горячо. Она тщетно попыталась вдохнуть, и только когда на платье западали капли, поняла, что плачет. Такого с ней не случалось последние лет пять, и Катя с ужасом поняла, что совсем не помнит, как прилично рыдать в публичном месте. Стоит ли закрыть лицо руками? Можно ли вытереть нос? Может, вообще убежать?

— Та-а-ак, — выговорил свое любимое междометие Нубис. — Вегетативные реакции пошли… Ну и откуда слезы?

— Н-не знаю-у.

— А, ну конечно. Не видел существа, которое знало бы себя хуже, чем вы. Пойдемте, — Нубис взял ее под локоть и, усадив на деревянную коридорную лавку, принялся что-то размеренно щупать в воздухе. — А знаете, почему вы плачете?

— Потому что не соблюдала режим труда и отдыха, а вы мне говорили? — неожиданно для себя пошутила Катя.

Нубис, похоже, тоже этого не ожидал: он издал звук, похожий на придушенное басовое мявканье, и на миг показал зубы в короткой улыбке. Тут же вернув лицу обычное сухое выражение, он сказал:

— Да, режим тут, конечно, играет роль. Но я вижу ваши нити и могу сказать, что для вас явно привычно заглушать любые неприятные переживания работой. У вас в мозгу столько очагов возбуждения, что рядом с вами достаточно вовремя щелкнуть пальцами, чтобы вы начали рыдать, сами не зная отчего.

— Сейчас я, наверное, знаю, — Катя отвернулась и украдкой все же вытерла нос. — Много мелочей накопилось… Устала… День еще суетливый… И кошмары снятся, с волнами…

Нубис, снисходительно кивающий на каждую ее фразу, вдруг полностью застыл: из-за того, что он не дышал, казалось, что его что-то превратило в манекен, только кукольные ресницы медленно моргали.

— С волнами, — повторил он то ли вопросительным, то ли утвердительным тоном.

— С огромными, — подтвердила Катя. — Они из океана прямо на нас ехали, и…

Нубис подскочил, как подброшенный пружиной. Судя по взгляду, обращенному в никуда, Катя тут была ни при чем: его позвал кто-то из врачей. Она поспешно спросила:

— Что там?

— Реанимация нужна. Новый пациент, с первого этажа. Идите в лабораторию, — Нубис, снова приняв собранно-деловитый вид, кивнул ей и лихо растворился в воздухе.

Катя вытащила из огромного, как у кенгуру, нагрудного кармана платья дощечку и с треском сдвинула ее: действительно, давно пора было переодеться.