Стенание

Кристофер Джон Сэнсом, 2014

Англия, 1546 год. Последний год жизни короля Генриха VIII. Самый сложный за все время его правления. Еретический бунт, грубые нападки на королеву, коренные изменения во внешней политике, вынужденная попытка примирения с папой римским, а под конец – удар ниже пояса: переход Тайного совета под контроль реформаторов… На этом тревожном фоне сыщик-адвокат Мэтью Шардлейк расследует странное преступление, случившееся в покоях Екатерины Парр, супруги Генриха, – похищение драгоценного перстня. На самом деле (Шардлейк в этом скоро убеждается) перстень – просто обманка. Похищена рукопись королевы под названием «Стенание грешницы», и ее публикация может стоить Екатерине жизни… В мире литературных героев и в сознании сегодняшнего читателя образ Мэтью Шардлейка занимает почетное место в ряду таких известных персонажей, как Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, Ниро Вулф и комиссар Мегрэ. Ранее книга выходила под названием «Плач».

Глава 10

Я спустился по ступеням к Темзе. Вдоль берега стояли в ожидании множество лодочников, выкрикивавших: «А вот кому на восток?» или «А вот кому на запад?» — в зависимости от того, куда они намеревались плыть: вверх или вниз по реке. Я подозвал одного из тех, кто собирался вверх, и он подогнал лодку к ступеням.

Мы проплыли мимо дворца Уайтхолл, и я попросил причалить к Вестминстерской пристани, чуть подальше. У общей пристани Уайтхолла слуги выгружали из другой лодки огромные вязанки дров, вероятно предназначавшиеся для дворцовых кухонь. Мне снова вспомнилась вчерашняя казнь, и меня аж передернуло. Лодочник странно посмотрел на меня. Я опустил глаза и стал разглядывать его руки, ловко орудовавшие веслами. Руки у этого сравнительно молодого человека уже были натруженными и узловатыми. Я знал, что с годами лодочники приобретают болезненный артрит, суставы теряют гибкость и застывают в согнутом положении. И все это только ради того, чтобы перевозить богатых людей, вроде меня, куда им надо.

Мы миновали Королевскую пристань. Широкая крытая галерея, раскрашенная в зеленый и белый цвета, на пятьдесят футов выдавалась в реку и заканчивалась просторным крытым причалом, к которому как раз подплывала королевская баржа. Наверху вытянулась длинная линия прекрасного дворцового фасада: его красная кирпичная кладка ярко горела в лучах клонящегося к закату солнца, и свет рассеивался на выступах, богато отшлифованных бастионах с высокими застекленными окнами, а на южном конце виднелись покрытые лесами новые апартаменты леди Марии. Я заплатил лодочнику и поднялся по Уайтхолл-роуд к западной стене дворца, к воротам. Мне было жарко в мантии, я был весь в пыли, усталый и расстроенный.

На этот раз меня никто не встречал, но мое имя было в списке, и стражник у ворот впустил меня. Я прошел под арку, пересек двор и направился вверх по лестнице в помещение королевской охраны. Процедура тщательной проверки повторялась возле каждой двери.

Я поднялся в королевскую приемную. Когда я вошел, слуга в коричневой ливрее пронес мимо серебряный кувшин с водой, и мы с ним чуть не столкнулись. Я осмотрелся. Странно, но впечатление фантастического великолепия немного ослабло, хотя я чувствовал присутствие королевских телохранителей в их красочных, словно бы кукольных, мундирах. Однако сами они были здоровенными молодцами с тяжелыми алебардами. Здесь я видел меньше молодых хлыщей, пришедших в надежде попасться на глаза важным особам. Мой взгляд снова привлекла картина королевского семейства с основательной квадратной фигурой Генриха, контрастирующей с тем гротескным жалким персонажем, которого я недавно видел из окна.

Двое кандидатов в придворные играли в серебряные кости. Один из них вдруг вскочил и закричал:

— Ты жульничаешь! Ты уже третий раз подряд выбросил пятерку!

Другой встал и откинул в сторону свой короткий испанский плащ, чтобы освободить руку:

— Придержи язык! Ты оскорбляешь меня…

Тут же подошли двое телохранителей, которые взяли хлыщей под руки.

— Эй, мужланы, да вы никак забыли, где находитесь! — прикрикнул на них один из стражей. — Вы посмели подумать, что здесь можно поднимать гам, как в обычной таверне! А ну убирайтесь! Лорду-камергеру короля будет доложено обо всем!

Незадачливых игроков отвели к дверям, и все присутствующие в комнате проводили их взглядами.

И тут у меня перехватило дыхание: я увидел двух человек в черных одеждах и с золотыми цепями. Они вошли с лестницы и стояли, глядя на скандалистов. Обоих этих людей я видел недавно на сожжении Энн Аскью. Один из них был Уильямом Пейджетом, личным секретарем короля, — его квадратное лицо хмурилось над русой бородой, обрамлявшей его странную, словно перекошенную прорезь рта. Субтильная фигура другого контрастировала с крепким сложением Пейджета, а на его худом лице играла сардоническая улыбка. Это был сэр Ричард Рич. Они не заметили меня, и я поскорее проскользнул к двери в приемную королевы и шепотом назвал стражнику свое имя. Он открыл, и я проскочил внутрь. С противоположной стороны двери другой стражник в мундире со значком королевы вопросительно посмотрел на меня.

— Сержант Шардлейк, — сказал я, еле дыша. — К лорду Парру.

Дядя королевы уже ждал меня: кто-то снизу, видимо, успел доложить ему о моем прибытии. На фоне всех этих великолепных декораций и роскошных одежд придворных Уильям Парр в простом черном одеянии выглядел скромно. Его наряд оживляли лишь значок королевы на груди и массивная золотая цепь на шее. Я низко поклонился.

— Пройдемте в мой личный кабинет, мастер Шардлейк, — пригласил он.

Я вышел вслед за ним через другую дверь. Стражник, стоявший там, хотя и не старый, но уже с проседью в рыжей бороде, бросил на меня как будто бы особенно пронзительный взгляд. Потом лорд Парр провел меня по коридору. Наши шаги не были слышны на толстой циновке, покрывавшей здесь пол от стены до стены. Через приоткрытую дверь я заметил приемную ее величества и саму королеву, сегодня одетую в красное и сидевшую за вышивкой у окна вместе с несколькими фрейлинами, которые присутствовали там и накануне. Гардинер, спаниель герцогини Саффолк, сидел на полу, играя с косточкой.

— Мы идем к личным покоям королевы, — пояснил лорд Уильям. — Мой кабинет там. Екатерине нравится, что я всегда рядом, с тех пор как она вызвала меня весной из поместья. — Он открыл дверь в маленький темный кабинет с окном, выходящим еще на один двор. В этой комнатке на сундуках и маленьком столе аккуратными стопками лежали бумаги. — Вот, — сказал Парр, снимая со стула адвокатскую мантию из тонкого шелка и протягивая ее мне. — Наденьте, пожалуйста.

Я увидел, что на груди этого одеяния был пришит яркий значок королевы. Прежде чем занять место за столом, лорд подошел к окну и закрыл его. Потом предложил мне сесть.

— В летние дни я предпочитаю открытое окно, — с сожалением проговорил он, — но здесь никогда не знаешь, кто может подслушивать по соседству. — Старик вздохнул. — Как вы, наверное, поняли, при дворе царит атмосфера, полная страха и ненависти. Здесь в принципе нет дружеских отношений. Даже между родственниками: Сеймуры вечно ругаются и царапаются, как кошки. Только семейство Парр едино, мы преданы друг другу, — с гордостью заключил он. — В этом наша сила.

— Вы здесь только с весны, милорд? — рискнул спросить я.

— Да. В последние годы я удалился от двора и жил в своем поместье. Я уже старый человек и не всегда хорошо себя чувствую. Не так, как в молодости, когда служил королю. — Лорд Уильям улыбнулся воспоминаниям. — Как и мой брат, отец королевы. А мать королевы была фрейлиной Екатерины Арагонской. Парры долгое время находились при дворе. Мать королевы умерла как раз накануне того, как разразилась буря королевского развода. Что ж, она по крайней мере оказалась избавлена от всего этого. — Он поднял взгляд — острые глаза блеснули под белыми бровями. — С тех пор я остаюсь in loco parentis^[15] для моей племянницы и сделаю все, чтобы защитить ее. Когда Кейт попросила меня вернуться ко двору, я приехал тотчас же.

— Понимаю.

— Я должен привести вас к присяге, чтобы официально включить в состав Ученого совета ее величества…

Лорд вытащил из выдвижного ящика Библию, и я торжественно поклялся верой и правдой служить королеве. Парр коротко кивнул, вернул книгу на место и спросил:

— Ну, что нового вам удалось узнать?

Я вздохнул:

— Ничего хорошего, милорд.

Я поведал ему, что первое нападение на жилище Грининга случилось еще до кражи «Стенания грешницы», что власти отказались от расследования и что друзья Грининга, похоже, затаились, причем не исключено, что они даже являются анабаптистами. Под конец я объяснил, как сбежал Элиас. Мне пришлось откровенно рассказать про неосторожность Николаса, опрометчиво назвавшего имя Бертано, хотя я и похвалил своего помощника за то, что он обнаружил обрывок кружева. Я принес этот клочок ткани с собой и теперь положил его на стол. Лорд Парр рассмотрел его:

— Тонкая работа, дорогая… Характерный черный узор. — Он перевернул лоскут. — Вышивальщик королевы, мастер Галлим, всю жизнь проработал в гардеробе королевы в замке Бэйнардс и знает всех изготовителей кружев в Лондоне. Может быть, он сумеет выяснить, чья это работа.

— По обрывку манжеты?

— Такого качества — возможно. — Лорд нахмурился. — Подмастерье уверен, что первое нападение случилось еще до того, как «Стенание грешницы» пропало?

— Вполне. Мне очень жаль, что он сбежал. Услышав имя Бертано, парень пришел в ужас.

— Я никогда раньше его не слышал… Так, значит, Оукден подслушал, как они говорили об этом Бертано: дескать, он посланник самого Антихриста и погубит нашу страну?

— Определенно. И я считаю Оукдена честным человеком, — сказал я и, поколебавшись, добавил: — Он просит, чтобы теперь мы оставили его в покое, боится за свою семью.

— Все мы боимся, — резко ответил Парр. — И тем менее прошло уже одиннадцать дней, как рукопись украли, и до сих пор — ни слова, вообще ничего… Кто мог ее похитить?

— Наверняка не религиозные радикалы.

— Но если бы ее украл папист, книга была бы уже опубликована, и тогда бог знает что стало бы с моей племянницей. Король очень строго смотрит на любое проявление нелояльности. — Лорд Уильям закусил губу. — Нам нужно отыскать этого подмастерья. — Он недовольно посмотрел на меня. — Вы не должны были упустить его.

— Мне очень жаль, что так вышло, милорд.

— А эти три товарища Грининга — они где-то скрываются? Уехали из Лондона?

— Похоже на то. Хотя они могли просто затаиться на время. Констеблю известно, где они живут. Он присматривал за ними в этом году как за возможными еретиками.

Лорд Парр сердито нахмурился, и на его бледных щеках выступили пятна.

— Ну просто Божья кара эти оголтелые радикалы со своими безумными идеями! Они ставят под удар тех из нас, кто хочет реформ, но знает, что нужно действовать потихоньку. Они понятия не имеют о реальной политике. Может быть, и нет на самом деле никакого Бертано, а это лишь фантом, плод их воспаленного воображения! — Лорд Уильям издал долгий вздох, успокаивая себя, а потом проговорил: — Вы должны разыскать эту троицу, дружков Грининга. Поговорите с ними, узнайте, что им известно. — Он снова нахмурился. — И если опять возьмете с собой своего ученика, объясните ему хорошенько, что надо держать язык за зубами.

— Можете быть уверены, милорд, я проведу с ним беседу.

Я сообразил, что на поиски пропавших единомышленников Грининга потребуется немало времени. Да уж, это расследование становилось все более запутанным и опасным. Кроме того, я подумал, что в конторе в Линкольнс-Инн есть одно дело, которое я никак не могу поручить своим подручным, — предстоял осмотр экспертами стенной росписи по иску миссис Слэннинг, — и меня на мгновение охватила паника. Ощутив, что кресло подо мной покачнулось, я крепко вцепился в подлокотники.

— В чем дело? — резко спросил лорд Парр.

— Простите, милорд, я… Сегодня выдался тяжелый день, а вчера я присутствовал на сожжении. Иногда от усталости у меня возникает странное чувство — будто весь мир вокруг начинает качаться…

Я ожидал, что собеседник одернет меня, осудит за слабость и жалобы, но, к моему удивлению, он тихо произнес:

— Племянница говорила мне, что в прошлом году вы оказались на «Мэри Роуз», когда корабль затонул. Это была страшная трагедия. Впрочем, при дворе не принято говорить об этом — королю кажется унизительным, что его любимый корабль постигла такая судьба.

— Я потерял тогда хороших друзей и сам чуть не погиб. И с тех пор, во времена сильного напряжения… Простите меня, милорд.

Лорд Уильям хмыкнул:

— Мне тоже иногда бывает нехорошо. Я давно страдаю от приступов лихорадки, и теперь они случаются все чаще. Иногда я так устаю… — Он пожал плечами, а потом натянуто улыбнулся. — Но мы должны идти вперед. Вы знаете девиз королевы?

— «Быть полезной в своих делах».

— И так и должно быть. Я знаю, это тяжкий груз, сержант Шардлейк.

— Спасибо, милорд, но вы считаете, что мне действительно лучше всего попытаться найти и допросить этих людей? Радикалы очень подозрительны и ко всем относятся настороженно. Они наверняка, как и тот подмастерье, сочтут меня пытливым законником, чей хозяин покарает их.

Лорд Парр криво усмехнулся:

— Да уж, народ предвзято относится к вашему ремеслу; бытует мнение, что юристы работают на своих нанимателей исключительно ради гонорара.

— Возможно, если кто-то попытается для начала связаться с этими людьми, некто, известный своим сочувствием к радикалам, и скажет им, что адвокат, который к ним придет, — не враг… Это бы очень помогло мне.

Мой собеседник кивнул:

— Вы правы. Помните молодого Уильяма Сесила?

— Конечно.

— Известно, что он имеет некоторые… э-э-э… скажем так, контакты. Этот молодой человек занимает совсем небольшую должность в Ученом совете королевы, но я уже отметил его ум и приверженность реформам. Как и личные амбиции, весьма значительные. — Старый лорд снова сардонически улыбнулся. — Хорошо, я пошлю его разыскать этих людей и заверить их, что вы хотите только расспросить об убийстве Грининга и не причините никакого вреда. Это все, что будет сказано мастеру Сесилу. О «Стенании грешницы» ему, конечно же, ничего не известно.

— Благодарю вас. Это может помочь в наших поисках.

Парр погладил бороду:

— Так вы говорите, Грининг печатал лишь учебник французского, когда его убили?

— Да. Я тщательно обыскал типографию.

— Как вы сами понимаете, королева не имеет никаких связей с такими мелкими типографиями. Ее «Молитвы, или Размышления» отправили прямо к королевскому печатнику Джону Бертелету. — Он покачал головой, а затем решительно схватился за подлокотники и сказал: — А теперь я бы хотел, чтобы вы допросили некоторых слуг из окружения королевы.

— Да, милорд.

— Но сначала взгляните вот на это. — Лорд Уильям достал из камзола маленький ключик на золотой цепочке. — Я уговорил племянницу доверить его мне. Это тот самый ключ, который она носила на шее, от ее личного сундука.

Я внимательно рассмотрел его: на бородке имелось несколько зубцов разной величины. И заметил:

— Похоже, такой ключ нелегко скопировать.

— Да уж. Сам сундук я велел перенести в надежное место, где его можно будет осмотреть. — Лорд Парр спрятал ключик в складках своего одеяния. — Ну что, вы готовы допросить слуг? — Он твердо посмотрел на меня.

— Да, милорд. Простите, у меня была минутная слабость.

— Хорошо. — Лорд Уильям сверился с бумагой у себя на столе. — Я проверил записи и выяснил, кто дежурил в тот вечер. Королева во второй половине дня находилась в своих покоях. После обеда она пошла к себе в спальню, посмотрела книгу, снова прикинула, не уничтожить ли ее, а потом какое-то время изучала испанский — она стремится улучшить свое знание языков, это может оказаться очень полезно на дипломатическом поприще.

— Ее величество часто остается в одиночестве во второй половине дня?

— Нет. Но когда день свободен, она любит воспользоваться случаем и немного побыть одной — в этом дворце не всегда легко уединиться, — с чувством добавил Парр. — Потом, в шесть часов, ее вызвал король, и она вернулась в десять. За эти четыре часа «Стенание грешницы» кто-то украл. По словам стражи, личные покои ее величества в это время посетили два пажа, в чьи обязанности входит убирать в комнатах и в галерее королевы, а также кормить Рига, спаниеля Екатерины, и ее птичек. Кроме того, вам надлежит допросить двух женщин, которые имеют более или менее свободный доступ в покои, — Мэри Оделл, фрейлину, которая служит Кейт много лет, готовит ей постель и часто спит рядом, и дурочку Джейн, которую королева делит с леди Марией. Джейн очень плохо соображает. Известно, что она входила в тот вечер в личные покои, где сидели несколько фрейлин, и хотела видеть Екатерину: сказала, что у нее якобы есть что-то такое, что развлечет ее величество. Она не поверила, когда фрейлины ответили, что моя племянница у короля, а Джейн умеет поднять шум, если не добивается своего, — королева и леди Мария избаловали ее, — поэтому стража впустила дурочку внутрь и дозволила посмотреть самой. Она вышла через несколько минут. Вот и все.

— А сколько комнат в личных покоях королевы?

— Шесть. Умывальня, спальня, молельня, кабинет, ванная и столовая. И, кроме того, личная галерея, где ее величество часто прохаживается. Кстати, я лично осмотрел все помещения вдоль и поперек на случай, если рукопись каким-то образом спрятали там. Но ничего не нашел.

— Неужели, чтобы делать уборку, каждый день нужны два пажа?

Лорд саркастически рассмеялся:

— Разумеется, нет. Но это хозяйство ее величества, здесь повсюду слуги как знак высокого статуса королевы. Есть еще двое, которые приходят убирать по утрам. Только у короля штат больше.

— И обслуживающий персонал сменяется?

— Да. Существует очередность. Я понял, о чем вы подумали: другой слуга мог узнать о существовании книги раньше, да? Но они не могли спланировать похищение заранее, так как никто понятия не имел, что в тот вечер король пригласит к себе супругу.

— Но он вызывает ее, наверное, довольно часто?

— Далеко не каждый вечер. А в последние дни Генрих по вечерам постоянно встречается со своими советниками и послами.

— Значит, книгу, должно быть, похитил один из этих слуг, если только кто-то не спрятался в галерее.

— Это невозможно. Стража у дверей в личные покои проверяет всех, кто входит и выходит. Так что подобный вариант абсолютно исключен.

Я задумался:

— А сами стражники? Им можно доверять?

— Все отобраны лично королевой. И, опять же, тут тоже существует строгая очередность, и если бы какой-то стражник покинул свой пост у дверей, это сразу заметили бы. Первым делом претенденты в придворные, которые могли бы попытаться проникнуть туда, куда не положено. Нет, в отсутствие королевы в ее покои входили лишь двое пажей, Мэри Оделл и дурочка Джейн.

— Значит, только четверо.

— Я вызвал и пажей, и обеих женщин. Я бы хотел, чтобы вы — под предлогом пропажи перстня — проверили перемещения всех четверых в тот день. Всем говорят, что исчезновение драгоценности очень опечалило королеву. Екатерина дала вам полномочия увидеться с Мэри Оделл наедине, но дурочку Джейн вы должны допрашивать в ее присутствии. Джейн так глупа, что наверняка перепугается и может надерзить. — Уильям Парр нахмурился, — очевидно, шутиха сильно досаждала ему.

— Очень хорошо, милорд.

— Леди Оделл — одна из четырех горничных. Это невысокая должность, но зато Мэри особенно близка к королеве. Она ее двоюродная племянница. Теперь в окружении Екатерины много дальних родственников, как раньше везде были сплошь Болейны и Сеймуры. Кроме того, что эти люди зависят от нее, они также обязаны ей своими должностями, так что на их преданность можно рассчитывать. А на Мэри Оделл — особенно: она не только служит королеве, но и является ее ближайшей подругой. Будьте с этой дамой поучтивее. Что же касается дурочки Джейн… — Старик склонил голову. — Есть два типа шутов: те, что искусны в добрых дурачествах, как королевский шут Уилл Соммерс; и дураки от природы, вроде Джейн. Она пользуется слишком большой свободой. Но и обладает едким юмором. — Лорд Парр внимательно посмотрел на меня и мрачно заключил: — Никогда не знаешь, всегда ли дураки таковы, какими кажутся.

— Но Джейн служит шутихой также и у леди Марии? Значит, она предана им обеим.

— Я думал об этом. Уже десять лет, как леди Мария покончила со своей строптивостью и согласилась с верховенством короля в делах Церкви. В религии она придерживается консервативных воззрений, но все это время неуклонно следует желаниям отца. Екатерина пыталась свести всех троих королевских детей вместе, однако, хотя Мария и любит малолетнего Эдуарда, она не жалует леди Елизавету. — Лорд Уильям пожал плечами. — Это можно понять: мать Елизаветы заняла место ее собственной матери. Королева делала все, чтобы подружиться с Марией. Они близки по возрасту и часто видятся.

— Но Мария известна как противница реформ.

— Пуганая ворона куста боится. Она избегает даже намеков на заговоры. Мария не опасна. А теперь я вас покину. — Лорд Парр встал. — Пажей сейчас пришлют. Как я вам уже говорил, если допрос будет проводить кто-то из Ученого совета королевы, а не я сам, это привлечет меньше внимания. Я вернусь позже. Да, кстати, «пропавший» перстень выглядит так: из чистого золота, с квадратным рубином в центре и инициалами покойной падчерицы королевы Маргарет Невилл — «МН» — внутри кольца. — Он шагнул к двери. — Осторожнее с Адрианом Расселом, он может оказаться дерзким щенком. А потом я покажу вам сундук. Кстати, я слышал сегодня, что в следующем месяце Генрих переезжает в Хэмптон-Корт. Туда уже послали крысоловов. Все вещи и все люди из королевских апартаментов отправятся туда на барже. Поэтому вы должны увидеть здесь все так, как оно было в тот день, пока это еще возможно.

Стражник ввел первого пажа, худого светловолосого паренька лет шестнадцати с заносчивыми манерами. На нем были красная ливрея со значком королевы на груди и черная шапка, которую он снял, когда вошел. Я строго посмотрел на него, как будто он был моим противником в суде:

— Ты Адриан Рассел?

— Да, сэр, Рассел Кендальский. Мой отец — дальний родственник королевы и имеет большие владения в Камберленде, — с гордостью проговорил юноша.

— А я сержант Шардлейк из Ученого совета ее величества. Меня назначили расследовать пропажу рубинового перстня, исчезнувшего из сундука королевы в ее спальне. Ты слышал о краже?

— Да, сэр.

— Это произошло шестого июля, между шестью и десятью часами вечера, когда королева была у его величества. Ты работал в тот вечер?

Рассел дерзко посмотрел на меня:

— Да, сэр. Я и Гарет Линли пришли в шесть, принесли новые свечи, вымыли комнаты и окурили их благовониями. Я ушел в восемь. Гарет остался. Убраться в спальне, — добавил он.

— А ты вообще был в спальне королевы? — Я решил брать быка за рога.

— Нет, сэр, туда входил только Гарет Линли. — (Я снова заметил в голосе Адриана нотку высокомерия.) — Лишь одному пажу позволяется входить туда вечером, и была не моя очередь.

— То есть двое пажей каждый день в течение двух часов делают уборку?

— Да, это входит в наши служебные обязанности. Мы должны также следить за галереей королевы и кормить там птиц.

Мне не нравился этот наглый юнец, и я холодно сказал:

— Может быть, это не всегда занимает столько времени? Подозреваю, что иногда вы присаживаетесь и отдыхаете, да?

— Как и все слуги, сэр.

— И мальчики любят трогать чужие вещи… Ты, может быть, помнишь: не столь давно один из пажей уже украл что-то у королевы. И его приговорили к повешению.

Рассел вытаращил глаза и начал громко возмущаться:

— Сэр, я бы никогда такого не сделал! Я из приличной уважаемой семьи… Я ничего не крал, клянусь!

— Ну, это ты так говоришь. А ты видел кого-нибудь еще, когда был там? Или вообще заметил что-нибудь необычное?

— Нет, сэр.

— Подумай, Адриан. Подумай хорошенько. Вор мог поменять некие предметы местами, сдвинуть что-то…

— Нет, сэр. Клянусь. Я бы сказал вам, если бы увидел хоть малейший непорядок.

Молодой Рассел беспокойно потирал руки — его мальчишеская заносчивость быстро испарилась. Вряд ли этот молокосос мог оказаться замешан в похищении рукописи. Уже более мягким тоном я подробно расспросил парня о его передвижениях, а затем сказал, что он может идти. Адриан с облегчением стремглав вылетел из комнаты.

Второй паж, Гарет Линли, был напуган: я сразу это понял. Он был того же возраста, что и Рассел, высокий и худой, с длинными, аккуратно причесанными волосами. Я предложил ему сесть и спросил о его обязанностях в спальне.

— Я вхожу туда, ставлю новые свечи в подсвечники, кладу свежее белье на сундук, а потом меняю в вазах цветы и раскладываю в комнате свежие травы и лепестки. Кормлю Рига, собаку королевы, если он там, но в тот вечер спаниеля не было. Я, конечно, не притрагиваюсь к постели ее величества — это дело горничных. В тот день, если не ошибаюсь, дежурной горничной была Мэри Оделл.

Я кивнул:

— Значит, ты кладешь белье на сундук. Тебе известно, что в нем хранятся ценности?

— Клянусь, сэр, я не притрагивался к сундуку! Полагаю, он был заперт.

— Ты когда-нибудь проверял, закрыт ли замок?

— Никогда! — заверил меня юноша. — Я глубоко предан ее величеству. — Он возвысил голос, и я снова уловил в нем нотку страха.

Тогда я принял более дружелюбный тон:

— Ты не заметил чего-нибудь необычного в комнате в тот вечер? Может быть, с сундуком что-то было не так?

— Нет, сэр. Уже темнело. Я принес лампу. — Паж нахмурился. — Но если бы с сундуком вдруг что-то было не так, я бы наверняка это заметил. В ту неделю я клал туда белье каждый вечер.

— А ты когда-нибудь видел украденный перстень?

— Нет. Мне говорили, что королева иногда носит его на пальце, но, когда она проходит мимо, я всегда низко кланяюсь, так что никогда его не видел.

— Очень хорошо. — Похоже, Гарет Линли говорил правду, однако он, я был уверен, боялся чего-то более серьезного, чем мои вопросы о пропавшей драгоценности. — А ты сам откуда родом, мальчик? — непринужденно поинтересовался я. — У тебя северный выговор.

Мой вопрос, похоже, еще сильнее встревожил юношу: его глаза забегали.

— Из Ланкашира, сэр, — ответил он. — Моя мать была когда-то фрейлиной Екатерины Арагонской, которая и пожаловала нашей семье земли. Кроме того, моя матушка знала родительницу нынешней королевы, покойную леди Парр.

— И таким образом ты получил свою должность? Пользуясь влиянием матери?

— Да, сэр. Она написала лорду Парру, спросила, не найдется ли для меня место при дворе. — Дыхание Линли заметно участилось.

— Твои родители еще живы?

— Только мать, сэр, — сказал юноша и немного помолчал в нерешительности. — Десять лет назад, после Северного восстания^[16], отца посадили в Тауэр, и он умер там.

Я сосредоточенно обдумал эту информацию. Парень, чья мать служила Екатерине Арагонской и чей отец принимал участие в Северном восстании…

— Значит, история твоей семьи может заставить задуматься о твоих религиозных предпочтениях, — медленно проговорил я.

И внезапно Гарет полностью сломался. Он чуть ли не кубарем скатился со своего кресла и рухнул на колени, в отчаянии сжав руки.

— Это неправда! — воскликнул он. — Клянусь, я не папист, я верно следую королевским заповедям! Я постоянно говорю это всем. Ах, если бы меня только оставили в покое…

— Встань, — ласково сказал я, жалея, что довел парнишку до такого состояния. — Сядь обратно в кресло. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Ты сказал: «Я постоянно говорю всем». Кому это всем?

Паж отчаянно замотал головой — по щекам его текли слезы.

— Давай, Гарет! — подбодрил я его. — Если ты не совершил ничего дурного, то и опасаться нечего. А если даже совершил — и признаешься, — королева будет милостива.

Мальчик издал долгий прерывистый вздох:

— Я ничего не сделал, сэр. Но, как вы говорите, из-за прошлого моей семьи все думают, что я из тех, кто шпионит за реформаторами. Хотя лорд Парр и королева знают, что моя семья лишь хочет жить тихо и верно служить ей. Но после того как я поступил во дворец… — Он опять замялся в нерешительности. — В общем, один человек подходил ко мне, дважды, и спрашивал, не соглашусь ли я следить за королевой, подмечать всякие мелочи и сообщать их тем, кто, по его словам, служит истинной вере. Я отказался, клянусь…

Юноша уставился на меня, и вид у него при этом был жалкий. Его лицо распухло от слез, и я вдруг понял, как выгляжу в глазах невинного мальчика, ступившего в эту позолоченную, прекрасную выгребную яму.

— Ты доложил об этом вышестоящим? Лорду Парру?

— Нет, сэр, я не посмел. Тот человек, он… напугал меня.

— Когда это случилось?

— Как только я поступил на службу, прошлой осенью. А потом это повторилось снова, в апреле, когда началась охота на еретиков.

— Оба раза к тебе подходил один и тот же человек?

— Да, и я не знаю, кто он такой и откуда взялся. Я поделился с одним из пажей, и тот сказал, что такое бывает, когда впервые появляешься при дворе, и если хочешь уберечь свою шкуру, то лучше всего отказаться. Мой товарищ пояснил, что обычно подсылают кого-нибудь неизвестного во дворце, допустим слугу кого-то из влиятельных персон.

— Этот человек не назвал тебе своего имени?

— Нет, сэр. Сперва он подошел ко мне на улице. А во второй раз ждал меня возле дома, в котором я бываю. Что-то в его лице напугало меня. — Мальчик потупился, стыдясь своей слабости.

— Можешь его описать?

Линли снова поднял на меня глаза и покорно начал перечислять приметы:

— Лет двадцати пяти, худой, но жилистый и сильный. Одежда на нем была дешевая, но говорил он как джентльмен. Помню, что у него не хватало половины уха, как будто ему отрубили его в бою. — Гарет содрогнулся.

Сердце мое ёкнуло. Отрублено пол-уха, как и у одного из тех, кого спугнул Элиас, когда злоумышленники в первый раз пытались проникнуть в типографию. Я постарался не выказать своего возбуждения, а паж продолжил:

— Оба раза он говорил, что если я соглашусь шпионить за королевой, то заслужу благодарность очень значительной персоны, что этот человек щедро наградит меня и поможет сделать карьеру при дворе.

— Что ж, весьма заманчивая перспектива, — заметил я.

— Нет, меня это не привлекает. — Гарет отчаянно замотал головой. — Теперь я хочу лишь одного: как можно скорее убраться отсюда.

— Ты правильно сделал, что сказал мне. — Я попытался успокоить юношу. — Тебе нечего бояться. Скажи, а потом, после того как ты отказал этому человеку во второй раз, ты видел его снова?

— Нет, сэр, более уже никогда. Видимо, он понял, что искушать меня бесполезно, и отступил. Я бы хотел уехать домой, к своей семье, сэр, — добавил парень упавшим голосом. — Доброе имя дороже всего.

— Думаю, это можно устроить.

Гарет шелковым рукавом вытер лицо. Я мог только посочувствовать его слабости. Окажись я сам на его месте в этом возрасте, моя реакция, вероятно, была бы точно такой же. Я отпустил юношу и, оставшись в одиночестве в кабинете лорда Парра, подумал: «Наконец-то появилась хоть какая-то ниточка!»

Примечания

15

Вместо родителей (лат.).

16

Имеется в виду так называемое «Благодатное паломничество» — произошедшее в 1536 г. крупное восстание, начавшееся в Йорке, а затем перекинувшееся на всю Северную Англию.