MAYDAY

Ксения Кантор (2024)

Вчера умерла мама. Друзья, сокурсники, родные — все, кого я знала, тоже мертвы. Сегодня погиб отец. Узнав об этом, я выла в голос, яростно требуя, чтобы все ЭТО закончилось. А потом пришло осознание. Горькое, жуткое, предельно ясное… Мы с братом остались одни. Нам никто не поможет.Человечество пало. Не ядерный взрыв, не война, не астероид… а хитрый, изворотливый, невидимый монстр. Улицы кишат прежними соседями, знакомыми, но едва ли они пощадят. Чувства свернулись в тугой узел и высохли, но я не имею права сдаваться. Я должна идти вперёд… ради брата, ради себя.

Глава 4.

Дэн резко открыл глаза. Будильник продолжал настойчиво трезвонить, заглушая рев двигателя, все еще звучавший голове. Моргнув, он приподнялся на локте и огляделся. Кабина пилота, приборная панель, огни взлетной полосы исчезли, вместо них перед глазами возникли унылые серые стены. А уши продолжил терзать ненавистный трезвон. Чтоб его! Одним выверенным движением мужчина хлопнул по будильнику, заставив чертов механизм заткнуться. Это был древний заводной будильник с чудовищным дребезжащим звуком. И они с самого начала люто возненавидели друг друга. Пригладив пятерней волосы, мужчина сел, спустил ноги на холодный пол и некоторое время смотрел в окно. После снов о прежних полетах на душе было особенно погано. Требовалось время, чтобы привести голову и сердце в порядок.

Завтра их группе предстоит плановый рейд. Пришло время пополнить запасы провизии и разведать обстановку в городе. К этому моменту все окрестные магазины опустошены. Солдаты успели пройтись по ГУМу, «Европейскому», вычистили «Атриум» на Курской и ближайшие «Капитолии». Большие магазины успели закрыться задолго до начала мародерства, а потому на складах еще оставались продукты. Чего нельзя сказать о небольших лавках, те оказались пустыми еще в начале пандемии.

Кроме съестного брали теплые вещи, инструменты, топливо, словом, все товары, представлявшие малейшую ценность для лагеря. До полного опустошения складов они успевали сделать пять-шесть вылазок. А дальше приходилось искать новый магазин. Радиус рейдов неизбежно расширялся. Дэн это предвидел, только не подозревал, что окрестные магазины опустеют так скоро.

Согласно разработанному маршруту, его команде предстояло отправиться на юго-запад Москвы в торговый центр «Гагаринский». По сведениям уцелевших жителей того района, на первом этаже располагался огромный гипермаркет. Если повезет, они смогут хорошенько забить кремлевский склад и продержаться две-три недели.

Однако в груди колючкой ворочалась тревога. Ведь каждая вылазка сопровождалась смертельным риском. Под любым прилавком, за любой витриной могла прятаться тварь. И чем больше пространство, тем больше нежити там скрывалось. Нет, за себя Дэн не переживал, даже из самых патовых ситуаций он умел найти выход. А вот некоторые из его ребят, к сожалению, таким везением похвастаться не могли. Именно поэтому каждый рейд он разрабатывал с особой тщательностью, привлекая к делу всю команду. Сегодня им предстояло окончательно дошлифовать намеченный план.

Буржуйка давно погасла, и к утру в комнате воцарился собачий холод. Мысленно настраиваясь на собрание, Дэн подошел к раковине, взял большую железную кружку и зачерпнул из ведра. От ледяной воды сводило челюсть, но это не помешало ему умыться, почистить зубы, намочить в ведре полотенце и быстро растереть им тело. За окном было еще темно. Точнее, теперь там всегда темно. Электричества в городе нет с тех пор, как эти гады дожрали последних людей.

Взяв с крючка одежду, мужчина быстро натянул зимние штаны и свитер. Со второго крючка снял куртку. Вообще его комната скорее походила на подсобку. Такая же крошечная и с минимальным набором удобств: жестяной умывальник, два крючка и деревянные поддоны, которые он превратил в кровать, поставив их один на другой и кинув сверху матрас. Масляная лампа на подоконнике и буржуйка у окна. Вот, пожалуй, и все. Но он не жаловался. Другим повезло меньше. Из-за недостатка места ребята были вынуждены селиться по двое, а то и по трое человек. А ему досталась целая комната. Хоромы по нынешним меркам.

Покинув «хоромы», Дэн натянул шапку и на ходу застегнул куртку. Оказавшись на улице, мужчина сделал глубокий вдох и почувствовал, как легкие заполняются свежим морозным воздухом. Начало ноября в столице выдалось на удивление холодным. Видимо, глобальное потепление отступило, ведь теперь некому толкать бредовые речи и будоражить общественность.

Приглядевшись, он отметил, ночью вновь шел снег. Судя по глубине протекторов, отпечатанных тяжелыми солдатскими ботинками, выпало сантиметров пять. Нужно проверить шины перед отъездом — промелькнуло в голове. Миновав арку, он двинулся к столовой. Со всех сторон лагеря сюда потихоньку стекались люди. Молчаливые, хмурые. Невзирая на наличие крова и еды, многие так до конца и не смирились с новой действительностью.

***

Не сразу, но жизнь в Кремле наладилась. Солдат разместили в комнатах Арсенала и Потешном дворце. В шестнадцати из двадцати башен Кремля устроили дозорные пункты. Для штатских переоборудовали треугольный Сенат и административные здания. Места хватило всем. Грановитую и Оружейную палаты с их богатым убранством и сокровищами закрыли от греха подальше. Масштабные строения, вроде Кремлевских дворцов, для проживания совсем не годились. Большие, холодные, их не отопишь и не переоборудуешь под комнаты. Впрочем, им нашлось другое, не менее полезное применение — продовольственные и технические склады.

Из соборов использовали лишь Успенский. Благодаря одному воцерковленному пареньку — Максиму Дьячкову (понятное дело, к нему тут же приклеилось прозвище «Дьякон»), там всегда горели свечи, особенно в те дни, когда солдаты уходили в рейд. Какие бы сложные времена ни наступали, а русские все одно — тянулись к церкви. С верой-то оно как-то спокойнее.

Всего в Кремле укрылось чуть больше трех тысяч человек. Основная часть прибежала сюда еще до эвакуации. Наличие высокой стены по периметру и военных — весомые аргументы при выборе убежища. Так что самые сообразительные забаррикадировались в зданиях еще в середине июля, как только исчезло правительство. Примерно семьдесят процентов выживших — мужчины. Женщин меньше, самая малочисленная группа — дети. Людей старше пятидесяти лет — единицы, несколько иностранцев. Стариков нет. Они просто не дошли. Кода по радио и ТВ объявили об эвакуации, никто не знал, что зараженные перешли в последнюю стадию агрессии. Так что в Кремль сумели добраться единицы.

Примерно сотню людей удалось спасти во время первых рейдов. Несколько человек пришли ночью сами. Просто удивительно, как им удалось выжить в городе, превратившимся в смертельную ловушку. Когда послышался шум у ворот, дозорные чуть не убили их, приняв за нежить. Однако за стеной стояли люди, немного запыленные, испуганные, голодные, но живые!

Остальные жители Москвы стали жертвами вируса. Сколько живых осталось в других городах России, до сих пор не известно. Единственное, что удалось — наладить радиосвязь лишь с несколькими лагерями выживших. В резиденции Президента военные обнаружили необходимое оборудование и ежедневно запускали в эфир позывные. После двух дней молчания, наконец-то пришел ответ! Первой отозвалась военная база на Сахалине, второй — группа инструкторов в Альпах. Естественная изоляция и труднодоступность помогли выжить целому городку в Ирландии, военный бункер в Китае также откликнулся на позывные. Последней на связь вышла Сибирь. Закрытый исследовательский центр «Вектор» укрыл в своих стенах новосибирских ученых и их семьи. Да, в мире осталось немного людей. Но они были! Радист дрожащими от волнения руками ставил очередную точку на карте и проводил от нее линию к Кремлю. Пять точек и пять линий. Пока это едва заметная паутинка. Дуновение случайности или новая беда, и ниточки порвутся. Однако они живы! А значит, кремлевцы не одни.

Остальной мир по-прежнему молчал. Каждый день радист выходит на связь, но тщетно. Некогда населенные города и страны, словно исчезли с лица Земли.

В конечном итоге AVE понадобилось три месяца, чтобы окончательно поработить человечество. Ученые сильно недооценили угрозу. Вирус мутировал снова и снова, рождая новые, улучшенные версии себя, пока не вывел идеальную. Всего один укус, соприкосновение слизистыми, и человеческий организм сдавался. Требовалась всего-то пара часов, чтобы после жесточайшей агонии, когда из глаз, ушей, носа рта хлестала кровь, а кожа лопалась от набухших вен, человек вновь мог подняться и бежать. Бежать, невзирая ни на что, бежать с одной целью — в поисках новых жертв для хозяина.

Поначалу оставшиеся в живых часто задавались вопросом — почему никто не забил тревогу раньше… но вопросы так и остались без ответов. Да и у кого было спрашивать? Все ученые, политики мертвы. Разве что у Дока, но и тот мог только предполагать. Одна из его теорий гласила: агрессия, которую вначале принимали за побочное явление, была основным проявлением нового штамма. Вирус тоже учился, прощупывал, выбирал наиболее живучую форму существования, пока не превратил людей в одержимых монстров. А значит, цель достигнута! AVE заполучил нового инкубатора для дальнейшего размножения.

Под ногами громко и рублено хрустел снег, вторя настроению Дэна, и вместо Сенатской площади, припорошенной снегом, перед глазами стояло марево огня.

Москва горела. Первые дни на горизонте то и дело вспыхивал новый пожар. Было ли это делом последних людей, пытавшихся защититься от зараженных, или обычные замыкания в опустевших зданиях, никто не знал. Но каждый раз наблюдая, как пламя пожирает очередной дом, в душах людей все громче звенела пустота. Все понимали, никто не потушит эти пожары. И в новостных сводках тоже ничего не покажут. Просто потому, что в живых больше не осталось ни пожарных, ни журналистов.

Иногда из-за стен доносились выстрелы и крики. В течение четырёх недель, как закрылись ворота Кремля, солдаты выезжали в город, пытаясь хоть кого-то спасти. К ним часто обращались с просьбой заглянуть в такой-то район, посмотреть такой-то дом. Мужчины умоляли, женщины плакали, прося отыскать дочь, сына, мужа, жену, друга… Солдаты кивали, прочищали один столичный район за другим: Отрадное, Марфино, Алексеевский, Савеловский, объехали Лефортово, Ясенево, Бутово…

Выезжали в сопровождении танка. Из-за обилия трупов и брошенных автомобилей улицы превратились в ловушки. Даже «Урал» стопорился из-за машинных запруд, не говоря уже об обычных легковушках. Зато «Армата» проходила запросто. Правда, шумела сильно, но довольно скоро выяснилось, что твари почти не видят в темноте. Так что ночи стали самым безопасным временем для выездов в город. Но невзирая на все меры предосторожности, твари все же просыпались. И тогда случались потери. Пистолеты, даже автоматы оказались слабой защитой против полчищ обезумевших монстров. К счастью, во время очередного выезда на военном складе Лефортово была обнаружена большая партия огнеметов, ставших надежным подспорьем в борьбе с монстрами. С тех пор спасательные группы выезжали только с ними. На каждом огнемете стоял оттиск «der flammer», и с чьей-то легкой руки солдат, ходивших в рейды, стали называть фламмерами.

Поначалу почти всегда удавалось вернуться с людьми. Два-три человека, если повезет — целая семья присоединялась к лагерю в Кремле. Но примерно через месяц все окончательно стихло. Даже огонь. В городе остались только твари.

***

Занятый своими мыслями, Дэн вошел в здание. Под столовую приспособили церковь Двенадцати апостолов. Выбор был неслучаен. Обнаруженная внутри церкви старинная русская печь, предрешила дальнейшее назначение этого здания. Конечно, всех спасшихся она прокормить не могла, но вот хлеб в ней выпекали почти круглосуточно. На заднем дворе обустроили полевую кухню, где в трех огромных котлах готовилась еда. Внутри, убрав церковную утварь, солдаты расставили столы и принесли из Сената стулья, а трапезную комнату, где находилась печь, оборудовали стеллажами для посуды и раздаточным столом.

В столовой уже сидели Рыжий и Пух. Завидев командира, парни приветливо кивнули, не забывая при этом активно работать ложками. Получив свою порцию каши, Дэн присоединился к своим. Вскоре подоспели и остальные.

— Завтракаем и собираемся в башне. Надо обсудить завтрашний рейд.

— Так точно! — отрапортовал Пух.

Дэн перевел взгляд на здоровяка, бывшего десантника двадцати шести лет. Вообще по паспорту он был Сергей, но благодаря внушительным габаритам и неожиданно миролюбивому нраву ребята прозвали его — «Пух».