Последнее дело молодого киллера

Лариса Соболева, 2018

Дар Осокин, киллер со стажем, выполняя задание, сталкивается на заранее облюбованной им крыше с молодым коллегой. Перед тем как устранить конкурента, Дар выясняет, что тому заказали молодую женщину и подростка. Видавший виды Осокин в шоке: неужели мир окончательно свихнулся, если охота пошла на детей?! И профессиональный убийца принимает неожиданное решение: спрятать в своей берлоге обреченных на верную смерть и узнать, кому и зачем не терпится стереть с лица земли рыжую девушку с хвостиками и одиннадцатилетнего мальчишку… Книга также издавалась под названием «Лицензия для Робин Гуда».

8

Ипсиланти разминал ложечкой мороженое в кафе, поглядывая то на улицу, которая была видна через стеклянную стену, то на часы. Он был очень недоволен, так как не любил ждать, а ждал уже лишних минут двадцать. Ипсиланти заметил его вдали улицы, отметил про себя, что Мятежный идет на встречу неохотно. Мятежный — фамилия, а имя Олег, этого человека и ждал Ипсиланти. Мятежному тридцать, но с первого взгляда ему запросто можно накинуть десяток лет. Землистый цвет лица, мешки под глазами, тусклый взор усталых глаз и ранняя седина — достаточный набор, чтобы определить: человеку живется несладко. Он вошел в кафе, поискал Ипсиланти беспокойным взглядом. Подошел и с опаской опустился на свободный стул, будто ноги его уже не держали. Ни слова не говоря, даже не поприветствовав Олега, Ипсиланти встал, купил две порции мороженого, одну вазочку поставил перед Мятежным, вторую — перед собой. Олег не притронулся к мороженому, выжидающе смотрел на Ипсиланти.

— Угощайся, — сказал после паузы Георг. — Очень вкусно.

— Георг Маркович, зачем вы меня позвали? — напряженно спросил Мятежный. Только по голосу можно определить, что он еще молодой человек.

— Понадобилась твоя помощь.

— Представляю, какая, — понуро пробросил Мятежный. — Вы обещали…

— Обещанного три года ждут, а у нас с тобой три года не прошли, — пошутил Ипсиланти. Но шутка была неудачная, посему не произвела ожидаемого эффекта.

Мятежный нахмурился, опустил глаза, очевидно, опасаясь, что в его взгляде проницательный Ипсиланти прочтет много ненужного. Георг это прекрасно понял. В сущности, ему чихать, какое сложилось мнение о нем у Олега. Он придумал план, определил роль Мятежного, а нравится она тому или не нравится, Ипсиланти не волнует. Но пока он сторонник мирного диалога и взаимопонимания, правда, взаимопонимание Мятежному надо насадить. Или внушить. А если понадобится — и вдолбить.

— Прости, Олег, но мне действительно нужна твоя помощь. Хочу напомнить: благодаря мне ты гуляешь на свободе. А что может быть лучше свободы?

— Это верно, — согласился Мятежный, но в тоне его отчетливо слышался протест. — Только у меня ее нет. Я все время жду подвоха. С вашей стороны.

— Значит, ты правильно понимаешь ситуацию, я не ошибся в тебе.

Иезуитская похвала следователя окончательно придавила Мятежного. Он сгорбился, понимая, что власть этого человека над ним огромна, а сам Олег никто, дешевая пешка. Казалось, он вот-вот разрыдается. Но Мятежный проявил выдержку.

Полтора года назад Олег Мятежный здорово влип. В то время по городу прокатилась волна безмотивных избиений. Сначала думали, это дело грабителей, но все избитые и забитые до смерти не были ограблены, значит, суть в чем-то другом. Поскольку те, кто остался в живых, клялись, будто понятия не имеют, с какой целью на них совершены нападения, появилась следующая версия — отморозки развлекаются. Один Ипсиланти заподозрил, что в избиениях существует закономерность и есть причина, по которой избили именно этих людей. Проштудировав биографии потерпевших, Георг заметил еще одну особенность: пострадавших нельзя назвать добропорядочными гражданами. Репутация их была подмочена различными нарушениями, то есть пострадавшие не раз имели далеко не сахарные отношения с милицией и прокуратурой. Так возникла банальная версия — месть. Но кто кому мстил? То ли группировки делят участки, то ли потерпевшие проштрафились и их учили дубинами.

То, что в городе орудует несколько преступных группировок, все прекрасно знали. Но вот что поражало не одного Ипсиланти: когда кто-нибудь из группировок попадался, признаний добиться от него не удавалось. Вообще-то эта среда гнилая, каждый дорожит лишь собственной шкурой, и все-таки собратьев не сдавали! Не называли ни главарей, ни к какой группировке принадлежали, ни сколько человек участвовало в разбое, а то и в убийстве… На все вопросы — партизанское молчание. Не помогали ни запугивание, ни шантаж, ни другие, отнюдь не мягкие методы. Стало очевидным, что нарушители чего-то боятся больше, чем тюрьмы. Напрашивался вывод: дача показаний означала смертный приговор себе же, в тюрьме хоть жизнь в сохранности останется и есть перспектива выйти на свободу.

Ипсиланти пришла идея пойти другим путем: раз боятся официальных показаний, то, может быть, в неофициальной обстановке преступники и нарушители станут сговорчивее? Важно подцепить хотя бы одного и обстановочку создать доверительную. Только как и где найти человека, способного оценить доверие? И вообще, кто пойдет на сговор? И вдруг такая кандидатура возникла буквально из воздуха.

Однажды на квартиру очередной жертвы был совершен налет, хозяина избили до полусмерти, но он остался жив. Ипсиланти прибыл на место происшествия, когда там вовсю работала милиция, а хозяина увезли в больницу. К сожалению, среди работников органов полно халатных, невнимательных, попросту ленивых. Никто не заметил, что между подлокотником дивана и подушкой застрял некий плоский предмет черного цвета. Ипсиланти не поднял шумиху, мол, это я нашел, это моя заслуга. Он решил сначала сам изучить находку, потом подумать, какую пользу можно из нее извлечь, занести ее в дело или… спрятать до лучших времен. Двумя пальцами он взял дешевый бумажник из кожзаменителя, раскрыл, а там, помимо денег, лежали водительские права на имя Мятежного Олега. Находку Ипсиланти спрятал до лучших времен.

Георг пас его долго, ведь важно было остаться наедине с Мятежным, а никак не получалось. Однажды Ипсиланти вошел за ним в подъезд дома, где проживал Мятежный, поднялся на этаж, а когда Олег открыл дверь, втолкнул его в квартиру и вошел сам. Представившись Мятежному, он отдал ему бумажник вместе с деньгами и ксерокопию водительских прав. Потом, наблюдая за нечеловеческим ужасом, окотившим бездарно провалившегося молодого человека — у того от страха ноги подкосились, и он рухнул на стул, — Георг готов был спеть хвалебную песнь в свою честь, потому что понял: нашел! Мятежный, без сомнения, обладал не мятежной душой, такого легко запугать, а после — веревки из него вить. Ипсиланти не торопился, дал своей жертве прочувствовать страх от дна до крыши, потом, чтобы ускорить процесс капитуляции, подкрепил страх мрачными картинами будущего, которое ожидало Олега. Раздавив его одними словами, следователь сделал Мятежному деловое предложение: он сдает участников избиений, планы группировки, численность, короче, становится осведомителем. Плата за статус Иуды — свобода. Тот клялся, что к верхушкам его не подпускают, что участвовал в расправе впервые, что оступился и больше такое не повторится.

— Почему я тебе должен верить? — повел плечами Ипсиланти. — Все говорят, будто впервые пошли на дело. Но ведь пошли!

Олег сломался, сдал участников. Только дальше дело не сдвинулось. Из десяти человек намеренно взяли троих, чтобы подозрение в предательстве, если оно возникнет, распределилось поровну на оставшихся, включая Мятежного. Разумеется, так просто преступников не возьмешь, не посадишь, нужны улики. Улики тоже добыл Мятежный. Например: притащил пачку сигарет с отпечатками пальцев. Ее подбросил Ипсиланти на очередном происшествии, приобщил к делу, остальное было делом техники ареста. Действия Ипсиланти деморализовали Мятежного, тем не менее он позволил себе высказаться, что так поступать подло, грязно.

— Какой чистюля выискался… — хмыкнул Георг. — Вы зверски забивали людей, два человека не выжили…

— Они такие же, как мы, — возразил Мятежный. — Приняли условия, нарушили кодекс, получили наказание. Там все просто, не так, как у вас.

— Кодекс в нашем государстве один, а ваши бандитские договоры засунь себе в задницу и любуйся на них, глядя в зеркало. Кстати, когда вы попадаете на нары, то живо вспоминаете, что есть общие законы для всех. Запомни: вас, уродов, насильников и убийц, надо стрелять или хотя бы сажать и сажать. Для этого все средства хороши.

— Вы меня презираете… — проговорил Мятежный с болью. — Я и сам себя презираю. Но это же вы не даете мне завязать. Я оступился, попал случайно…

— Не надо было попадать, — поставил точку Ипсиланти.

Мятежный признал, что Георг прав, на этом короткий спор закончился. Но к истинным главарям так и не подобрались, значит, не пришло пока время им расставаться. Ипсиланти велел Мятежному оставаться в группировке, тот испугался:

— А если мне прикажут убить?

— Пока не приказали? — вопросом на вопрос ответил Ипсиланти. — Так чего зря воду толочь в ступе? Отрабатывай, парень, свою свободу. Учти, если покаешься перед своими, я тебя первого определю на нары, а там предателя ждет тяжелая участь…

Сейчас, в кафе, Ипсиланти вспомнил тот разговор, глядя на Олега Мятежного, своего осведомителя.

За стеклом пошел мелкий дождь, клонило в сон из-за пасмурности. Пауза затянулась, и тянул ее Ипсиланти, таким образом выжимая нервы партнера, как тряпку. Олег не выдержал паузы и первым подал голос:

— Что вы хотите?

— Кто такой Богомол? — спросил Георг.

Мятежный смотрел прямо ему в глаза и молчал. Ипсиланти прочел в его взгляде сочувствие, что рассмешило, но смеяться он не стал. Ждал ответа на свой вопрос. Ответ последовал, но не такой, какого Георг ждал.

— Вам не подобраться к нему.

— Да что ты? А все же познакомиться не мешает. Ты видел его?

— Ни разу. Вам знакомство с ним будет стоить жизни.

— Посмотрим. Ты в его группировку входишь?

— В его. Но Богомол не показывается простым смертным.

— Выходит, он не простой? Ах да, он же Богомол. Первая половина клички напоминает о божественном. А по сути — насекомое. Но когда у нас берут таких божков в оборот, то в штаны они писают, как простые смертные, уж поверь. Ты столько времени у них, а не дослужился до чинов?

— Мне они не нужны, — не обращал внимания на ироничный тон Мятежный.

— Мне нужны. Я хочу знать как можно больше о Богомоле.

— Это невозможно.

— Повторяю: я хочу знать о Богомоле и его ближайшем окружении. Поэтому тебе придется поднапрячься и вскарабкаться по вашей бандитской лестнице, чего бы это ни стоило. Совсем было бы хорошо, если бы ты поскакал вверх, перешагивая через ступеньки, но… — вздохнул Ипсиланти, — у тебя, к сожалению, не хватит мозгов. Еще мне нужны сведения о трех парнях, которых нашли убитыми в квартире некой Людмилы Летовой. О ней тоже постарайся разузнать, входит ли она в вашу группу, зачем к ней пришли те парни и кто их убрал.

— Об этих парнях я ничего не слышал, — наконец взял деловой тон Мятежный, деваться-то ему все равно было некуда. — Мне известны другие события. Вчера рано утром убиты четыре наших человека, их взорвали на пустыре, что за северным районом.

— Да ну! А я ничего не знаю. Почему они оказались на пустыре?

— Это мне неизвестно. У нас каждая бригада выполняет свои поручения.

— Клан, бригада… — брезгливо поморщился Ипсиланти. — Скоро каждая шваль типа вашего Богомола царем всея Руси будет именовать себя. Вы преступная группировка, на худой конец банда, это будет вернее.

— Называйте, как хотите, — пожал плечами Мятежный. — Утром на пустыре взорвали наших ребят, а вечером нас откомандировали отбить потроха Вию…

— Вию? Это что за персоналия?

— Хозяин молодежного клуба. Когда нам приказали идти к нему, а у нас нечто вроде отряда быстрого реагирования, я понял, что этот Вий имеет отношение к взрыву на пустыре. Но Вия мы не застали, тогда разгромили клуб.

— А кто вам приказывал? — Видя, что Мятежный не решается сказать, Ипсиланти, словно не замечая этого, «разжевал» вопрос: — Ну, кто говорил, что вам делать? Кого вы слушаетесь безоговорочно?

— Калюжника.

— Фамилия или кличка?

— Фамилия. Но Калюжник, насколько мне известно, напрямую не выходит на Богомола. Он получает приказы от своего босса, которого я не знаю.

— Не пробовал подружиться с Калюжником?

— Не пробовал.

— А ты подружись, водки с ним выпей и… сам понимаешь.

— Я вам еще кое-что скажу, о чем ваша прокуратура не подозревает. Группировки — сплошная фикция. На самом деле в городе существует одна-единственная группировка.

Это действительно было новостью, поэтому Ипсиланти слушал внимательно, но не показывая Мятежному свою заинтересованность.

— Бригады организованы таким образом, — продолжал Мятежный, — чтобы в городе думали, будто это разные группировки. У бригад свои районы, свои дойные коровы, свои люди в милиции. Думаю, кстати, такие люди и в прокуратуре тоже есть, учтите. А главарь сообщества Богомол. Но где он живет, как выглядит, в бригадах не знают даже командиры. И это все разрослось под вашим носом. Поймите… — Он замялся, не решаясь сказать что-то важное для себя, но все же решился: — Я боюсь.

— Я тоже боюсь, — живо откликнулся следователь. И не поймешь, правду сказал Ипсиланти или это его очередной прикол. Впрочем, нет людей, которые не боялись бы смерти. — Только страхи наши немножко разные. Ты боишься и своих, и нас, я… не важно.

— Я ведь отработал свою ошибку, хочу уехать и навсегда забыть обо всех этих…

— Уедешь, — пообещал Ипсиланти. — Но не сейчас.

— До того времени я могу и не дожить.

— Понимаешь, я тоже много чего хочу, а не всегда получаю. Обещаю, это последняя твоя услуга, а потом… так и быть, катись к чертовой бабушке.

— Но вы ставите невыполнимую задачу…

— Ты справишься, — подбодрил его Ипсиланти.

Олег снова прочел в его тоне неискренность и презрение. Отношение к нему следователя угнетало, а что было делать? Он попрощался и ушел. Ипсиланти отодвинул от себя нетронутую порцию мороженого, задумался, затем позвонил Краснову:

— Привет, это я. Что там за взрыв был на пустыре?

— А… Да так, взорвалась машина, рядом с ней находились три человека, в машине сидел водитель. Причина взрыва — граната. Все.

— Почему я не знаю?

— Я не думал, что тебе будет интересен взрыв, это же не наш район…

— Ха! — Ипсиланти отключился от связи. — Вий… Ну и клички. Ладно, посмотрим сегодня, что там за Вий. На всякий случай помолюсь.

Надев кожаное пальто, он вышел на улицу, заскользил к автомобилю, ругая про себя службы города: никто не догадался посыпать дороги хотя бы песком. Чертово равнодушие! Сев в машину, он долго обдумывал информацию Мятежного. А информация интересная, особенно о предателях в органах. Перспектива впереди, кажется, масштабная, и действовать придется крайне осторожно. Если город в одних криминальных руках, то уничтожение крупной группировки при помощи мозгов Ипсиланти «грозит» вырасти в громкую славу. А где слава, там повышение. Возможно, предложение престижного места, а то и переезд в столицу, ведь хороших специалистов везде не хватает.

Георг — амбициозный человек. И это качество он считал достоинством, а не недостатком. Довольно того, что каждый хлюпик, не способный к решительным действиям, каждый трусишка, живущий по принципу: «А что обо мне люди подумают», каждый самоед, которого мучают по ночам кошмары из-за так называемых ошибочных поступков, по-совдеповски резко осуждают амбициозных людей. Потому-то и лишены они амбиций, что неудачники. Георг же полагал, что не иметь амбиций — ненормально, а неудачник — это действительно позорно, неудачники не заслуживают внимания и достойны презрения. Безусловно, у Георга не всегда жизнь бывала гладкой, существуют в ней трудности и подводные течения, но именно амбиции помогали ему ликвидировать их.

Зачастую он не слишком разборчив в средствах. Но цель, по его мнению, действительно все оправдывает. В конце концов Георг очищает общество от уродов, которых не перевоспитаешь, сколько ни сей среди них прекрасное, доброе, вечное. Идеи с перевоспитанием — для демагогов-политиков, которые рвутся к власти. Остается один путь: бросать преступников за решетку безжалостно и без разбора. Мятежный оступился? Нищета, бесперспективность и безысходность толкнули его, парня из интеллигентной семьи, в банду? Но почему-то далеко не всех толкают туда те же причины, значит, есть у некоторых что-то такое внутри, что тянет их именно к уголовникам.

А коллеги считают Ипсиланти человеком со странностями, одна из которых — нетерпимость. Для взрослого человека, особенно для следователя, нетерпимость — непозволительная роскошь, отсюда и место заняла она в разделе странностей. Вторая далекая от идеала черта — жесткость. Как полагают некоторые, эти две черты — «сестрички» фанатизма, но Ипсиланти далеко не фанат. Просто в каждом человеке, если копнуть, найдешь тот же фанатизм, ту же нетерпимость, но завуалированные. К тому же идеала не существует, значит, нечего к нему стремиться. У Георга есть работа, он ее выполняет и хочет добиться успеха. Разве его желания порочны и не заслуживают уважения?

Так Георг Ипсиланти думал о себе. А о деле думал следующее: значит, группировка в городе одна? Стало быть, надо познакомиться с Вием… А для начала узнать, в котором часу открывается его клуб.