Этнология через «Чёт» и «Нечёт». Основная теорема

Лев Исаков

На основе этнографических материалов, данных массовых социологических опросов 1970-х годов автор вводит в научный оборот новое представление о феномене т.н. «чётности» сознания великороссов как этноопределяющем типологическом качестве и распространяет его на всю Ойкумену, как инструмент всемирной исторической Этнологии и Антропологии.

Предисловие

Обращаюсь к тому узкому кругу лиц из академической среды РФ, США и европейских стран, которые с 2012 года отслеживают мои работы по истории, историософии и этнологии Евразии и России.

Авторский принцип писать в эвристическом, а не статуарно-логическом ключе, т.е. так, как раскрывалась работа, в том числе и для автора, в процессе развёртывания темы, а не так, как её раскатывает в плоский без задоринок блин всеядный учебный процесс, в ряде мест приводил к ситуации, когда начальный вход в тему обращался к существенно иному выводу на выходе — памятное «Шёл в комнату — зашёл в другую…» — туда, куда заводил автора построившийся неуступчивый материал. Это закономерно для текста, который сам является и методом исследования и продуцентом от того, что на входе представлялось некоторым видением.

Это же в ряде случаев порождало рабочую переоценку использованных авторов, обычно критическую, но в данном случае, к моему удовольствию, в положительном смысле, вдруг, сверх ожиданий, обнаружившего у них нечто общее или полезное в качестве подспорья своим построениям; нечто согласное с продолжением уже в собственном направлении…

Таких два: я довольно скептически отношусь к «а-историческим» построениям о великороссах от философской или философствующей братии, в частности к «русопоэмам» Николая Бердяева о «широте», как «типологической черте» великороссов, в изложении философа представленной как складочное место краниологических типов и психологических темпераментов — но чем тогда оно-великоросс отличается от случайного сборища на международном круизном лайнере; по русски-то сказать, нахватанной кошёлки? Но с середины работы я обнаружил, что данный термин становится понимаемым и рабочим, если соотнесён с внутренними качествами: неограниченности восприятия, миросозерцания, мироощущения, открытости любому впечатлению, «вчувствованию» и «сочувствованию» любому духовно-душевному — но в особой, не в исключительности отдельной личности, в подспудно всплывающем айсберге народа-целого… На этом уровне «широта» становилась действительной типологической чертой великорусского этно-психологического характера, поверх коллекций учтённых курносых, прямоносых и горбоносых со всем полем головных указателей; типологической уже и в естественно-научном смысле присутствующей в реальной картине во всей её полноте, и в положительном и в отрицательном смысле (…прогресс в одном отношении всегда регресс в другом…).

Тоже случилось и с материалами школярских спекуляций из «психогеометрии» от Сьюзен Деллинджер. Моя предвзятость уже по личному мотиву: в 90-е годы, когда погромщики от либер-псарни громили органы централизованного управления СССР, автору довелось пройти тестирование «рисунок человека из элементарных геометрических фигур: треугольник, квадрат, прямоугольник, круг» (почему-то отсутствовал обязательный у С. Деллинджер «зигзаг») — возмущённый дикарским подходом слепошарой доцентуры к сложнейшей творческой проблеме кадрового отбора (может вспомните: КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ), я с наслаждением сотворил опус с «круглой» головой (толерантность, дружелюбность), «прямоугольным» туловищем (неустойчивость, зыбкость), «квадратными» плечами и предплечьями (стабильная консервативность), «треугольными» локтями (доминантная агрессивность), и квадрат с треугольником в области причинного места (стабильная агрессивность) — если бы в том тестовом наборе был указан «зигзаг» (творческая импульсивность), присоединил бы к последнему…

Но отвлекаясь от впечатлений 30-летней давности уже в процессе работы над темами этнологии я уяснил для себя, что при всей бредятине обще-формализованного подхода к улавливанию индивидуально-неповторимого организаторского таланта «психо-игрушечки» г-жи Диллингер выросли из массового материала, т.е. дают те обобщающие и объективные характеристики больших психологических групп, отвлечённых от индивидуальных носителей настолько, что от них недалеко от соотношений между индивидуально-психическим и этно-психологическим: различение «льва» и «верблюда» ещё не возникает, но уже прорисовывается отличие «зверя» и «рыбы» — а мне такой уровень обобщений пока и нужен: «чёт» — «нечёт», а далее к уровню градаций «насколько» уже смутные «больше»/ «меньше»…

Приступая к чтению, имейте это в виду.

Автор.