Моцарт в птичьих гаммах

Лена Барски

Книга «Моцарт в птичьих гаммах» – это сборник рассказов в жанре автофикшен. Зарисовки из жизни – реальной и виртуальной, встречи – настоящие или придуманные, герои – живые или мёртвые, связи видимые или невидимые: рассказы о музыке и литературе, любви и разочаровании, детях и родителях, впечатления и мысли, моменты и состояния, повседневность и воспоминания, родина и эмиграция, я и другие, свои и чужие, правда и неправда, игра со словами и в слова.Всего понемножку. Не много, но и не мало. Книга содержит нецензурную брань.

ИМЯ

— А, это вы, Елена Прекрасная. Ну заходите, заходите. Давно уже ждём. Мужчина средних лет приподнялся из-за канцелярского стола и великодушно развел в стороны руки, как бы предлагая ей в подарок весь мир, а на самом деле тесную комнатку с жёлтыми прокуренными обоями, заваленную по всем углам выцветшими газетами и книгами. Его гладко выбритое лицо растекалось в восторженной улыбке, а глаза лоснились от упоения.

«Лена, Леночка, Ленуся, Ленчик, Ленка, Елена. Теперь вот Елена Прекрасная. Да когда же всё это закончится!» — подумала она и гримаса отвращения прошла по её телу и осела где-то в уголках губ.

Входить или не входить? Проблему надо было решать немедленно.

Всю жизнь, с тех пор как родители умудрились дать ей имя Алёна, её имя подвергалось переиначиванию. Всё началось с того, что в конторе, куда новоиспеченные родители сразу побежали, чтобы зафиксировать факт её рождения, строгая тётенька в больших очках в синей пластиковой оправе авторитетно покачала головой и заявила, что имени такого нет, поэтому запишем девочку Еленой. Родители застыдились и тоже согласно закивали, девочку записали Еленой, но в семье Елена не прижилась, и дочку в тайне от органов продолжали называть Алёной. Позже, когда она пошла в школу, учителя называли её Леной, в этот раз без начальной буквы Е, которая где-то потерялась и никто не знал где.

— Как тебя зовут? — спрашивали они.

— Алёна, — доверчиво отвечала девочка.

— Так вот, Лена, заруби себе на носу, что Алёны бывают только в сказках, а в жизни их вообще нет и быть не может, — следовал жестокий приговор.

С тех пор она чувствовала себя как непонятный летающий объект. У неё хоть и было имя, но у этого имени было множество вариантов. Со временем ей даже начало казаться, что для человека напротив она просто не существовала, или являлась для него смутным пятном непонятного происхождения. И для того, чтобы приобрести законченную форму и устойчивые очертания, собеседник обязан был закрепить за ней определённое имя исключительно по собственному настроению и желанию.

Например, иногда ей говорили: Елена. Это значило, что её уважали. Или, наоборот, хотели пристыдить.

Ленчик — хотели почесать у неё за ушком, чтобы она замурлыкала от счастья и стала ручной.

Ленок — так называла её учительница по фортепиано в детской музыкальной школе, куда она ходила несколько лет подряд. Ленок, ты маленькая, но тебе еще нужно многому научится. Ты чего тела не берешь, Ленок? Женское тело должно быть могучим. А то вырастешь, как дрохля и будешь это тело носить. Давай ещё раз гамму сыграем.

Ленка — любил называть её Вовка из соседнего двора. Он недавно купил себе мотоциклет и настойчиво приглашал кататься.

— Шебутливая ты баба, Ленка. Не ссы, со мной не пропадешь.

Через пару месяцев он на этом мотоциклете врезался в столб. И заливаясь кровью, всё повторял: «Ленка, Ленка».

Олэна.

— Мне твоя личность, Олэна, до одного места! — кричал ей чиновник с засаленными глазами в правительственных органах, когда стало непонятно, на каком языке надо жить. — Ты по паспорту хто? Вот по паспорту твою личность и будем устанавливать. Шо? У нас Лены чемоданы пакуют и валят на родину в дремучий лес. А Олэны машут фуражками та нэньку защищають.

Ленусик. Она улыбалась, глупо и самозабвенно. Дёрнулась, чтобы удрать, но сдержалась, и потупившись, начала расправлять складки на платье в синий горошек. Жалобно косила в сторону, потела и судорожно переводила дыхание. Когда опасность миновала, сразу перестала улыбаться.

И вот, пожалуйста, еще один вариант: Елена Прекрасная! Что же это за черта народная такая, переиначивать имена!

И тут она наконец-то решилась. Набрала полную грудь воздуха и закричала:

— Алёна меня зовут, Алёна, запомните, раз и навсегда, имя из пяти букв!

— Да, да, Леночка, что вы так разволновались, — засуетился мужчина, выскакивая из-за стола и пытаясь кончиками длинных пальцев, похожих на клешни паука, снять несуществующие пылинки с её платья. Твоё имя состоит из четырёх букв. Вот посчитай — Ле-нок, или Ле-нусик или О-лэ-на или как там его, Алёна, но такого имени вообще нет. Всё правильно.

Она развернулась одним резким движением, толкнула дверь, так что та чуть не прибила мужчину с лоснящейся улыбкой, и кубарем скатилась по лестнице. На улице вспомнила Чехова с его неудобопроизносимыми именами. Например, господин Неуважай-Корыто в пиджаке или чёрном сюртуке, который делал в слове «ещё» четыре ошибки. Такое имя никак не переиначишь. Но это же Чехов, на то он и гений.

Взмахнула непокорной головой. И пошла в соответствующие органы менять своё имя на Торбьерн — освободитель насекомых от рабства. Чтобы больше не переиначивали.