Не от стыда краснеет золото

Лидия Луковцева, 2018

Говорят, что найти один клад – это удача, два – везение, три – враньё. А как быть, если клады сыпятся, словно из рога изобилия? Что делать трем закалённым в приключениях подругам-пенсионеркам, если судьба вновь требует сунуть любопытный нос в загадочную историю с исчезновениями, древними руинами и вполне современной мистикой? Третья книга серии "Детектив из глубинки" продолжает рассказ о простых жителях Нижней Волги и их непростых судьбах, трагедиях, счастливых и загадочных историях, во многом основанных на реальных событиях.

Где есть мед, там найдутся и мухи

МНС Павленков Владислав Николаевич немножко не дотягивал до возраста Христа, в сентябре ему должно было стукнуть еще только тридцать два. Или уже?.. Христос, или, к примеру, Александр Македонский, да даже наш Александр Сергеевич в таком возрасте много чего понаделали-понаписали. А он кандидатскую все никак не допишет. А должность младшего научного сотрудника он занимает, поскольку практики по специальности у него — дофига! Он с пацанов на раскопки ездил, студентом в музее подрабатывал. Не говоря уже о том времени, когда потом диплом по специальности защитил.

И дерево Павленков не посадил. И сына не родил. На Востоке в этот традиционный план-максимум включают еще и четвертый пункт — убить змею, как символ зла, исчадия. Этот пункт ему приходилось выполнять не единожды — эти заразы вездесущи: и в палатки заползали, и прямо из пальцев выскальзывали, когда приходилось собирать сухую траву для костра. Гадюка степная кусала, а медянка даже два раза. Как ты ей объяснишь, что агрессивных намерений не имеешь, просто заметил поздно?

За плечами Владислава Николаевича, Влада, то есть, имелось два удачных брака. Удачных в том плане, что, завершившись разводами, последствий не имели. Владу не пришлось платить алиментов, терзаться совестью долгими зимними ночами на предмет оставленных сирот, которые будут расти безотцовщиной. Кроме того, если бы из его зарплаты МНСа высчитывали алименты, ему и материально пришлось бы очень-очень поднапрячься.

Сам себе он твердо пообещал порог ЗАГСа в качестве жениха больше никогда не переступать. По крайней мере, в обозримом будущем. Парнем он был весьма привлекательным, этакий русоголовый сероглазый добрый молодец, ярко выраженного славянского типа, приведенный модой в соответствие с требованиями современности. Бабы липли, как мухи на мед.

Нынешняя его женщина, Алиса, гражданская, так сказать, жена, поначалу была такой же покладистой и понимающей, как и две её предшественницы. Она появлялась, когда он хотел ее видеть, и жила некоторое время в его угловой однушке на пятом этаже хрущобы. Как только её присутствие начинало его слегка напрягать, Алиса чутко улавливала момент, когда ей следовало дать Владику передых от тягот семейной жизни.

Поначалу, правда, она тешилась надеждой, что Владик привыкнет к обустроенному быту и не захочет отказываться от приобретенных милых привычек и комфорта. Но со временем надежды её оставили. Произошло это незаметно и безболезненно, как считал Влад. Еще он считал, что приручил Алису, и тихо радовался, что ему, наконец, попалось такое сокровище.

Великое дело — эти гостевые браки! Алиса терпела его вечное отсутствие (всегда, естественно, по архиважным делам, связанным с наукой археологией), раздрызганный быт, череду беспутных друзей и баб, конечно. Она соглашалась с его железными доводами на тему, что заводить детей сейчас преждевременно. И все складывалось просто прекрасно!

Но если две прежние жены молча собрали вещи, выражая несогласие с образом жизни любимого, и без сцен ушли на прежнее место проживания, то есть в родительский дом, Алиса показала себя стратегом. Она объявила о четырехнедельной беременности и сказала, что будет рожать, а он себе как знает.

Мне двадцать семь, сказала Алиса, чего тянуть? Раз уж так вышло. Сказала так, как будто оно само собой так вышло, безо всяких усилий с ее стороны и предпринятых ею мер.

«Как знает» — это было слишком сильно сказано. Далее любимая конкретизировала свое видение будущего: на алименты, сказала Алиса, я подам непременно, и ребенка пропишу у тебя, хотя бы дело дошло до суда. Пусть лучше ребенку эта конюшня когда-нибудь достанется, чем какой-нибудь из твоих прошмандовок (типа, она от них чем-то принципиально отличается!) Может, когда-нибудь он помянет тебя добрым словом и назовет папой. И скажи спасибо, что сама я не стану претендовать на твои вонючие квадратные метры, мне без надобности. И, разумеется, после его рождения можешь делать тест на отцовство, если у тебя возникнут сомнения.

И стал не мил МНСу Павленкову белый свет, и ничто его не радовало. Конечно, ничего такого уж непоправимого не случилось. Ну, посодействовала Алиска в выполнении назначенной мужику библейской жизненной задачи — родить сына (где гарантия, что не дочь?) Сейчас приходящие отцы сплошь и рядом, не говоря уже о беглых алиментщиках. Но Влад был сторонником традиционной модели семьи, где-нибудь в отдаленном будущем. А разве можно строить семью с женщиной, подобной Алиске?!

Она, наконец, продемонстрировала Владу свою сущность, свое черное нутро, и, заглянув в эти глубины, Павленков отшатнулся в ужасе. А эта кошмарная женщина с наслаждением садистки наблюдала за его вытаращенными глазами, отвисшей челюстью и сменой красок на лице. С Алисой он не пошел бы в разведку, нет, не пошел бы. Женщины, подобные ей, готовы подставить тебе подножку в любую секунду, только зазевайся!

Почти утратив веру в человечество, точнее, в так называемую лучшую его половину, уже несколько дней Влад жил в тягостном ожидании. Алиса от встреч отказывалась, разговаривать не желала ни на какие темы, поскольку справедливо полагала, что разговоры сведутся к одной конкретной теме. Павленков тосковал и мечтал куда-нибудь деться — уехать в какую-нибудь длительную командировку (куда?!!) или, к примеру, по обмену (и кому он нужен — им обмениваться?!!).

Тут как раз и возникла необходимость: ехать ему в степь, где их группа уже не первый год проводила раскопки. И ехать не просто сопровождающим, ведомым, под чутким руководством старшего товарища — Шпигалева. Ан нет, предстояло самому присмотреть место для будущего пробного шурфа, а если Шпигалев в своих столицах задержится и если почва достаточно сухая, то и заложить этот самый шурф.

Ура, ура, есть возможность хоть немного отвлечься от тягостных мыслей! Хоть на день-другой.

* * *

Первым делом Павленков заскочил к председателю сельсовета Хромосову, по совместительству — давнему дружку коллеги и руководителя археологической экспедиции Шпигалева.

Они заканчивали один вуз, тогда еще носивший скромное звание института, а не академии или университета. Правда, учились на разных факультетах и в разные годы. Хромосов, недолго поработав в школе, пошел по хозяйственной части. Шпигалев — по научной стезе. Иногда по вечерам Хромосов приезжал в лагерь к археологам — на огонек, так сказать. Сидели у костра, вдыхали горький полынный запах дыма, кизяка и приторной смеси гвоздичного масла и ванили. Или крема «Тайга». Средства эти были в ходу, хотя быстро выяснилось, что они почти бесполезны от мошки и комаров.

Помнишь, в мезозойскую культуру

У костра сидели мы с тобой, —

Не слишком виртуозно терзая струны гитары, заводил рыдающим баритоном Павленков.

Ты мою изодранную шкуру

Зашивала каменной иглой, —

радостно гаркал мужской хор. Не хор Турецкого, конечно, но громко и от души…

Заскочил Павленков в сельсовет на предмет — показаться Хромосову, побеседовать об открытии сезона, ну и обсудить шкурный вопрос предоставления председателем некоторой рабсилы. То есть, хотя бы парочки рабочих-землекопов, хоть ненадолго — пока к лагерю не подтянутся студенты-практиканты с исторического факультета.

Болезненная тема для председателя: летняя страда, день год кормит.

— Насчет землекопов я тебя не порадую, — сходу «обрадовал» Хромосов. — Разбежались твои землекопы.

— Куда разбежались?

— А кто куда! Витька Зинченко с семьей в город на жительство переехал. Марата Шакирова рыбаки к себе в бригаду взяли.

— А Тряпичников?

— Ванька-то? Этот случай всех злее. Ваня теперь в Тюмени у нефтяников вахтует. Домой на побывки приезжает. Говорит, денег кучу там заработает.

— Хреново… Всем деньги нужны!

— Хреново, — не стал спорить Хромосов. — А тебе что, не нужны? Но ты так уж не убивайся. Найду я тебе людей, каких-никаких.

— Мне каких-никаких не надо. Мне путёвых надо.

— Путёвых найду. Не вздумай мне только своей демагогией полеводов мутить, своими фантастическими заработками.

— Ни боже мой! Я что, враг тебе?

— Себе ты не враг. Знаем мы вашу дружбу! Кстати, тут один копальщик-специалист высшей категории у нас завелся — Генка Звягинцев. Чего только не копал, где только не был! Помотало его по России. И в Магадане на приисках золото искал, и в Кузбассе на шахтах уголек добывал, и во Владивостоке на сейнере рыбачил!

— И что, много накопал-нарыбачил?

— Судя по всему, немного. Есть ведь такая порода шатунов: «ты пойми и не удерживай меня!». Кому-то длинный рубль, кому-то — романтика больших дорог! Таких деньги не любят. Но Гена, по-моему, все же деньги любит. По-моему, тут классический случай несходства в любви характеров.

— А что ж я ему могу предложить вместо приисковой романтики? Степную романтику старых костей? Пекло да песок на зубах?

— И это тоже. И заработок. Я думаю, он и на приисках мед ложкой не хлебал. И романтикой сыт, не мальчик уже. К работе привычный, мужик здоровый, силой Бог не обидел. Материальной стороной заинтересовать — надежнее будет.

— Да вроде мы никого не обижали.

— Ну, это вы местных не обижали. Гена немножко другими финансовыми категориями мыслит, конечно.

— Но я же не могу обещать ему персонально золотые горы!

— Ну, ты уж помозгуй. Чемоданов, набитых деньгами, он не привез, вроде. И пока, как будто, никуда не собирается — мать прихварывает, а он один у нее. Она-то его и вынудила домой вернуться, плешь проела: помру и не увижу тебя. Да я для начала сам с ним поговорю! А сейчас, пожалуй, с тобой в степь прокачусь, заодно тюльпанов жене наберу. Ты-то не женился? Пора бы уже! Бог троицу любит.

— Отстань! — отмахнулся Павленков.

— И где ж та амазонка, что тебя, жеребца, взнуздает?

— Не родилась еще. Поехали!

…Заскочили к Звягинцевым. «А чего откладывать?» — сказал Хромосов.

Гена покочевряжился немного, для виду, но согласился поработать сезон — председатель умел быть убедительным. Павленкову оставалось только поддакивать. Мужик крепкий с виду, руки — лопаты. Гена сразу же и напросился съездить с ними в степь — ознакомиться, так сказать, визуально с будущим фронтом работ.

Поколесив по степи, они уже решили возвращаться, как вдруг, вынырнув из-за очередного холма, увидели вдали легковушку и двух мужиков с лопатами в руках. Мужики стояли, опершись на лопаты, возле немалой кучи земли и заглядывали в вырытую яму. Копатели так увлеклись, что, видимо, не услышали мотора, да и ветер относил от них звук.

Павленков с Хромосовым свернули с дороги. Тут уж их заметили. Из ямы выскочили еще двое — копали попеременно. «Черные археологи» не пожелали рисковать и вступать с вновь прибывшими в диалог. Чуяли, что едут товарищи, которые ИМЕЮТ ПРАВО. Да и неизвестно, сколько их там, на двух машинах.

Побросав в свою «ниву» инструмент и в темпе загрузившись сами, копатели газанули в степь.

— Все ищут, ищут, — с досадой сказал Хромосов. — Ни законы, ни постановления их не останавливают. То «трофейщики», то «черные археологи». Как медом намазано! Чем ты их испугаешь?

— Наказанием. Были бы построже статьи в Уголовном кодексе, и толк был бы, — возразил Павленков.

— Ой ли?.. Ты сегодня приехал, а теперь не раньше, чем через неделю вы тут объявитесь, а мы с участковым не укараулим. У нас и другие дела имеются, как ты понимаешь.

Осмотрели раскоп — вырыть успели примерно на метровую глубину. Может, больше. До культурного слоя не добрались, недавно начали. Хотя копали, похоже, не наугад.

— Забросаем?

— Конечно. Но надо будет сюда заглянуть — чем черт не шутит! Похоже, не простой холм, могильник. Дуракам везет. Они, думаю, не просто так рыли. Прежде обследовали хорошим мощным металлоискателем. Вот только что они здесь найти хотели: оружие или захоронение?

Вчетвером — с Павленковым был еще и его сотрудник — перебросали кучу земли обратно в раскоп.

— По коням!

Уже вечерело.

— Ну ты что ж, так и не наберешь своей девушке тюльпанов? — опять пристал назойливый Хромосов.

У него в машине в пластмассовом ведре с водой разместился роскошный желто-красный букет.

— Отвяжись! — грубо сказал МНС.

Честно говоря, по задворкам павленковского сознания проскользнула шальная мыслишка о букете для Алиски, но Влад ее безжалостно прогнал. Во-первых, эта стервоза не шла на контакт, и чего ж зря пропадать такой красоте? Тюльпанов и так в степи с каждым годом становится все меньше. А во-вторых, Павленков прямо вьявь увидел ехидную усмешечку экс-любимой.

И как он раньше не замечал, что у нее тонкие губы? Ведь это — первый признак ехидства! Алиса, однозначно, воспримет букет как желание подкупить ее, подмазаться! Или, того хуже, как знак его капитуляции, слабины! Не дождется.

Все же ему заметно полегчало. Влад вспомнил Ходжу Насреддина, взявшегося по приказанию шаха обучить своего ишака читать: или шах помрет, или ишак сдохнет, или я что-нибудь придумаю.

Что-нибудь придумается. Как-нибудь рассосется. Будет день — будет и песня!

* * *

Расположились в живописном месте на берегу, под раскинувшейся шатром старой ивой. Перекусили, чем жены в дорогу снабдили, и Серый с Коляном занялись палаткой. Санек закинул удочки, сразу три — поймать что-нибудь к ужину. Юрку отправили собирать по берегу сушняк для костра.

Кострище уже было готово, спасибо добрым людям, рыбачившим здесь до них. «Добрые люди» вскоре не замедлили явиться, да вряд ли те, что оставили кострище. Подъехал старенький «форд», остановился на дороге, и от него вразвалку, приблатненной развинченной походочкой, имевшей целью устрашить, направились к городским рыбакам трое. Молодые, наглые.

— Эт-т-т че тут за гости пожаловали, незваные-нежданные?

— И сразу — на наше место! Как будто берега им мало!

— Эти городские оборзели! Конченые беспредельщики!

Значит, местные. До чего дошел прогресс! Сельская дешевая гопота на иномарках передвигается.

— Это с каких же пор я у тебя, сопляка, разрешения буду спрашивать, чтоб в своих родных местах порыбачить? — вполне миролюбиво спросил Колян, поигрывая топориком — колышки тесал. Насчет родных мест он несколько преувеличил — родился он на Седом Урале.

— Что-то я такого родственничка не припоминаю! — продолжал угрожающе гундосить длинный сутуловатый блондин, то ли заводила-шестерка, то ли, наоборот, старшой.

— Да я б с тоски удавился, если б меня Бог таким родственничком наградил!

— Наглеешь, дядя! Сильно смелый?

От берега бежал Санек. Он успел заглянуть в машину за монтировкой и приближался не с пустыми руками. Краем глаза заметил Серый несущегося к ним перепуганного Юрку.

— Короче. Половина улова — хозяевам, как положено, на котел. И можете оставаться.

— И никакой альтернативы, — разъяснил другой, ниже блондина на полголовы коренастый брюнет.

О как! Не только на иномарках рассекаем, но и иностранные слова умеем вставлять в тему. Наверное, студент. На праздники приехал в отчий дом. Ну, и подзаработать по возможности. Мозг коллектива.

— А поноса у тебя не будет? — озаботился Санек, адресуясь к Высокому Блондину. — Диареи, то есть? — повернулся он к Студенту.

— Быкуете, дяди! Не пришлось бы пожалеть!

Третий все молчал. Немой, что ли? По законам жанра он бы должен был быть рыжим, а был каким-то невнятненьким, пеговато-русым.

Пауза затягивалась. Пришло время уже и Серому что-то сказать, а то и про него пришельцы подумают, что немой. До сей поры он сидел спокойно, даже не оборачиваясь к наглецам — столько повидал уже подобных «подкатов», что не видел нужды суетиться. Местные рыбаки пришлых, особенно иногородних, всегда недолюбливали, редкая рыбалка обходилась без проверки «на вшивость».

Нет, настолько наглых, с прямыми угрозами и грабительскими требованиями, встретишь не часто. Это, наверное, характерная черта для самых молодых, дерзких, не битых жизнью. Рыбаки постарше были и спокойнее, и миролюбивее: подходили знакомиться запросто, без глупых шуточек и язвительных комментариев по поводу удочки, подкормки и подпойки. Если место было на самом деле рыбное, застолблённое, то чужакам иногда просто показывали, за какую границу не стоит заступать и в какое место на воде не следует забрасывать леску. Ну а если уж действительно хотелось согнать приезжих со «своего» берега, то и конфликт учиняли попросту — обвиняли в опустошении оставленных без присмотра снастей и куканов.

Как бы то ни было, Серый знал, что хорошо закончить любой конфликт можно только одним способом. Продемонстрировав умному — уверенность, а дураку — силу. Поэтому он вздохнул и вытащил из необъятного кармана расписных сатиновых бриджей, сшитых женой, пистолет. Зажигалка, но как настоящий — предмет зависти молодого мужского населения всей их пятиэтажки. Знакомый, бывший зэк, искусно выточил.

— Как это мне напоминает КВН, — сказал в раздумье. — Наших любимых «камызяков». Телевизор-то смотрите? Вы же — патриоты своего края, болеете за них? За камызякскую мафию? Вы, часом, не из них?

— Мы еще вернемся, — ответили гости. — И не одни. У нас своя мафия. До Камызяка отсюда не близко.

— Ни хвоста, ни чешуи! — разлепил губы Немой. — Ну, типа, ловись рыбка и большая, и маленькая. Большая — нам, маленькая, соответственно, вам. Если не хотите полюбовно. Гы-ы-ы!

Оказалось — не немой.

— Зачем ты с ними был так жесток? — спросили потом Санек с Коляном, когда гости убрались. Про «камызяков» сказал?

Серый вспомнил, как в одной из сценок кучерявый «камызяк» в роли браконьера вот так же визжал, тряся вихрами: «Рыбу мне отдал!» — и ухмыльнулся.

— А ты не дрейфь, — сказал Колян испуганному Юрке. — Это обычный наезд: получится — хорошо, рыбка на халяву. А если нет, ну и ладно. Но вообще-то со мной такое в первый раз. Места здесь спокойные, село зажиточное, городских рыбаков всегда полно. Видно, этот студент решил опробовать на нас свое…

— Ноу-хау, — подсказал Серый.

— Его, — согласился Колян. — Делает первые шаги в бизнесе. Наверное, будущий экономист.

— Или юрист. Они сейчас преимущественно юристы-экономисты-финансисты.

— Но пить все-таки я бы не стал за ужином, — сказал Санек. — Мало ли что!

Серега божился жене, что выпивки не будет, но оба прекрасно понимали, что это сплошная риторика: кто же на природу едет без бутылки. И «бутылка» в данном случае — это литота. Сын недавно вычитал в интернете, что так называется «гипербола наоборот», то есть художественное преуменьшение. Смешно даже подумать: три молодых здоровых мужика — и одна бутылка! На рыбалке!

— Ну, по чуть-чуть, — решил Колян. — Чисто символически. Под ушицу! Нам Бог не простит!

— Ну, разве что по чуть-чуть, — сдался Санек. — Вы и мертвого уговорите.

— Юр, матери ни-ни! — на всякий случай напомнил Серый сыну, хотя и так знал, что Юрка — ни-ни!

Бутылку, «по чуть-чуть», убрали. То есть, съели, словами Коляна.

— Но все-таки, во избежание неожиданностей, — сказал Колян, — будем дежурить. Мало ли! Лодку уведут или машину разуют, поганцы. По два часа. А часов в пять поплывем к тому берегу, там попробуем. Может, и пораньше, как проснемся. Серый, ты будешь бдеть первый, ага? У меня тут свисток судейский, на всякий случай вожу с собой. Если что — дуди.

— Не боись, мы их отучим реку крышевать. Эти щенки девяностых не застали, чтобы нас пугать.

— Ох, и глупая же молодежь пошла! — покряхтел Колян, залезая в палатку.

Сергей, как все улеглись, укутал Юрку: ночи еще прохладные, хоть в палатке и тепло. Чмокнул в лоб.

— Спокойной ночи, сына!

И все затихло.

Тишины, конечно, абсолютной не было. От села доносился иногда лай собак, в реке плескалась рыба, которой, вполне вероятно, предстояло завтра попасться им на крючок. Сверчки как ошалели — просто симфонический оркестр! В городе их мало, не так слышно. И поют не так азартно. А звезды! Просто фонари, кем-то развешенные в темно-фиолетовом небе.

Вскоре глаза у Сереги начали слипаться. Сказывалась усталость сегодняшнего баламутного дня, выпитое, запах речной свежести… Надышался за день кислородом.

Пару раз клюнув носом и вдруг вскинувшись, Сергей обнаружил, что костер почти погас. Ну и ну, насторожевал! Он решил спуститься к реке — умыться, размяться, а потом заново разжечь огонь. И тут до него донеслись приглушенные голоса.

Сергей замер, холодок пробежал по спине. Вряд ли это давешняя «мафия» — он не слышал звука мотора. Пешком идут? Так в этом случае приближалась бы гоп-компания бесшумно, чтоб не выдать себя раньше времени.

Может, такие же рыбаки? Но голоса раздаются от дороги, а рыбаки бы шли по берегу, да и разговаривали бы, не таясь. Эти же явно понижают голос, хотя, казалось бы, кого им опасаться вдали от жилья? И не разговаривают они, а как-то отрывисто, с паузами, перебрасываются словами. Сергей и услышал-то их потому, что у воды звук далеко разносится. Да в подсознании все равно таилась тревога после дневной стычки. Насторожен был.

Голоса приблизились, и вот в молочном лунном свете, заливавшем дорогу, показались две фигуры. Мужские, вроде бы… Они что-то несли. Один — вроде бы сумку, но без особого напряжения, видно, ноша была не очень тяжела. Или мужик был сильный. Второй — какие-то толстые палки в руках.

Поравнявшись с их лагерем, заметили белеющие под деревьями палатки и автомобиль чуть поодаль от палаток. Притормозили резко и стали вглядываться. Хорошо, что костер погас, а Сергея куст скрывал. Постояв, прислушиваясь, двинулась дальше, но уже молча. Видимо, решили, что рыбаки спят. Сморило их с устатку да и «причастились» хорошо, от жен сбежавши.

Слава Богу, Серега не засвистел с перепуга — хорош бы он был, если б переполошил всех понапрасну! Завтра шуточек на весь день бы хватило. А перед Юркой-то как бы он выглядел?! Батя — паникер. Ну, прошли себе люди и прошли, мало ли, кто и откуда идет ночной порой!

От пережитого мандража сон как рукой сняло. Пора было уже и Коляна будить на смену, но Серега пожалел друга: он полдня за рулем, это они с сыном пассажирами ехали. Пусть поспит, а Серый сон днем доберет. Костер только надо разжечь, а то что-то подмерз он. Сыро у воды, еще и хмель выходит.

Тут выяснилось, что спички куда-то запропали, а угольки в золе окончательно потухли. И ни возле костра, ни в карманах спичек не нашлось. Наверное, выронил, когда пистолет доставал.

Отойдя в сторонку, чтоб пригасить звук, пощелкал своей грозной зажигалкой — газа в ней не было. Это было Серегиной вечной неразрешимой проблемой — вовремя поставить телефон на зарядку и заправить зажигалку. Как-то постепенно эти процедуры стали Наташкиной святой обязанностью. То ли любимая в состоянии взвинченных нервов забыла, собирая мужа в дорогу, то ли решила повредничать, чтоб вспоминал там почаще. Ну что ж, по грехам и муки! Мерзни-мерзни теперь, волчий хвост!

Серый немножко попрыгал — не прыгалось что-то. Решил, что от быстрой ходьбы быстрее согреется, и пошел вдоль реки, вверх по течению, по направлению к селу. Сначала маршировал не удаляясь от лагеря, но как-то незаметно все увеличивал и увеличивал дистанцию. В конце концов, добрался уже до самых сараюшек, стоявших на отшибе от села.

Сараюшки эти были — бывшие баньки, построенные когда-то хозяевами в конце своих огородов, у реки, чтоб далеко воду ведрами не таскать. Когда в Пороховом появился централизованный водопровод, сельчане стали строить бани уже во дворах, поближе к домам, ведь вода теперь поступала в бани по трубам.

Заброшенные старые баньки хозяева использовали по-разному: кто-то там навоз складировал, кто-то — старый огородный инвентарь хранил, уже негодный, если выбросить рука не поднималась. В одной из бань хозяин — знакомый Коляна — установил старенькую облупленную ванну, в ней его знакомые приезжие рыбаки подсаливали улов, если приезжали не на один день.

И тут Сергей опять услышал уже знакомые голоса, отрывистый приглушенный разговор. Он нырнул к растущему недалеко кусту, присел и замер, инстинкт подсказал ему это. Ночные гости то замолкали, то опять перебрасывались несколькими словами.

Серега никак не мог сообразить, чем они там занимаются. Он слышал еще какой-то звук, мягкие шлепки и хэканье. Наконец понял — они копали. У Сергея уже затекли ноги, по подошвам побежали мурашки, и он совсем было решился ползком или на карачках пробираться к ближайшим деревьям, а там — короткими перебежками к своему лагерю. Меньше знаешь — крепче спишь! Но тут из темноты на залитый лунным светом берег показались две фигуры — сладкая парочка закончила свою работу, и Сергей снова замер.

На берегу было гораздо светлее, чем на дороге, из-за отражающейся в реке луны. Мурашки его тоже замерли. Ночные тати постояли, всматриваясь и прислушиваясь, и направились к дороге.

Палки, которые нес один из них, оказались лопатами, значит, точно — копали! А сумки, которую нес второй, при нем не было — теперь понятно, что они там закапывали. Интересно, что могло быть в этой сумке?

Парочка уже исчезла из вида, и Сергей, наконец, пошевелил ногами. Потихоньку распрямился, но, охнув, опустился опять на землю. Его мурашки ожили вместе с ним. Только посидев немного, помассировав ступни, осмелился встать — нормально!

И идти бы ему к палаткам, будить Коляна, разжигать костер и, попив чайку, загружаться в лодку и плыть к противоположному берегу! Как и планировалось с вечера. Но, как в знаменитой басне, Серега призадумался. На ту беду…

Что эти два хмыря закапывали, интересно знать? Судя по громкости голосов, это было не так далеко. Скорее всего, вторая сараюшка отсюда. И он поперся туда — посмотреть, чтоб уж рассказывать завтра (или уже сегодня) друзьям, оперируя фактами.

Правду говорят, что на роду написано — от того не убежишь. И он ли первый, кого сгубило чрезмерное любопытство?

Сергей присел у задней стены сарая — земля хоть и была выровнена и притоптана, но еще влажная. За завтрашний день высохнет — и ничего не будет заметно! Услышал шорох, но ни выпрямиться, ни головы повернуть не успел — страшный удар обрушился ему на голову.

И он ничего больше не успел. И жизнь его, не такая уж и длинная, не промелькнула перед глазами. И туннеля, по которому несутся души умирающих к свету, не увидел. Да и есть ли он вообще, этот туннель? Оттуда ведь еще никто никогда не вернулся, чтобы доложить. А те, что про него рассказывают, до цели так и не добрались.

Меньше знаешь — дольше живешь, воистину.