Клеймо ювелира Перхина

Лиза Гамаус, 2023

Когда ты получаешь в наследство от бабушки вещь Фаберже, будь осторожна! Это не только миллионы, это ещё и частица блистательного и трагичного прошлого, у которого, как ни странно, сохранилась власть. И лучше в этом прошлом разобраться. Золотая табакерка из наследства сделана лучшим мастером компании, который обладал даром предвидения. Он оставил её потомкам тех, кого вынужден был разлучить сто лет назад. Им придётся встретиться и исполнить волю ювелира, а пока они понятия не имеют о друг друге…

18. Горе

Горе. Даже сильнее, чем после смерти мамы. Чем-то другим сильнее. Тогда был страх, который сковывал мысли: за себя, за неё в гробу, за будущее, а сейчас как будто кончилась кровная связь, благодаря которой абсолютно близко, без всяких условностей было ни с чем не сравнимое состояние полного доверия и растворения, а теперь они ушли навсегда. А боль, что она не нашла в себе силы приехать к бабушке в её последний день, разрывала душу ничем непоправимым чувством вины.

Они только что вернулись домой с поминок.

Светлана в темно-коричневом платье, старающаяся выглядеть максимально скорбной, расположилась на диване напротив кресла, на котором Варя едва держалась на самом краешке. Отец был растерянным, печальным, сел рядом с женой на подлокотник, держа в руках бумагу, вложенную в прозрачный файл.

— Всё своё имущество мама оставила тебе. Квартиру и вот это, — медленно сказала Сергей Степанович и протянул дочери завещание и ключ.

— Что это? — безучастно спросила Варя.

— Думаю, что это ключ от банковой ячейки, в которой золотая табакерка Фаберже, доставшаяся ей от отца. Семейная ценность.

Варя нахмурилась, пытаясь понять слова, встала и взяла у отца и завещание и ключ. Сосредоточиться на тексте было невозможно, она просто скользнула взглядом по буквам, ничего не поняв.

— Это целое состояние, — вдруг услышала она слова мачехи.

Какое состояние? Квартира? И что? Мысли путались.

— Мы очень обеспокоены, как ты распорядишься наследством, — произнёс Сергей Степанович так, будто он должен был это сказать и говорил не свои слова.

— Это не безделица, и мне кажется, справедливее было бы, если бы мы отнеслись к ней, как к общей вещи, — добавила Светлана, — то есть как твоей, так и твоего отца.

Сергей Степанович встал и начал расстёгивать верхнюю пуговицу рубашки, одновременно ослабляя галстук.

Варя посмотрела, почти не слушая Светлану, на отца, потом на неё, потом опять на отца.

— Пап, о чём она говорит?

— ОНА говорит о том, что мы одна семья, — ответила вместо него Светлана.

— Моей семьёй была бабушка.

Светлана вскочила с дивана и резко повысила тон.

— К которой ты забыла дорогу, а твой отец поддерживал её… Сергей, я не могу это выносить. Лицемерка!

— Света, оставь её! Я всё улажу. Не ругайтесь хотя бы в день похорон, — у него тряслись губы и руки.

— Уладишь? — переспросила Варя, — ты всегда на её стороне. Подкаблучник.

Вырвалось. Она не смела раньше такое ему сказать. Она хотела, пыталась поверить в то, что он никогда не сделает ей больно. Но уступала, жалела его, хотела ему показать, что всё понимает.

— Забудьте обо мне! Оба! — положила ключ в карман, а завещание сложила и засунула в сумку, — лучшего дня для выяснения отношений просто не подобрать.

Развернулась и ушла, едва справившись со входным замком. Отец не стал её догонять.