Клеймо ювелира Перхина

Лиза Гамаус, 2023

Когда ты получаешь в наследство от бабушки вещь Фаберже, будь осторожна! Это не только миллионы, это ещё и частица блистательного и трагичного прошлого, у которого, как ни странно, сохранилась власть. И лучше в этом прошлом разобраться. Золотая табакерка из наследства сделана лучшим мастером компании, который обладал даром предвидения. Он оставил её потомкам тех, кого вынужден был разлучить сто лет назад. Им придётся встретиться и исполнить волю ювелира, а пока они понятия не имеют о друг друге…

6. Лёня

Снегирёв обошёл огромный и практически пустой письменный стол, уселся в кожаное кресло и потом только обратился к стоявшему у входа Лёне.

— Слушаю тебя, братец Кролик! — поприветствовал он Лёню в своей обычной манере, то есть, как точно он мог назвать собеседника всегда оставалось загадкой, но по ней можно было предположить его настроение. Ну, Кролик так Кролик. Норм. Успел подумать Лёня.

— Принёс картину. Последнее, что могу оставить, — в одной руке он держал завёрнутую чуть ли не в простыню картину, а в другой портфель. И тут же поставил ее на пол, прислонив к свободному месту у стены, где стоял, потом открыл портфель, вытащил оттуда папку с бумагами и положил на стол перед Снегирёвым, — провенанс, экспертиза и прочее.

— У другой стены поставь, — кивнул Снегирёв на картину, и показывая глазами на противоположную сторону, — я потом посмотрю, — но всё же открыл папку и небрежно взглянул внутрь, — долги нужно отрабатывать.

— Я готов, Андрей Михалыч, — пробурчал Лёня.

— Ну-ну! — Снегирёв медленно накрыл ладонью компьютерную мышку, щёлкнул пару раз, покрутил колёсико, — вот, смотри! Иди-иди сюда.

Лёня обошёл стол. Монитор светился акварельным рисунком: с основания яйца взмывал вверх хрустальный лебедь. Голова лебедя представляла собой крупный бриллиант, на котором прорисовывалась ажурная корона. Создавалось впечатление, что лебедь уже летит, и на рисунке тот самый миг, когда птица отрывается от земли и устремляется в небо. Лёня уставился на монитор в восхищении и сразу понял, что речь шла о чём-то серьёзном.

— В зобу дыханье спёрло? — услышал он Снегирёва.

— Что это?

— Это, Лёня, пасхальное яйцо Перхина «Царевна Лебедь».

— Но я его нигде никогда не видел. Я же знаю Фаберже, — пролепетал Лёня.

— И не мог. Яйцо задокументировано, не сомневайся, но, Лёня! Вот здесь внимание! — с этими словами Снегирёв встал из-за стола, подошёл к книжному шкафу и стал искать глазами какую-то книгу, потом, найдя нужный корешок, с трудом вытащил её из других плотно стоявших книг. Напряжение у Лёни нарастало, и он почувствовал, как пересохло во рту. Язык стал шершавым и огромным. Хотелось пить. Больше всего он боялся, что надо будет рисковать свободой, чтобы выполнить задание Снегирёва: украсть или убить, не дай бог. А вдруг? Там, где Фаберже, всегда большие бабки и ещё бОльшие амбиции ненасытных коллекционеров. Снегирёв вернулся к столу с книгой, но не показал её Лёне, выдвинул один из ящиков, достал тонкий коричневый портфель из крокодиловой кожи, открыл золотой замок и положил туда книгу. Он просто делал несколько дел одновременно — только и всего. Книга не имела никакого отношения к разговору о яйце, успокаивал себя Лёня. Он почему-то испугался, что ему надо будет что-то изучать, сложное и на чужом языке, и он не справится, и начнутся ещё какие-нибудь проблемы. Снегирёв воздействовал на него, как старая огромная кобра с раздутым капюшоном.

— Яйцо не найдено до сих пор, — прервал затянувшуюся тишину Снегирёв, — найти его, —

значит, сделать сенсацию.

— Вы ещё янтарную комнату вспомните, Андрей Михалыч! Мне такое в ломбард точно никто не принесёт, — попытался пошутить Лёня.

— Есть слабая путеводная ниточка.

В этот момент раздался стук в дверь. Лёня чуть не вздрогнул, но кажется, удержался.

— Войдите! — громко сказал Снегирёв.

В кабинет вошла длинноногая белокурая девушка с подносом, на котором стоял огромный стакан свежевыжатого ананасового сока и лежала полотняная салфетка. Она вопросительно посмотрела на шефа, тот показал ей глазами угол на своём огромном столе, она поставила туда поднос и тут же вышла. При нормальных обстоятельствах Лёня бы точно обратил внимание на такую красотку, ему и в этом состоянии хватило трёх секунд, пока она шла от стола к двери, заметить тонкие щиколотки и точёные бёдра, но сейчас его сексуальные

фантазии были полностью заблокированы. Снегирёв не спешил возвращаться к прерванному разговору. Он выпил залпом все триста граммов фреша, промокнул губы,

слегка откашлялся и посмотрел на свой золотой турбийон на левом запястье.

— У-у-у-у! Надо бежать! Ждут друзья-антиквары. А, ну-ка пошли, я тебе по дороге расскажу.

Они быстро вышли из кабинета и в сопровождении двух охранников, которые ждали его у двери с внешней стороны, направились к лифту.

— Тебе, дорогой, надо заняться одной старушкой, милейшим созданием, научным работником, дочерью знаменитого психиатра дореволюционной России Сергея Мелехова.

— В смысле? — совсем разнервничался Лёня.

— Смыслы сам будешь искать. Тут я тебе не советчик. Старушку зовут Мария Сергеевна.

— Какая связь?

— Она знает, где спрятано яйцо. Её отец лечил Перхина.

— Перхин был психом? — удивлённо спросил Лёня.

— Скорее всего, — пожал плечами Снегирёв, — Перхин умер в его больнице. Совсем молодым.

До лифта оставалось метра три.

— Совсем молодым, Лёня. В расцвете сил. В славе и при деньгах.

Двери лифта открылись и один из охранников заботливо заглянул внутрь.

— Чистые пруды, дом 17, квартира 11. Мария Сергеевна Мелехова-Давыдова. Это твой последний шанс, Бойко! Иначе с ломбардом придётся попрощаться, — не взглянув на Лёню, Снегирёв шагнул в кабину лифта.

7. Антон

Лёня стоял у памятника Грибоедову. Умиротворяющий, монументальный, величественный, бронзовый, на высоком постаменте, похожем на колонну, с небольшими скульптурами у основания — героями его знаменитой пьесы. «Служить бы рад — прислуживаться тошно», — вспомнил он из «Горе от ума». На заре коммунистической эры здесь сначала поставили кубофутуристического Бакунина: великий анархист держал в руках собственную голову. Но народ не принял монументальную пропаганду, слишком уж

опередившую время, и мыслителя-теоретика, радевшего за народовластие, скоро демонтировали. Лёня знал эту историю потому, что всегда интересовался искусством и много читал, а переехав в Москву из Питера, первые два года исходил город вдоль и поперёк с путеводителем в руках.

Антон опаздывал.

Друзей у Лёни было очень мало, и Антон был одним из них. Спас ему жизнь: помог выбраться из горевшего туристического домика, когда они отдыхали в Абхазии, а сам покалечился. Рухнувшее от огня перекрытие ударило его по спине и сломало позвоночник, руку и ногу. А мертвецки пьяному Лёне досталась только пара ссадин. Антон долго

лечился, заново учился ходить, научился, но всё-таки хромал. После Абхазии они очень сблизились, хотя постоянно спорили и ругались. Лёне трудно давалось «тихое» понимание жизни Антона, который никогда не выпячивался, ничем не хвастался, спокойно относился к деньгам, стремился к каким-то непонятным научным целям с сомнительной практической пользой. Антон окончил филологический и работал в библиотеке, как раз недалеко от Чистых прудов. Как можно заточить себя по собственному желанию в библиотеке в такое бурное время, когда все строили новый мир и гонялись за деньгами, за благами, за супер

тачками, в конце концов, Лёня отказывался понимать. Он ненавидел бедность. Одна лишь секундная мысль о том, что у него пустой кошелёк, вызывала у него чуть ли не рвотный рефлекс, а само слово «библиотека» было сродни страшной божьей каре, беспросветности и нескончаемому унынию. И то, что, получив задание от Снегирёва, Лёня тут же назначил встречу с Антоном, было связано отнюдь не с горячим желанием поделиться невыполнимой задачей, а вполне конкретным обстоятельством, помимо безграничного доверия к нему, — Антон учился в МГУ на одном курсе с Варей Давыдовой. Лёня много раз слышал от Антона о его студенческой любви, пусть даже и безответной, и очень многое знал о Варе, в том числе и то, что у неё была классическая интеллигентная бабушка, Мария Сергеевна, живущая в районе Чистых прудов. Антон рассказывал, что они иногда заходили к ней в гости и слушала истории о знаменитостях её времени, например, о Лиле Брик, Дягилеве,

Булгакове и прочая. Причем, она рассказывала не только о том, что происходило с ними тут, в России, но и о их проделках за её пределами, в заграничных путешествиях или на эмигрантских выселках.

Лёня купил в аптеке дорогую импортную трость с дубовой ручкой и с регулятором длины и ждал Антона с презентом. Повода дарить подарки особого не было, но Антон никогда не отказывался, приговаривая «вины твоей нет, но она есть». Наконец в толпе прохожих показался слегка прихрамывающий Антон.

— Привет, Тотош, есть дельце, откладывать не хотел, — начал Лёня.

— Садиться не будем, пошли гулять, мне надо двигаться, — ответил Антон.

Внешне он напоминал задумчивого интеллектуала, обдумывающего на ходу сложный текст, как, впрочем, могло быть на самом деле. Аккуратно подстрижен, гладко выбрит, в коротком черном пальто классического покроя, сером недорогом костюме, белой

водолазке и клетчатой кепочке, ещё советского производства. Скромен, незаметен, но исключительно опрятен. Ботинки, правда, выглядели староватыми, хотя, скорее всего, в них просто было удобнее, чем в новых.

— Я тебе палку новую купил. Японскую. Держи, — протянул подарок Лёня, — как дела в библиотеке?

— Выкладывай, зачем пришёл, — Антон взял в руку палку и сразу поставил её на асфальт, — удобная. И?

— План родился, как достать тебе бабла на лечение. Если всё получится, поедешь в Европу и вернёшься здоровеньким, — Лёня взял от Антона старую трость.

— Заботливый ты наш. А суть-то в чём? А то я тебя не знаю.

— Помнишь, я про Снегирёва рассказывал?

— Который из Штатов вернулся?

— Да. Он открывает ювелирный бутик вместе с французами. В основе архивы Перхина.

— Перхина? Что за… а-а-а.. он делал яйца Фаберже, так?

— Да, всё дело как раз в одном яйце, которое нам надо с тобой найти, — спокойно, как будто речь шла о покупке пачки сигарет, ответил Лёня.

— Лёнь, ты чё? — Антон повертел пальцем у виска.

— Да, погоди ты! Есть идея. Помнишь, с тобой на курсе в МГУ училась Варя Давыдова?

Антон резко остановился и также резко поменял тон, моментально превратившись из ироничного и расслабленного в серьёзного и даже злого.

— Я… ни за что не пойду с ней встречаться… — он кивнул на больную ногу, — в таком состоянии. — Отвали!

— Да какая тебе разница, если ради такого дела?! Будете друзьями опять. Всё равно импотент.

— Во, сука! — зашипел Антон, — А ну, верни мне мою старую палку и вали! Мразота! — и тут же швырнул подарок на ещё не растаявший, полный грязного снега газон.

— Тотош, остынь! — начал извиваться Лёня, — Есть шанс заработать! Тебе, что, твоя жизнь нравится? Я тоже тебе ничем помочь не могу. Думаешь, у меня совести нет?

Но Антон не слушал. Он замер, уставившись остекленевшим взглядам на дом напротив.

8. Обида

Молодой парень в сером офисном костюме, в модных очках и с приветливой улыбкой сидел перед компьютером, активно крутя колёсико мышки. На стенах в помещении были развешаны виды мировых столиц: башня Мэри-Экс в Лондоне, Центр Помпиду в Париже, храм Сэнсо-дзи в Токио, Нью-Йоркский Бруклинский мост и несколько видов райских пляжей Карибского бассейна. Тургагенство «Взлёт» работало преимущественно с состоятельными клиентами и выполняло все их мечты, желания и прихоти.

Сергей Степанович нервно ёрзал на одном из кожаных кресел, которое стояло напротив стола турагента, Светлана расхаживала рядом.

— Свет, может, ты сядешь уже. Если в пятизвёздочный мест сейчас нет, можно и в четыре один раз съездить, подумаешь.

— Молодой человек, не слушайте его. Только в пятизвёздочный. В Ниццу, например. Визы у нас есть, — Светлана была непреклонна.

— Куда? В Негреско? — уточнил турагент.

— Почему нет? — бросила она вопросительно-утвердительный взгляд на мужа.

— Сколько ночей? — парень стал быстро искать в компьютере то, что попросили, — ну, и даты примерно могли бы сказать?

— Да-а-а! — протянул Сергей Степанович, демонстративно посмотрев на ручные часы, — простите, совсем забыл про совещание. Извините, ради бога! Пойдём, дорогая! Зайдём в другой раз.

Светлана хотела возразить, но почувствовала, что ничего не получится. Сергей Степанович редко ей возражал на людях, и раз решился на такое, значит отступать не собирался.

— Как скажешь, дорогой! — ответила тем же тоном Светлана, — без проблем.

В машине первые несколько минут Сергей Степанович напряжённо молчал, а вырулив на Ленинский проспект, начал выяснять ситуацию.

— Что за спектакль с Негреско?

— А почему мы не можем отдохнуть, как люди? Разве ты мало зарабатываешь? — парировала Светлана вопросом на вопрос.

— Но не в пять раз дороже!

— Не говори ерунды. Им, значит, можно, а мы потом как-нибудь где-нибудь.

— Я чувствую, куда ты клонишь. Но у нас же не свадебное путешествие, а обычный отпуск, в конце концов, — он нервно просигналили впереди идущей машине, которая замешкалась при перестроении, — и… да, я дам им денег на Париж, пусть едут.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Она не случайно туда едет, — тихо, но с напором проговорила Светлана, — пока ты будешь миндальничать и распускать нюни, они тебя одурачат, как Тузика, с наследством. Как будто мне больше всех надо.

— Вот-вот, — хмыкнул Сергей Степанович.

— У Вари не всё в порядке с головой, ты просто не хочешь это замечать, — не унималась Светлана, — речь идёт о миллионах долларов, подумай только, какому риску ты подвергаешь семью. Один неверный шаг, и мы потеряем шанс, один на несколько жизней. Там всем хватит, если подойти к вопросу правильно. Она даже толком не знает ничего, если Мария Сергеевна, конечно, ей всё уже не рассказала, — Светлана сделала паузу, ожидая реакции своего нерешительного, как ей казалось, мужа, — похоже, что пока не рассказала.

Сергей Степанович упорно молчал.

— Ты должен поговорить с матерью. Если ты не можешь, я сама поговорю, — Светлана из кожи вон лезла, чтобы добиться хоть какого-то сдвига.

— Тебе ли не знать, как Варя всегда хотела поехать в Париж? Это другая история.

— Не делай из меня дуру! — почти закричала Светлана.

— Я хочу ей сделать такой свадебный подарок, который она оценит и запомнит. У меня есть только один ребёнок. И я это сделаю.

В этот момент Сергей Степанович резко затормозил, чуть не проехав на красный. В нём всё закипало. От резкого торможения Светлану толкнуло вперёд, и она ударилась головой о панель.

— Опять без ремня? — забеспокоился Сергей Степанович.

— Лучше за дорогой смотри, с ремнём я как-нибудь разберусь. Останови у метро, я сама доеду, — фыркнула Светлана, потирая лоб.

Он не стал возражать. Молча включил поворотник, притормозил в подходящем месте. Она выскочила из машины и сильно хлопнула дверцей.

Могла бы родить ему ребёнка, но вместо этого сделала аборт. В глубине души он не мог её простить. Он считал её поступок предательством. В такие минуты мысль о сыне, которого ему не суждено иметь, всегда приходила в голову. Он спрашивал себя, что не так делает, и всегда получал ответ. Одно и то же слово. Он гнал его от себя, но всегда слышал: «Обида».

Светлана же, пройдя несколько метров, достала телефон.

— Игорь, я буду на Лялином в шесть. Приезжай! Приготовлю ужин. Плевать на всех! Осточертело! — эмоции у Светланы зашкаливали, муж не слушался. Варя всегда была, как кость в горле, и она ничего не могла с собой поделать. Трудная, своенравная и да, умная, в отличии от своего отца, но маленькая ещё, без опыта за плечами, наивная интеллектуалка, впитавшая в себя сюжеты мировой литературы, в которых так мало общего с жизнью. В этом Светлана была убеждена. Надо спешить. Виктор, парень не промах, после свадьбы всё может поменяться.

Игорь Петрович, главный врач клиники, где она работала, всегда был не против. Тоже с женой никак не мог разобраться. На Лялином переулке была квартира двоюродной сестры Светланы, которая уехала с мужем в Индию. Сдать квартиру не успели. Светлана тут же вызвалась помочь, поняв, что это отличный шанс иметь в распоряжении свободную площадь. И конечно, тянула с арендаторами, как могла — то цена, то кошка, то временная прописка, то маленькие дети — выдумывала и выдумывала, а Игорь исправно платил ЖКХ.

И ещё эта старая ведьма, Мария Сергеевна. Игорь прав, все беды с Варей из-за бабки. Что будет с наследством после смерти свекрови, Светлану беспокоило больше всего. Последнее время даже стала приносить ей продукты, особенно яблоки, старуха их обожала. Постоянно посылала к ней Сергея, чтобы следил за её мыслями, но Сергей слабый, да и рос практически без неё — с её матерью, ненавидевшей их знаменитого Мелехова. Да, конфликт этой семейки родился тогда, и Сергей оказался в противоположном лагере, но ничего не сделал, болван, чтобы это осознать.

Светлана свернула в магазин купить продукты на ужин с любовником. Что она будет говорить мужу вечером, вообще не волновало.