Измена. После нее

Лила Каттен, 2023

– Не мучай меня, – игриво просит незнакомка, обращаясь к моему мужу. – Да, детка, – отвечает он и комнату заполняет ее громкий стон, а мое сердце, превратившись в кусок стекла, подобно тому зеркалу, в котором я вижу отражение их сплетенных на широкой кровати тел, падает на пол и разбивается.***12 лет брака казались большим сроком. Но наш превратился в руины.Один неверный шаг и словно не было любви нас связывающей.Теперь я стою на пороге, не зная, что делать. Простить или прошептать последнее «Прощай!»

Глава 7

Вторник я была загружена по полной. Убежала из дома и приползла назад кое-как почти к девяти. В этом были свои плюсы: у меня не оставалось времени на Тимура.

Он пытался заговорить со мной и в одно, и в другое утро уже среды, когда мы пересекались, но были рядом дети, и я, конечно, отвечала.

Каждый вечер я перетаскивала все больше вещей в комнату для гостей, понимая, что занимаюсь ерундой и утром пока спали все, выходя готовить завтрак быстро выбегала в прежнюю комнату и уже спокойно дефилировала вниз.

Да, это кажется смешным и глупым, но завтра уже четверг. Значит, все закончится…

— По Алене соскучились? — спрашиваю за завтраком детей, когда Тимур поднялся наверх.

— Ага. И по тете Кристине тоже.

— Тогда может, к ним поедете завтра после уроков?

— Типа с ночевкой? — поднимает кулаки вверх сын и, дождавшись кивка, вскакивает и изображает рок на гитаре, тряся головой.

Пока смеялась, смотря на него, обратила внимание, что Лиля не так весела.

— В чем дело, солнышко? Не хочешь ехать? Только скажи, и я все отменю.

— Нет, мам. Что ты? Я рада, — искажает лицо в подобии улыбки.

Мне не нравится это. Очень не нравится.

Что-то с ней не так. Что если она видела их, ведь, судя по всему, Тимур не так сильно шифровался.

— Поговорим? — смотрю как можно ласковей в ее грустные глаза.

— Давай на выходных, погуляем в парке. Обещали тепло.

— А на коньках поедем кататься? — вмешивается сын.

— Мишуль, думаю, мы сначала с Лилей прогуляемся, а потом поедем на каток, хорошо?

— Опять ныть будет про своего любимого, — кривляется поддразнивая.

— Ну-ка, так нельзя, — угрожаю пальцем и встаю из-за стола. — Я пойду поправлю макияж и спущусь. Вы пока что можете почитать.

— Ну мам, давай телик.

— Я не знаю, что такое «телик», Миш. Поэтому бери книгу и учись говорить на русском языке.

Перерываю свою косметичку в сотый раз и не нахожу все-таки своей помады.

— У кого же она еще может быть? — выглядываю с верхнего этажа и предупреждаю дочку, что забираю свою вещь.

Ищу то, зачем пришла, но нахожу другую.

Смотрю на небольшой тюбик, известного бренда косметики и довольно дорогого, пытаясь припомнить, покупала ли я его своей дочери, или нет. Хотя прекрасно знаю ответ.

Снимаю крышечку, и один раз прокрутив рассматриваю цвет.

— Лиль, ты красишь губы красной помадой? — зову дочь, которую слышу за дверью.

Она медленно выходит в комнату и смотрит так, что я понимаю: любое ее слово сейчас будет ложью.

— Это не моя, мам. Это кого-то из подруг.

Не хочу на нее давить. Но она прекрасно знает, что будь эта помада ее, Лиля бы так и сказала, а я попросила не наносить ее на учебу, и только. А значит, ей есть что скрывать.

— Дочь, ты же знаешь, что я не стану тебя ругать. Максимум — это разговор.

Она, опустив голову, молчит и мне все, кажется, в ужасных картинках.

— Милая, ты взяла ее без спроса? — ну а что я еще должна была подумать?

— Что? — тут же вскидывает голову прикрикнув. — Нет мам, ты что? Я бы никогда этого не сделала.

— Тогда, ладно. Я думала, ты молчишь и скрываешь нечто нехорошее. Если она и правда твоих подруг, то я тебя больше не отвлекаю.

Улыбаясь кладу обратно в сумку причину недоверия моей дочери своей матери.

Она все также стоит с опущенной головой.

— Все в порядке? — ставлю тюбик уже своей помады на комод и подхожу к моей девочке. — Посмотри-ка на меня.

Трогаю пальцами подбородок и пытаюсь поднять ее голову, чтобы взглянуть на лицо, но Лиля вдруг рывком притягивает меня и обнимает всхлипывая.

— Боже, солнышко. Что случилось? — но она просто молча плачет. — Только не молчи дочка, умоляю. В чем дело? — сжимаю ее крепко надеясь, что она таки поделится своим секретом.

Я, наверное, впервые вижу ее такой. Потерянной и еще слезы эти.

— Прости, мам. Я соврала тебе. Прости.

— Ну что ты. Все в порядке. Эй, эй, тише. Я не злюсь, слышишь? Не злюсь.

— Я нашла ее, — чуть заикаясь отвечает.

— Пойдем-ка, водички попьешь. И как раз спокойно, потом все расскажешь.

Веду ее к столу, на котором всегда стоит графин с водой, чтобы не спускаться вниз.

Усаживаю в кресло и смотрю, как Лиля отпивает немного, стерев влагу с лица.

Сажусь напротив на мягкий пуф и улыбаясь смотрю на мою красавицу. Мое самое драгоценное сокровище. Глажу ее по руке успокаивая.

Она выпрямляется и водит по ободку фужера пальцем.

— Помнишь вечер, когда я у Лизы на вечеринке была?

— Да, конечно.

Забыть тот вечер, наверное, никогда не получится.

— На следующий день папа повез меня в торговый центр, помнишь? И я… — меня начинает изнутри колотить оттого, что я сейчас услышу. — Я уронила телефон в машине, а когда наклонилась его достать, нашла эту помаду. Которая была и… на папиной рубашке белой. Я случайно заметила пятна, когда относила свои вещи в стирку.

Меня пробрало крупной дрожью, потому что меньше всего на свете я хотела, чтобы дети были в курсе наших разборок. Но так вышло, что им не по пять лет.

— Я запаниковала и в машине тогда и потом. Помню твое отношение к такому цвету. Не знала, что делать и как сказать, кому, — сбивчиво объясняет свои поступки. — Поэтому закинула в стирку все светлое, а помаду… забыла выкинуть.

Смотрю на нее, испытывая муки совести. Мой ребенок один на один с мыслями об ошибках взрослых. Боже.

— Папа тебе изменяет, да? — на меня посмотрели самые добрые и не запятнанные грязью этой жизни глаза, переполненные слезами печали и обиды.

— Лилечка, солнышко, — хочу обнять, но она машет головой, и я останавливаюсь.

— Нет мам, ответь, прошу.

— Послушай. Ты и твой брат должны понять, что между мной и папой, может быть, сотни причин для любви, ненависти и прочих разногласий, но вы, вы всегда будете вне их. И ты должна это помнить всегда, как бы ни сгущались тучи над нашей семьей.

— Мам, я знаю, что вы нас любите, но мне не пять лет. Даже Мишка почти все понял. Он сказал мне сразу.

— Что сказал? Когда?

— Сегодня утром. Поделился мыслями, что вы с папой разводитесь, раз ты такая ходишь странная с красными глазами. И он видел, что ты не ночуешь больше в комнате вашей, а возвращаешься в нее утром из гостевой.

— Боже, — закрываю глаза руками и проклинаю Доронина, да и себя тоже, что так рано открыла эту правду неосознанно.

— Что теперь будет… с нами? — слышу ее вопрос и открыв глаза, вижу заплаканную и потерянную дочку с трясущимися губами.

Обнимаю ее. Целую и не знаю, что сказать.

Я не знаю, как сказать моей девочке что это конец. Как вселить в нее веру в то, что так бывает не всегда. Но порой происходит со взрослыми, чтобы она не разочаровалась ни в семье, ни в отце.

Я не знаю…

— Все будет хорошо, доченька, все будет… — дверь в комнату открывается и входит Тимур.

Мы обе поворачиваем головы и смотрим на него…

— Лиль, еде… — не заканчивает свой вопрос, остановив себя на полуслове.

Я не знаю, что он увидел в наших лицах и глазах. Я не знаю, что он понял или не понял. Но его лицо посерело, а губы стали бледными.

Он смотрел, не проходя вперед, и видел результат его поступков. Результат того, что бывает, когда вдруг решаешь разрушить все, что так долго строил и по итогу разочаровываешь всех, кто тебя любил.

— Отвези Мишу в школу, Лилю я сама, — надломленным голосом произношу ему свои слова, и мы обе разворачиваемся к Тимуру спинами.

Пара секунд и двери закрываются, но ощущение такое, словно линия была только что подведена, между нами.