Встреча с тобой. Часть 1

Лина Александровна Понуровская, 2022

Ей тринадцать. Ему семнадцать. Разница в возрасте не ощущается. Игорь не привык мечтать, но встреча с Юлианной меняет всё! Он понимает, что не он справится без неё, а она без него. Казалось, всего пару дней прошло с момента знакомства, а Игорь теряется, находясь рядом с Юлианной – Юлей, Юлькой, Юляшей… как ни склоняет её имя, а результат один: начинает ругать себя, что чувствует к ней не только дружескую симпатию, а нечто большее, что многие могут не понять. Говорят, беды сближают людей? Именно она привела Игоря к Юлианне… или наоборот?

Глава 4. «Якорь»

Игорь

Наутро я проснулся от очередных разговоров. В этот раз они были не дома, а в подъезде. Какая-то алкашня разборки устроила, пока папаня не вышел. Стало тихо и неспешные, размеренные шаги со звоном ключей, раздались вблизи моей комнаты. Явно давно проснулся, а может вообще не ложился. Тот ещё полуночник.

Щупая шерстку за головой, я отодвинулся, не трогая своего питомца. Не лень же мне было тащить его с собой! Это наверно то самое сокровище, которое заставляет улыбаться и думать, что будет на следующий день. Симба поднялся первым. Его рыжая шуба засияла от едва проникающих лучей солнца сквозь шторы, за моей головой. Всегда нравилось спать у окна, чтобы особо никуда не идти, чтобы посмотреть в окно и оценить погоду. Огненные глазки прищурились от зевания, а передние лапки с белыми носочками оказались у моего носа. Хихикая, я позволил котёнку оставить след от своего носика на моей правой щеке. Видимо учуял щетину!

— Так, боец давай-ка на балкон.

Стоило мне подняться с кровати, отворив дрожащие белые деревянные двери, Симба спрыгнул на пол и выпрыгнул за порог. Я давно приучил ходить в лоток именно туда, а не в ванную. Хорошо, что застекленный, ну более-менее опрятный вид, чем до этого была хата с открытыми перегородками. Ещё десятый этаж был. Бр! А тут третий и застекленный, почти под евро. Интересно, какая у меня квартира будет, когда съеду отсюда? Лучше уж точно. В моём доме холодильник будет забит едой, а не пустовать, где даже мышь не захочет повеситься.

Пользуясь моментом, я отошел на другую сторону балкона, открыв окно. Сегодня легкий морозец осыпал инеем Артём, и солнце не согрело воздух. Сколько сейчас время?

Глядя вниз, держа незажжённую сигарету в зубах, я увидел, что многие идут в школу. Значит, восемь уже. Я сегодня никуда не пойду. Вчера да, надо было показать себя, завтра пойду. Сегодня у меня прощание с дедушкой, которого я помнил с детства. Особенно голос: хриплый, задорный и всегда весёлый. Что ему не скажет, а улыбаться хочется. Особенно запомнил его глаза, добрые, чистые, ничего не замышляющие. Видимо в него пошел я, чем в мать. Иногда казалось, она не его дочь. Лицом может, похожа, а характером сущая гарпия.

Скидывая остатки табака в пепельницу, и притушив для достоверности бычок, я прошел в сторону ванной.

Полотенце забыл…

— Опять гадость курил?

— Почему сразу гадость?

— Воняет потому что. На вон «Кент» возьми. Купил, небось, какого-нибудь «Винстон» или ещё хуже «Беломор». Бери, пока добрый.

Мне нравилось в папе то, что он не отговаривал бросать курить или ругал, а подсказывал какие сигареты лучше покупать, какие нет. Вручил мне целый блок сигарет! Да ладно!? Чего это? Впрочем, я спрашивать не стал и отнёс в комнату, не забывая про полосатое полотенце.

Умываясь, слышал за приоткрытой дверью, как папа набрал в чайник воды, поставив на плиту. Судя по тому, что в квартире умиротворенная атмосфера, мать уехала ещё ночью к бабушке с ночёвкой. Глядя на себя, думал, как же я повзрослел! Вернее, давно не чувствовал себя ребёнком, и нет дела до нормальной подростковой жизни. А мы ведь с Максимом договорились сходить в клуб, мол, местные выступать будут. Я и согласился. До выходных время есть. Надеюсь, отойду от всех этих забот, что так и нависли якорем на мои плечи.

Вспомнив про котёнка, я запустил его и отворил двери своей комнаты, позволяя оказаться в коридоре. Папа по-доброму ухмыльнулся.

— Так и оставил?

— А как же! — я сгрёб малого в охапку и прижал к себе. — Мой моська!

— Да твой, твой кто ж спорит-то, — улыбался папа, беря две кружки, держа незажжённую сигарету в зубах.

Эта привычка видимо передалась мне. Потому что сам не замечал, как иногда делал, так и потом прятал за ухо, через время, вспоминая о ней и закуривая. Сейчас папа спрятал её за ухо, перед тем как налить кипятка из железного носика в прозрачные кружки с пакетиками в форме треугольника. Янтарные ленты раздувались и становились единым цветом, когда я взял свою кружку, помешивая ложкой растаявшие кубики сахара. Папа же забыл видимо про него, как и про пакетик, отпивая глоток чая. Симба спокойно сидел на моих коленях, изредка поглядывая на стол, но не запрыгивая на него. Знает же, что получит люлей!

— Кто придёт?

— Соседки, как всегда, ну и всё.

— А дядя Костя с дядей Виталием приедут?

— Да, конечно, как и мальчишки. На поминки особо никого не будет. Дед, сам помнишь, мало с кем общался.

— Помню… — печально ответил я, так и не трогая чай. — Маман у бабушки?

— Ехать не хотела, заставил. Говорит, сиделка на это есть, а ты бл*ть на что? — ругался папа, осушив свою кружку. — В школу пойдёшь? На первый успеешь, на втором заберу.

— Завтра пойду.

— И правильно. Чуть не забыл, на поминки Маринка с Юлькой подъедут.

— Ну, хоть не так скучно мамке будет, — кисло усмехнулся я, отпивая немного чая, вкус которого не ощутил. — Пап… А мы надолго здесь?

— Насовсем. Это точно.

В его ответе столько уверенности и строгости было к самому себе, что наконец-то никуда переезжать не надо и можно не переживать за всякие-сборы-чемоданов! Довелось же маман встретить вояку. Только последние три, вроде, года папа ментом служит и эта самая форма мне больше нравится — она очень шла ему. Я воображал себя в ней же, что таким же буду… наверно по его стопам пойду. Воображения — воображениями, а на деле ещё не решил, кем хочу быть.

Допивая чай, я не терял время и сделал домашку, написал Максу sms-ку, чтобы скинул, что задавали на завтра, а потом начал искать что-нибудь чёрное в своём гардеробе… Как оказалось этого добра у меня достаточно — светлого никогда не носил. Из чистого оказались джинсы и тёмная кофта с серым волком. Ещё нашел джинсовку. В школьном же не пойду на кладбище! При этой мысли я сталкивался со стеной. Дурацкий вопрос: какого это прощаться с родным человеком?

Я ещё не до конца осознал, что дедушки Володи нет. Кажется, что он просто взял разрешение на охоту и ушел в лес. Надолго. И не вернулся? Ушел. В мир иной. Да… наверно так правильно будет думать. К бабушке я даже не успел в гости толком сходить из-за этого переезда. Мне кажется, эта канитель в моей жизни никогда не кончиться. Так и буду кататься с родаками, если останусь с ними. А если всё-таки свалю, то сюда приезжать буду на праздники, на время отпуска… я начал думать о том, что буду делать после школы? Прогресс. Обычно такие раздумья посещали, когда наступал мой день рождения или новый год. Что там, что там загадывал желание одно и то же, но так и не исполнилось оно… Что толку загадывать, когда надо к родителям идти? Кому что, а я сестрёнку хочу!

Забывая в прослушивании музыки, сколько прошло времени, я увидел папу в дверном проёме. Жестом предупредил его, что уже готов выходить. Обувая берцы, я расправил штанину светлых джинсов и нарекал себе, как вернусь домой закинуть портки в стиралку. А то носков скоро не будет!

Воздух прогрелся ровно настолько, что хватало ощущать тепло на пару секунд, и снова кожу щипал морозец. По дороге, куда мы ехали, пожелтевшие листья, летели в разные стороны. Осень пришла. На этой улице я был очень давно. Здесь находились маленькие разных цветов домики, поделенные на две части — и у каждой половины свой двор. Папа остановил бардового цвета нос «Нивы» у ветхого забора, которому нужен ремонт. Стоило выйти из машины, как услышал знакомый голос. Это оказалась бабушка братьев Беркут. Она была той, какой запомнил. Маленькой, худенькой в платочке, божий одуванчик! Добрые голубые глаза смотрели на меня, как на родного внука, оказываясь ближе. На бабушке Анне чёрная кофта и брюки казались одним сплошным мешком, а платок выделялся на фоне смуглого лица. Чувствовалась, что хочет многое сказать, спросить и вместо слов подходит, обнимает меня. Я сделал над собой усилие, чтобы сравниться ростом, зажмуриваясь. На душе вдруг стал образовываться водоворот потери… я это понял, когда увидел в таком же одеянии свою бабушку Любу. Они с бабушкой Аней точно близнецы, только глаза другого цвета, карие — на загорелой коже, казались бронзовыми — и смотрели они так же, как небесные.

И вдруг происходит то, чего я не хотел больше всего на всём грёбаном мать его свете.

Вот я прошел к яблоням, а дедушка ругает, что зелёные нельзя есть.

Вот вишню собираю на варенье, а дедушка в своей фирменной кепке и клетчатой рубашке грубым басом хохочет, видя, как я потом это всё перебираю, чтобы бабушка сделала варенье вместе с ней.

А мне было всего пять лет, пять, и я это вспомнил!

Будто вчера всё это делал…

Ещё какие-то расплывчатые слова в мой адрес от дедушки долетают до моей души, разбивая на осколки, превращая их в пыль, последние остатки самообладания…

— Ба… — надломленным голосом произнёс я, подбегая к ней крепко обнимая.

— Тише, тише родной… Я уже стара для таких объятий…

Она даже в этой ситуации держится больше, чем я и утешающе гладит по спине, голове, целуя в щеки, лоб, тихо всхлипывая со словами, которых никто не слышит, кроме меня.

— Он хотел тебя увидеть… Очень хотел… Говорил, помру, когда Игорь невесту найдёт…

У меня никаких слов не было уже. Просто стоял в обнимку с бабушкой. Каждый пытался успокоить другого. Мы прошли с ней к подъехавшему «Патриоту». Оттуда вышли… трое из ларца! Двое в чёрном, один в сером, как мой отец — видимо с участка. Ну, серьёзно! Брюнеты с голубыми глазами, высокие, подтянутые, с прямой спиной. Диму я сразу узнал, по прическе, — как ходил в детстве постриженный по плечо, так и ходит, — и серьёзному взгляду. Серёга спрятал руки в карманы джинсов, опуская глаза, и на выдохе прошел за отцом и братом. Ни у меня, ни у друзей детства слов не было на разговоры. А вот дружеские объятья говорили о многом. Они искренне скучали и переживали.

— Ма, ты вот не могла подождать? — громким шепотом ворчал крёстный. — Я же сказал, сейчас приеду.

— Ты два часа назад это говорил, — в тон ответила ему. — Всё. Молчи.

Немного погодя, я отошел с братьями от взрослых. Пусть разговаривают сами. Уже начали подходить те, которых в лицо не знал и не стал смущать. Мы втроем зашли за две яблони. Я спрятал руки в карманы, наклоняя голову к стволу. Гладко-шершавая кора коснулась лба и правого уха. Никто не решался разговаривать. Только взглядами обменивались, как в немом диалоге. Дима стоял напротив меня, точно также, скрестив руки, а Серёга качался на носках туда-сюда и, кажется, только он мог ещё нарушить тишину, но нет… Я увидел Максима. Чёрные туфли. Тёмно-джинсовый брючный костюм. Волосы заплел, как и Дима в короткий хвост на затылке, только у Димы виски не выбриты. Что касаемо Серёги, у того короткий панк… хотелось расспросить о многом, но ком застыл в горле и оставалось молчать.

— А вот вы где, спрятались от меня? — радушно начал друг, здороваясь с каждым из братьев, а меня похлопал по-братски по плечу, и этого было достаточно. — Скоро привезут?

— Вроде сказали к одиннадцати, — ответил Дима, засучив рукав, где засиял браслет от часов. — Без пяти уже. Надо идти.

— Да вон едут уже, — с тревогой подхватил Серёга.

Я громко выдохнул, шагая последним. Ноги не слушались, а руки будто утонули в карманах джинсов. Стоило подойти к тюкам, на которых уже опустили закрытый гроб, у меня в душе всё перевернулось. Застыл, точно увидев перед собой привидение. Не знал, как реагировать. Поскольку, я ближе всех к дедушке был, не робея, положил руку поверх его скрещенных кистей. Холодные… в них угасла жизнь ещё до того, как увезли в морг… А ведь когда-то эти руки учили мастерить лук… По моим щекам побежали ледяные дорожки, когда я отошел от гроба, давая родным и близким попрощаться с ним, посидеть рядом. Мне не хотелось находиться здесь. Не хотелось верить в происходящее. Но я стоял на месте, у ног в белых сапогах к которым скоро нужно будет прикоснуться и сказать «прощай». Сердце не слушалось и билось галопом, видя, как мать подходит к гробу, наклоняется к своему же отцу и прижимается лбом к его пальцам… На моей левой руке ощущается ледяной след. На щеках застыли слёзы. Не думал, что способен на такое. Нет, я не рыдал, а молча ревел. Меня кто-то разворачивает к себе, и я по табаку узнаю крёстного. Почему-то сорвался на всхлип, как ребёнок… поджал губы, глубоко дыша.

— Я не могу на него смотреть… Мне кажется, он спит… — шепотом говорил я, боясь, что кто-то услышит.

Дядя Виталий ободряюще и легонько потряхивает за плечо, как бы говоря, ты сильный, справишься. Я оборачиваюсь и снова смотрю на дедушку. Даже сейчас он улыбался… Нащупывая в своём кармане закрытую пачку сигарет, я положил её к нему с коробкой спичек. Зажигалками никогда не пользовался. По наитию стиснул пальцы его… Холодные… Всё те же… В глазах начинает уже не щипать, а застывают айсберги от слёз. Откуда во мне их столько!? А ещё говорят, мужчины не плачут.

Всё происходит, как в тумане… Большая часть гостей расходиться… Кто-то говорит слова мне, желая держаться и не опускать руки… Я не замечал, как многие давали деньги… Прятал в карман то в один, то в другой… Дальше, мы разошлись по машинам… Со мной сел Дима, обнимая как младшего брата за плечо, а я упал просто ему в его плечо лбом, зажмуриваясь… Таким беспомощным себя чувствовал, и у меня никогда не было старшего брата… И вот он, сидит передо мной… Как только машина останавливается, вереница из десятка пожилых людей в тёмных и серых одеяниях идут за гробом, который несут четверо мужчин… Я вышел с салона «Патриота» и обернулся назад. На трассе и тротуаре лежали ветки кедра… Когда успели накидать? Не помню… Со мной снова идёт Дима рядом, а поодаль поспешили Серёга с Максом. Каждый смотрел на меня обеспокоенно и понимающе. Могилу моего дедушки как оказалось, выкопали рядом с могилой дедушки братьев Беркут…

Стоп. Что?

— Рак горла… — глухо ответил старший, смотря с тоской и улыбкой на могилу дедушки. — Теперь приглядывай за своим другом.

Он будто по-настоящему разговаривал с ним, а по взгляду видел, как хочет уйти отсюда, чтобы никто не видел его остекленевших глаз. Впрочем, у Серёги так же. А Максиму? Он вообще отключился от реальности, смотря куда-то вниз, то вверх, с каменным выражением лица. Сложно было понять, о чём думает и наверно не хотел об этом говорить, а может, хотел да не знал с чего начать…

— Пойдёмте, надо прощаться…

Эти слова звучат где-то далеко… Мои шаги сливаются со стуком сердца, замечая кто, приехал сюда… Вот, честное слово, я застыл на месте и не знал, куда идти.