Колыбельная для моей девочки

Лорет Энн Уайт, 2017

Последнее расследование детектива Энджи Паллорино закончилось смертью преступника, за что ее временно отстранили от должности. Отныне Энджи не может носить с собой оружие и обязана посещать психотерапевта, поскольку ей снятся странные сны, в которых по ней звонят церковные колокола и кто-то зовет ее в рощу. Ко всему прочему мужчина, с которым у нее завязались романтические отношения, все больше отдаляется от нее из-за работы. Энджи пытается забыть о делах и разобраться в себе, но внезапно с ней связывается канадская королевская полиция. К паромной переправе вынесло останки, и ДНК невероятным образом совпадает с ее генетическим материалом. Несмотря на формальный запрет заниматься расследованиями, Энджи сразу берется за это дело.

Глава 6

Энджи кружила по кварталу, лишь на третий раз отыскав свободное место возле «Старбакса»: ей хотелось и из кафе видеть «Ниссан» с драгоценными коробками. Торопливо выбравшись из машины, она скормила счетчику монеты. Шел уже третий час дня. Надев сумку через голову, Паллорино побежала в «Старбакс»: дул холодный ветер, но дождь перестал. С бьющимся сердцем Энджи распахнула дверь.

Ее охватили тепло и аромат кофе. В зале было людно и шумно, за прилавком работала другая смена. Энджи даже вздрогнула от волнения, увидев пожилого китайца, склонившегося над газетой за маленьким круглым столиком.

Пробираясь между посетителями, Энджи подошла туда.

— Доброе утро, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал мягко.

Старик поднял голову. На вид ему можно было дать лет семьдесят пять, и был он маленький и согнутый, как вопросительный знак, в чересчур просторном для него твидовом пиджаке. Оттопыренные уши торчали, как ручки у кружки, из-под густого венчика белых волос, окружавшего блестящую смуглую лысину в старческих родимых пятнах. Под выпуклыми круглыми скулами рот казался впалым, словно беззубым. Глубоко посаженные карие глаза вопросительно смотрели на Энджи из-под маленьких очков в металлической оправе.

Энджи улыбнулась:

— Меня зовут Энджи Паллорино. Вчера бариста сказал, что вас можно найти здесь. Скажите, это вы владели рестораном китайской кухни «Розовая жемчужина»?

Старик нахмурился:

— Да, много лет. Ресторан принадлежал моей семье. Я работал в «Жемчужине» с ранней юности.

— Разрешите к вам присесть? Мне нужно кое о чем узнать.

Китаец снова нахмурился и поправил очки. Энджи отметила легкий тремор рук — от возраста или болезни.

— Я уже собирался уходить. Через пятнадцать минут начнется передача, я ее всегда смотрю.

Энджи напряглась:

— Я вас не задержу.

Поколебавшись, старик указал на свободное место напротив:

— Заказать вам еще чашку чая? — спросила Энджи, отодвигая стул. — Или что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, я правда тороплюсь.

Энджи быстро заговорила:

— В восемьдесят шестом году ваш ресторан находился в этом помещении?

— И в восемьдесят шестом, и до этого. Родители открыли «Розовую жемчужину» в восемьдесят втором. Мы с сестрой продали ресторан всего пять лет назад. Это часть истории Ванкувера — при «Розовой жемчужине» сменилось несколько эпох.

Паллорино подалась вперед:

— А вы не помните случай, когда в ночь под Рождество в «ангельской колыбели» оставили довольно взрослую девочку? У собора была перестрелка, крики, визг покрышек. Может, полиция вас тоже опрашивала?

Китаец свел брови, и его взгляд стал далеким, отсутствующим.

— Да. Это был важный день, как можно забыть. Перестрелка, ребенок… В газетах писали, что произошла бандитская разборка.

— А вы сами что-нибудь видели?

— Я — нет, я был на кухне. Мы закрывались поздно, после полуночи. В «Розовой жемчужине» кушали врачи, медсестры, санитары. Некоторые брали навынос, перекусить между сменами. За кассой в ту ночь стояла моя бабушка, вот она кое-что видела. Но она умерла много лет назад.

Энджи еле усидела на месте от адреналина:

— А что она видела?

В глазах старого китайца появилась осторожность. Он покосился на дверь. Энджи успокоительно положила руку ему на запястье:

— Пожалуйста, мне очень нужно знать! Моя подруга попросила меня разобраться в этом старом деле с «ангельским» подкидышем…

— Вы журналистка?

— Нет.

— Тогда из полиции?

— Я веду собственное расследование, — ответила Энджи. — Ищу родственников девочки по просьбе подруги.

Китаец оценивающе смотрел на нее в упор. Энджи, еле сдерживаясь, заставила себя спросить спокойнее:

— Ваша бабушка давала показания полиции?

Старик медленно покачал головой, словно не решив, доверять собеседнице или нет.

— Она не знала английского и недолюбливала полицию. Или лучше сказать, сторонилась. После Китая она боялась полицейских. Но нам она рассказала, что видела в ту ночь.

— Кому — нам? — тут же спросила Энджи.

— Мне, моей сестре, матери, отцу и брату. Бабушка стояла вон там, лицом к витрине, там тогда была касса, — старый китаец показал на конец прилавка напротив двери. — Снизу окна до половины закрывали красными шторами, чтобы прохожие не разглядывали посетителей, занятых едой… Дело шло к полуночи, но колокола на соборе еще не начали звонить, когда бабушка увидела женщину.

Сердце Энджи бешено забилось.

— Какую женщину?

— В платье. Она бежала через дорогу к переулку между больницей и собором, а на бедре, сбоку вот так, несла ребенка.

— Того, которого потом нашли в бэби-боксе?

— Я думаю, да. Бабушка и моя мать обратили внимание, потому что женщина была без пальто, хотя стояла зима и начинался снег. Из-за занавески бабушка разглядела женщину только сверху и приметила ребенка у нее на бедре. Она поспешила к окну, но беглянка уже скрылась в переулке. И тут — бабушка как раз стояла у окна — раздались крики, и вон оттуда выбежали двое мужчин, — старик показал налево от входа. — По словам бабушки, они гнались за женщиной с ребенком, размахивали пистолетами и тоже были без верхней одежды.

Во рту Энджи пересохло.

— А как выглядела эта женщина? — хрипло спросила она.

— Моя бабушка разглядела только длинные темные волосы. Вроде бы молодая.

— А мужчины какие были?

— Здоровые, мускулистые. Они тоже скрылись в переулке, и сразу начались выстрелы, но их заглушили колокола. Бабушка еще расслышала вдали визг шин, и мимо окон на большой скорости проехал черный фургон. Хотя фургон, может, и ни при чем, говорила бабуля. Только к утру, когда съехались журналисты и полицейские и у ресторана собралась толпа, мы узнали, что в «ангельской колыбели» нашли ребенка.

— И вы ничего не рассказали полиции о том, что видела ваша бабушка?

— Отчего же, — возразил китаец. — Они пробовали поговорить с ней через меня в качестве переводчика, но бабуля передумала — сказала мне по-китайски, что ничего не видела и все сочинила. Я перевел ее слова полицейским. Ей уже было восемьдесят два года, и она не очень хорошо видела из-за катаракты. Как назло, больше никто не заметил той женщины и бежавших за ней мужчин… — старик пожал плечами.

К «Старбаксу» подъехал автобус, остановился и с громким шипением открыл дверцы, выпуская пассажиров. При виде автобуса старый китаец опомнился и взглянул на часы.

— Мне пора, — он свернул газету и, опираясь на столешницу, поднялся на ноги. — Удачи в ваших поисках, — он слегка поклонился.

— Подождите, подождите, — Энджи вскочила, шаря по карманам в поисках визитки. — Я не записала вашего имени, а мне может понадобиться встретиться еще или позвонить. — Она подала старику свою карточку. Прочитав, китаец поднял на нее глаза с иным выражением:

— Значит, вы все же из полиции?

— На острове Ванкувер я действительно работаю в полиции, но, клянусь, данное расследование не имеет отношения к моей работе. Это личная услуга моей подруге.

В маленьких карих глазах появилось недоверие.

— Моя подруга и была той девочкой, которую оставили в «ангельской колыбели», — вполголоса добавила Энджи, торопясь восстановить доверие прежде, чем старик уйдет. — Она хочет знать, почему ее там оставили и кто она. Я ей помогаю. Скажите, как с вами связаться, если понадобится?

— Мое имя Кен Лау, — наконец ответил старик, опуская визитку в карман. — Моя квартира на втором этаже. Мы всегда жили над «Розовой жемчужиной», а теперь я живу над «Старбаксом».

— А телефон?

— Найдете в телефонном справочнике. Лау с Франт-стрит.

С этими словами старик, шаркая, поплелся к выходу. Дверь за ним медленно закрылась.