Глава десятая
— Вы на нас злитесь? — спросил Натаниэль.
— Злюсь? — переспросил Гамаш, передавая ему корзинку со свежими булочками. — А с чего мне злиться?
— Ну, мы следили за вами, — пояснил юноша, хватая теплую булочку и отогревая ею замерзшие пальцы.
— В какой-то мере — да. Я сержусь, но не из-за того, что вы следили, а из-за того, как следили.
— И мы подвергли сомнению ваши слова, — сказала Хуэйфэнь. — Мы думали, вы нас обманываете, когда говорите, что живете в деревне.
Голос ее затих, когда она увидела, как мадам Гамаш накладывает большие куски тушеной говядины на тарелки с яичной лапшой.
Молодые люди смотрели так, будто никогда прежде не видели еду.
Кроме Амелии, которая играла в гляделки еще с одним человеком за столом.
С древней старухой. И с ее уткой.
Коммандер Гамаш улыбнулся:
— Сомнения не такая уж плохая вещь для агентов Квебекской полиции. Вы сделали именно то, чего я и ожидал. Вы не поверили мне на слово и стали искать доказательства.
— Но почему деревни нет на картах? — спросил Жак, обращаясь к куску boeuf bourguignon на своей вилке.
— Куча маленьких деревень показаны, — сказала Хуэйфэнь, с трудом отрывая взгляд от мяса, чтобы посмотреть на Гамаша. — Мы не поверили, что вы живете здесь, потому что ваша деревня не нанесена ни на одну карту.
При этих словах Рейн-Мари улыбнулась и протянула руку к тарелке Натаниэля. Он съел первую порцию со скоростью, какой позавидовал бы Анри, и теперь Рейн-Мари выуживала для него из ароматного бульона с луком и морковкой новые куски нежной говядины.
Питание в столовой академии улучшилось после расторжения контракта с крупной сетевой компанией и приема на работу шеф-повара из местных. Но тут была совсем другая еда.
Амелия быстро прикончила свою порцию. Она наклоняла голову над тарелкой, заталкивала еду в рот и глотала, почти не пережевывая. Затем вытерла тарелку хлебом, съела все до крошки и села, скрестив руки на груди.
Старуха тоже откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. У Амелии создалось впечатление, что если бы эта дьявольская утка могла скрестить крылья, то непременно так бы и поступила. Старуху представили как соседку Гамашей по имени Рут, и она, похоже, намеренно подражала всем действиям Амелии. Когда Амелия потянулась за лимонадом, старуха сделала то же самое.
Только в стакане Амелии была кола, а у старухи — виски.
Когда ела Амелия, ела и старуха. Когда Амелия откинулась назад, старуха повторила ее действия.
А сейчас они играли в «кто кого переглядит».
— Что ж, вы нашли деревню, — сказал Гамаш. — И разгадали первую тайну. И теперь вам предстоит разгадать вторую тайну: почему деревни нет ни на какой другой карте, кроме этой.
— Ее нет даже на «Гугл-картах», — пожаловалась Хуэйфэнь. — А навигатор показывает, что мы остановились посреди леса.
— Заехали в никуда, — добавил Жак.
— Навигатор все еще пытается сориентироваться, — сказал Натаниэль. — Он переживает за нас.
Хуэйфэнь взяла старую карту с соснового стола и снова принялась ее разглядывать.
— А вы знаете ответ? — спросила она, переводя взгляд с коммандера на мадам Гамаш и обратно. — Почему деревни нет нигде, кроме этой карты?
Оба отрицательно покачали головой.
— Меня напрягает, почему здесь нарисованы такие вещи, которых нет ни на одной нормальной карте, — сказала Хуэйфэнь.
— Например, снеговик и корова, — подхватил Жак, подаваясь к ней. — Почему снеговик? Он не может быть каким-то дорожным указателем — снеговики тают.
— А еще тут пирамида, — заметил Натаниэль.
— Может, это просто такой способ провести время, — сказала Хуэйфэнь. — Вроде старинных вышивок. Как они называются?
— Орнамент, — подсказала Рейн-Мари.
— Это не орнамент, — возразила Амелия, не отрывая глаз от старухи. — Тоненькие линии — это контуры. Они показывают профиль местности. Это настоящая карта.
— Но зачем ее сделали? — спросила Хуэйфэнь.
— Вот вам и третья тайна, которую скрывает карта, — сказал Гамаш. — Каково ее назначение?
Когда они впервые увидели эту карту на стене в комнате Гамаша, она показалась им почти смехотворной, а теперь выяснилось, что она полна загадок.
— То, что Трех Сосен нет на официальных картах, не так уж и плохо, — заметила Рейн-Мари. — Значит, нас тут не тронут.
— Слишком поздно, — сказала Амелия, намекая на тронутую Рут.
Арман ничего не сказал, вспомнив свет на вершине холма.
— Откуда вообще взялась эта карта? — спросила Амелия, отводя взгляд от сумасшедшей старухи.
На протяжении всего обеда в кухне витали запахи корицы и коричневого сахара, перемешивавшиеся и переплетавшиеся с грубоватым ароматом boeuf bourguignon и булочек.
А теперь Арман встал и извлек что-то из духовки, после чего запах стал еще ощутимее.
Он снял рукавички для духовки и ответил Амелии:
— Карту мне подарил человек, который ее нашел. Он увидел, что мне нравится рисунок.
— Ее нашел не Оливье, — рявкнула Рут. — Ее нашла я.
Это были первые произнесенные ею слова, если не считать «пошла в жопу», адресованного Хуэйфэнь, которая хотела помочь дряхлой старушке усесться за стол.
— Верно, — кивнула Рейн-Мари. — Но карта принадлежит Оливье. Не знаю, заметили ли вы бистро, когда приехали. Им владеют Оливье и его партнер Габри.
— А где он ее нашел? — спросила Амелия. — Нарисовали ее не вчера, и, вероятно, она пролежала где-то много лет.
— Она была в стене, — ответила Рут, которая тоже отвела глаза от Амелии и уставилась на копию рисунка на сосновом столе.
А утка продолжала сверлить Амелию взглядом и победила, переглядела.
— Ее замуровали в стену, — сказала Рут.
— Как? — удивился Натаниэль. — Почему?
— Почему? — повторил коммандер, расставляя перед ними вазочки с яблочными и малиновыми чипсами и тающим ванильным мороженым. — Очень хороший вопрос.
По их лицам он видел, что кадеты начинают понимать: расследование не будет простым. Оно похоже на эту карту с контурными линиями и петляющими дорогами. И препятствиями. А время от времени вы сталкиваетесь с чем-то совершенно неожиданным.
— Зачем прятать карту в стену? — спросил Гамаш.
— Она ждала там, — ответила Рут.
— Ну-ну, Рут, — пожурила ее Рейн-Мари. — Не играйте в игры разума с нашими молодыми гостями.
— Это не игра. В карте есть что-то странное. Я чувствую. И я знаю, что ты тоже.
Она обращалась к Арману. Дождавшись его короткого кивка, старуха обратилась к Амелии, возобновив игру в гляделки:
— И ты тоже чувствуешь.
— Я ничего не чувствую. Все это совершенно не важно. Просто упражнение, — сказала Амелия. — Задание. Ничего больше. Причем даже не самое интересное задание.
— Тогда почему ты здесь? — спросила Рут, с трудом поднимаясь со стула.
На сей раз никто не попытался ей помочь. Она пошла к двери, Арман — следом за ней.
— Некоторые вещи исчезают не без причины, Арман, — сказала она, а потом повернулась к кадетам, сидящим за столом.
Такие молодые. Притворяются, что совершенно равнодушны к этой жутковатой старухе. Но их выдают широко раскрытые глаза.
— Вы спросили, чего ждала карта. Может быть, она ждала вас, — сказала Рут. — Вы нашли деревню, и, возможно, этого достаточно. Возможно, вам лучше здесь и остановиться. «Не дай вам бог попасть в тот ад, где молодость и смех громят»[35].
— Вот женщина, которая умеет эффектно уйти, — сказала Хуэйфэнь, когда Рут ушла.
Рассмеялась даже Амелия. Хотя и ожидала узреть клубы своего дыхания во внезапно похолодевшем воздухе.
В окно кухни они увидели коммандера Гамаша, который поддерживал Рут на скользкой дороге. Утку он прижимал к себе, чтобы не замерзла.
— Альцгеймер? — спросила Хуэйфэнь.
Рейн-Мари отрицательно покачала головой:
— Поэзия.
— Bonne nuit, — сказал Арман, когда Рут открыла свою незапертую дверь и он протянул ей Розу.
— Да, хорошо, — сказала Рут, собираясь захлопнуть дверь перед его носом.
— Постойте… — Арман придержал дверь рукой. — Почему вы сейчас процитировали Зигфрида Сассуна?
— Почему я говорю то или иное? Пусть каждый решает сам.
На этом она закрыла дверь, и Арман пошел домой, остановившись ненадолго полюбоваться звездами. Многих из них уже не существовало. Остался только их свет.
Потом его взгляд упал на деревню. Которая существовала и одновременно не существовала.
Карту замуровали в стену. Она стала частью здания. Выполняла роль изоляции, защиты. Помогала спасаться от зимнего холода.
Но ее извлекли из стены, и холодные ветра снова выли, снова наступали.
Он поплотнее запахнул куртку и, проходя мимо кухонного окна своего дома, остановился и заглянул внутрь. Рейн-Мари сидела, уперев подбородок в ладонь, и слушала кадетов. Она была так красива. А они — так молоды.
Гамаши пригласили кадетов остаться на ночь, и, пока Рейн-Мари доставала для них свежие пижамы и зубные щетки, Арман позвонил в академию предупредить, чтобы об этой четверке не беспокоились.
Несколько часов он провел в своем кабинете, просматривая программы, намечая даты предстоящих встреч с преподавателями и представителями администрации округа, а Рейн-Мари разбирала в гостиной архивные материалы.
Кадеты, посидев спокойно около наносекунды, решили отправиться в бистро.
После полуночи Арман услышал, как открылась входная дверь. Рейн-Мари давно ушла спать, а он остался ждать молодежь.
Кадеты остановились в дверях его кабинета, где он сидел, закинув ногу на ногу, в очках и с открытой папкой.
— Доброй ночи, сэр, — сказал Натаниэль.
— Спасибо за обед, — сказала Хуэйфэнь. — И за то, что позволили нам остаться.
— Повеселились в бистро? — спросил он.
— Хозяин показал нам, где была спрятана карта, — ответил Жак. — Но добавить к этому ничего не смог.
Амелия прошла мимо дверей, не остановившись, и затопала вверх по лестнице, к кровати. Остальные последовали за ней. Закончив читать, Гамаш встал, запер входную дверь, проверил задний вход и окна. Впрочем, он знал, что, если опасность существует, она не прячется в засыпанном снегом саду. Как и в случае с Великой Китайской стеной, большинство опасностей таились внутри.
Ночью Армана разбудил скрип старого дерева.
Он сел в кровати и настороженно прислушался.
Потом надел халат и тапочки, бесшумно подошел к верхней площадке лестницы и пригнулся.
Оттуда он увидел фигуру, входящую в гостиную из кухни.
Неужели это человек из второй машины? Тот, кто ехал за ними, а потом исчез? Для того чтобы появиться в два часа ночи?
Человек двигался по гостиной. Угли в камине почти погасли. Но их света хватило, чтобы разглядеть темную фигуру, хотя и не настолько хорошо, чтобы опознать.
Наконец человек зажег свет, и Гамаш чуть не упал на задницу. В гостиной, обгладывая куриную ногу, стояло нечто похожее на неудачный результат научного эксперимента. Или на сумасшедшего.
Голова готки, начиненная пирсингом и покрытая татуировками, сидела на розовом теле в цветочек. Амелия, одетая во фланелевую ночную рубашку Рейн-Мари, обшаривала их дом.
Гамаш сделал еще одну заметку на память: поговорить с профессором Маккиннон и попросить ее пройти с кадетами правила проведения тайного обыска.
Пункт первый: получить ордер.
Пункт второй: не включать свет.
Он тряхнул головой, вспоминая, какие глупости они совершали с Мишелем Бребёфом. Хотя им и в голову не приходило обыскивать дом коммандера.
* * *
Амелия изучила книги на полках, потом взялась за семейные фотографии коммандера. Ее жирные от курицы пальцы оставили пятна на снимках. Наконец она добралась до свадебной фотографии. Женщина, по-видимому дочь Гамашей, теперь взрослая и в свадебном платье, а рядом с ней ее новоиспеченный муж.
Амелия постучала штифтиком по зубам.
Арман точно знал, на что она смотрит, хотя и не видел выражение ее лица. Когда кадеты пришли, он подумал, не убрать ли фотографии, но решил не убирать. Фотографии — вещи семейные, но не секретные.
И ему хотелось знать, заметил ли их кто-нибудь из кадетов.
Свет в гостиной погас, и Арман приготовился скрыться в своей спальне, как только услышит ее шаги по лестнице. Однако знакомого скрипа ступенек не последовало. Вместо этого загорелась другая лампа. В его кабинете.
Это было уже чересчур. Он спустился по лестнице и обнаружил Амелию в своем кресле. Она разглядывала еще одну фотографию.
— Поставьте на место, — велел он и увидел, как она вздрогнула от удивления.
Он остановился в дверях.
Амелия поставила черно-белую фотографию на стол.
— Так, как она стояла прежде, — сказал Гамаш.
Она поправила фотографию, глядя на улыбающегося человека в старомодной шляпе и зимнем пальто и женщину в аккуратном суконном пальто, перчатках и шляпке. Женщина держала на руках ребенка, укутанного от квебекских холодов так, что казалось, будто это корзинка с одеждой. Видна была лишь крохотная ручка, ухватившая ее за палец.
На мгновение Амелия подумала, что это месье и мадам Гамаш, но потом поняла, что фотография гораздо старше.
— Ваши родители? — спросила она.
— Вы воспользовались нашей добротой, — сказал он.
— Я просто искала, какую бы книгу почитать.
— Могли бы спросить.
— В два часа ночи? Не хотелось вас беспокоить.
— Это приватная комната. Вещи здесь личные, и вы это прекрасно знаете.
— Личные? — переспросила она, вставая. — Или секретные?
— Пожалуйста, уходите.
Наверху в своей комнате, лежа в кровати, Амелия вытащила книгу, которую нашла на стеллаже внизу.
«У меня все ОТЛИЧНО», книга Рут Зардо, одной из ее любимых поэтесс.
Она прочла подзаголовок и рассмеялась. «Отвратительно, Тошнотворно, Лейкозно, Истерично, Чахоточно, Нудно, Омерзительно».
Зарывшись в одеяло, Амелия съела последнюю выпечку, похищенную из кухни, и принялась листать страницы. Некоторые стихотворения она уже знала. Некоторые видела в первый раз.
Ты была мотыльком,
что коснулся моей щеки
в темноте.
Я убила тебя,
не зная, что ты
всего лишь мотылек
и у тебя нет жала.
Амелия положила раскрытую книгу на колени и стала размышлять о том, что представляла собой академия до Армана Гамаша. Когда ею управлял профессор Ледюк.
Жак сказал, что прежде было гораздо лучше, а Гамаш уничтожает академию, ослабляет ее и полицию. Амелия понимала, что он, как попугай, повторяет слова Герцога, но не знала, так ли оно на самом деле. А Хуэйфэнь хотя и не соглашалась с тем, что говорил Жак, но и не возражала против его слов.
Никаких похвальных грамот в кабинете Гамаша не висело. Никаких его фотографий в форме. Ледюк говорил, что Гамаш — позор полиции, что его вынудили уйти в отставку. И еще по академии ходили слухи о каком-то коррупционном деле.
Амелия не могла поверить, что распространяемые слухи имеют какое-то отношение к Гамашу, хотя и знала, что люди на самом деле нередко совсем не то, чем кажутся.
Она потянулась к своему айфону, чтобы погуглить Армана Гамаша. Собиралась сделать это с самого первого дня в академии, но ее все время отвлекали более насущные вещи. Например, как прожить начавшийся день.
Нет соединения. Амелия разочарованно бросила телефон на кровать. Она забыла, что Интернета здесь нет. Не только картографы забыли о Трех Соснах — о деревне явно забыло само время. И новые технологии.
Она натянула на себя одеяло, размышляя, какой же он на самом деле, Арман Гамаш. Известно ли ему, что Хуэйфэнь, Жак и даже Натаниэль регулярно наведываются к профессору Ледюку?
Герцог встречался с несколькими избранными кадетами. Знает ли Гамаш, что она тоже среди избранных?
Выбор был сделан, лояльность объявлена, игра в Али-Бабу закончилась.
Наконец веки у нее стали смыкаться, и она уже хотела выключить свет, как вдруг заметила на обложке потрепанного томика дарственную надпись.
«Клузо, которому в один прекрасный день будет ОТЛИЧНО. Рут».
Рут?
Рут?!
Амелия села на кровати и уставилась на книгу, потом посмотрела в окно на деревню. Ту, которая то исчезала, то появлялась и скрывала за своими толстыми стенами немало разных тайн.
