Вкус подчинения

Любовь Попова, 2020

Майе, медсестре, срочно требуется крупная сумма на лечение маленькой сестренки. Неожиданно ей предлагают стать любовницей миллиардера Давида Грановски. Но заранее предупреждают, что классический секс не для него. Но разве у нее есть выбор? **** – Я не смогу лечь в постель с незнакомым мужчиной, – говорю еле слышно. Если честно ни с кем. – У тебя нет выбора, подруга. Твоя сестра при смерти, помнишь? – Конечно помню! Но это же называется…Продажа… Это неправильно! – Ты станешь его любовницей, а твоя сестра будет жить. Ты готова пожертвовать ею из-за своей нелепой гордости? – давит она, пока я, закрывая руками лицо, принимаю решение. Единственно верное решение. – А если я ему не понравлюсь? – Понравишься. Он любит таких, как ты, – смеется она и идет к выходу. – Каких? – С лицом жертвы. Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Обошлось, но это временно. Очень скоро органы откажут, сердечко встанет, и такой бледной и недвижимой Лена останется навсегда. Навсегда оставит меня в этом мире одну. Покинет. Разорвет единственную нить, что тянется к солнцу. Убьет надежду на светлое будущее.

— Майя, тебе бы поспать, — заглядывает Варя, уже собранная домой. Ее смена закончилась, а значит, можно покутить.

— Я лягу в сестринской, — шепчу, словно мой голос может разбудить сестру на аппарате искусственной вентиляции. Теперь ее может разбудить только новое сердце. — Спасибо, иди домой.

— Если силы есть, загляни в ординаторскую, поздравь Романыча от нас. Мы сегодня так подарок и не подарили, а мне уже бежать надо.

— Конечно, а ты опять на свидание?

— Ага, — улыбается она мечтательно. Я так не умею. — Он байкер и покатает меня на своем, — она поднимает брови, — стальном жеребце.

— Смотри потом, чтобы жеребята не бегали, — усмехаюсь и, поправляя одеяло сестре, выхожу вслед за Варей.

Сразу беру подарок, на который мы собирали всем сестринским коллективом, и иду в ординаторскую. Она большая, наверное, поэтому там засели те врачи, что на смене.

Иду медленно, вяло, чувствуя, как слипаются глаза. Такое ощущение, что сегодня по мне проехался каток.

Сначала Таня, потом Давид Маркович, еще кома сестры. Потанцевала, называется. И винить некого.

Стучусь и, когда слышу приглашение, открываю. Пытаюсь в небольшой толпе найти взглядом заведующего. И я нашла, вот только…

Рядом с седовласым Романычем, расслабленно откинувшись в кресле, сидит он. Опять улыбается, смеется, повергая меня в пучину странной, безумной неопределенности.

Кто он? Почему он может только одним смехом вызвать жгучее желание слышать его снова? И снова.

— Солодова? — Алексей Романович поднимается, слегка подшофе. — Что-то случилось? Ты проходи, присаживайся.

— Нет, нет, — мягко улыбаюсь ему и извиняюще остальным. Я тут явно не к месту. Врачи с медперсоналом общаются постольку-поскольку. Есть некая служебная иерархия, и никто не выходит за границы дозволенного.

— Мы тут с девочками хотели Вас поздравить, да все как-то не собрались.

Протягиваю ему большую коробку с черепом-баром, и он, открывая ее, довольно хохочет. Смешно щелкает зубами.

И я даже на миг забываю всю безысходность своей жизни.

Порой, чтобы совсем не чувствовать себя мертвецом, нужна мелочь. Смех прекрасно подходит.

Все смеются, одобрительно улыбаются. Кроме него.

Давид Маркович не участвует в общем веселье, он внимательно рассматривает меня.

Поджилки трясутся, пока он, словно в музее, оглядывает мое тело. Легкое волнение накатывает волнами, застревая в горле, и сонная хмарь с меня мгновенно слетает.

Я стараюсь избежать тоста, но, чтобы не обидеть заведующего, выпиваю четверть бокала шампанского.

И пока я глотаю хмельной напиток, чувствую, как Давид Маркович внимательно следит за моим горлом. За тем, как капелька стекает вниз по подбородку и дальше. А может быть, мне все кажется?

Облизываю сладкие губы, чувствуя приятное покалывание в груди, и смело смотрю в ответ. Слишком смело. Не кажется.

Почему он так смотрит, почему из всех медсестер и присутствующих красивых врачей зацепил взглядом именно меня?

Совокупление взглядов разрывает звонок его телефона. Он тут же поднимается и уходит из ординаторской, приложив последнюю модель айфона к уху.

Надо не забывать, кто он и сколько он тратит на шлюх, чтобы удовлетворить свои низменные, порочные желания.

В голове шумит от пары капель шампанского. А тело наливается тяжелой негой. Надо пойти поспать, пока не рухнула прямо здесь.

Вот будет им веселье — тащить мою пьяную тушку.

— Спасибо и поздравляю, — прощаюсь я со всеми и замираю у двери, чтобы еще раз взглянуть на пустующее место.

Надо его дождаться. Нельзя оставаться с ним наедине, пусть даже в переполненной персоналом больнице.

По спине никак не прекращают отбивать чечетку мурашки, и я понимаю, что стоять здесь вечно нельзя.

Хватит трястись.

Открываю дверь. Выглядываю. Коридор пуст. Только тусклый свет мигающей лампы окрашивает пространство в теплые, оранжевые тона. А кварцевые создают приятное успокаивающее жужжание.

Один этаж, и смогу попасть в постель. Положить голову на подушку и погрузиться в сон без сновидений.

Я очень надеюсь, что он будет таким.

Прохожу на лестничный пролет и замираю.

Давид. Маркович. Боже. Стоит разговаривает по телефону, активно жестикулируя. Язык мне неизвестный. Не английский точно.

Все его крупное тело напряжено, а в голосе слышатся суровые нотки. Все внутренние инстинкты кричат: «опасность, бежать, спрятаться».

Он явно зол, и меньше всего на свете я хочу, чтобы эта злость вылилась на меня.

Пячусь назад, но вдруг оступаюсь и с вскриком падаю на мягкое место. Черт! Вот только почему-то падение оно не смягчило.

Сажусь, тру ноющий копчик и уже хочу подняться, как вижу перед собой широкую ладонь с теми самыми пальцами-убийцами.