Дыхание мегаполиса

Людмила Грицай

Все детективные истории стары как мир. Но между тем с каждым новым поколением читателей интерес к ним не ослабевает. Ведь каждый детектив рассказывает о том, почему тот или иной человек совершает преступление, нарушая нормы дозволенного.Цикл детективных рассказов «Дыхание мегаполиса» рассказывает о жизни и работе следователя Дмитрия Владимирова, погружая читателей в атмосферу необъятного столичного города, в котором самым необычным образом переплетаются между собой судьбы миллионов людей.

Глава 1. Тревожное утро

На службу Владимиров опаздывал. Не из-за пробок.

Добираться до работы он старался на метро — так как это был самый быстрый вид транспорта в утренней сутолоке будней многомиллионного города. К тому же в метро он занимался своим любимым делом — наблюдал за людьми. Только в столичной подземке можно было увидеть такое разнообразие человеческих лиц, их выражений, образов внешности, типов поведения. Поэтому он не читал, не смотрел видео на планшете или на телефоне и даже не слушал музыку. Он думал, анализировал и просто жил в этой разноликой людской толпе.

Дмитрий был москвичом во втором поколении, он вырос в этом городе и привык к нему, хотя часто его тянуло подальше от бесконечного шума и суеты. Но он сумел приспособиться к московскому быту и сутолоке, потому что человек в целом приспосабливается ко всему.

Его родители были из провинции. Оба они в свое время приехали в столицу учиться. Мама — в консерваторию, а отец — в университет на биофак. Встретились на какой-то студенческой вечеринке. Завязались отношения, результат которых не замедлил себя ждать. Их сын появился на свет в первой половине 70-х годов, когда социализм еще казался достижимой мечтой, а с экранов телевизоров к гражданам необъятной Родины обращался мягким баритоном Леонид Брежнев. Эпоху перемен Дмитрий застал подростком и хорошо ее запомнил: и надежды, которые страна возлагала на нового энергичного генсека Горбачева, и веру в лучшее будущее «в мире со всем миром», и трагическую развязку, ознаменовавшуюся крушением СССР.

Родители его переживали произошедшее в стране непросто и к тому моменту каждый уже по отдельности. Их развод совпал с периодом юности Дмитрия и дался ему нелегко. В повторные браки они не вступили. И сын жил с каждым фактически по очереди, ночуя то в их квартире с матерью, то в университетском общежитии отца, который так до конца жизни и не смог больше ни получить, ни купить себе отдельное жилье. Мама пропадала в музыкальном училище, подрабатывая в музыкальной школе, а отец, раньше такой энергичный, совсем сдался на волю обстоятельств, наблюдая за уничтожением науки и образования, которое в стране в те годы велось с какой-то чудовищной планомерностью.

Матери было все-таки легче, она давала частные уроки, выступала на концертах, и вместе с сыном они сводили концы с концами. К тому же мать была безудержной оптимисткой и всегда надеялась на что-то лучшее.

А отец, как человек наблюдательный, деятельный и умный, просто погибал от собственного бессилия перед изменившимися обстоятельствами. Его угнетала даже ни нищенская зарплата вузовского доцента, ни разграбление и уничтожение научного потенциала страны и последовавшее за ним массовое бегство ученых за границу в поисках лучшей доли. Поражало, как его коллеги — люди, еще вчера рассуждавшие о нравственности и высоких ценностях, уже сегодня превратились в беспринципных дельцов, создающих коррупционные схемы поступления в вузы, при которых на студенческой скамье престижных университетов оказывались не самые способные и талантливые выпускники школ, а самые пронырливые и богатые, сумевшие найти нужные связи и дать, кому требуется, «на лапу».

Отец был сознательным атеистом и последовательным гуманистом и не мог примириться с тем, что его окружало. Единственное утешение он находил в алкоголе и в вечерних разговорах по душам с сыном. Дмитрий старался как можно чаще бывать у отца, так как это несколько ограничивало его тягу к спиртному. Но все равно отец постепенно опускался: даже в университет позволял себе ходить небритым и неряшливым. Весь холодный сезон года носил какую-то выцветшую куртку и старую меховую шапку. В теплое время одевался не лучше. Дошло до того, что прохожие начали его сторониться, принимая за бездомного. Университетское начальство уже подумывало уволить незадачливого биолога, но болезнь — скоротечная форма рака — опередила их планы. Отец сгорел за пять месяцев. И умирая с какой-то горькой обидой на несостоявшуюся жизнь, он так и остался верен своим убеждениям.

Дмитрию тогда едва исполнилось 22 года. Он собирался жениться, и смерть отца произвела на него тягостное впечатление. Горе от потери, чувство вины и боли за все произошедшее с отцом, за происходящее в стране не покидали его. Это был мучительный поиск смысла, который Владимиров ясно осознавал как важнейший в его жизни экзистенциональный кризис. Он как психолог понимал и причины этого кризиса, и его возможные последствия. Но не только психология волновала его. Он понимал, что тайно надеется на встречу с другим Отцом. Непросто с его несчастным добрым земным родителем, а Отцом все людей — Отцом Небесным. И он молодой человек, выросший в атеистической семье, где всегда ценили науку и искусство, но пренебрежительно относились к религии как давно пережитому заблуждению человечества, — понял, что без веры он как личность погибнет.

Это мысль тогда ошеломила его и привела к глубокой убежденности в верности евангельских истин. Дмитрий совершенно не напоказ как-то глубоко внутренне стал верующим человеком. И хотя он не так часто бывал в церкви, но когда приходил туда, понимал, что там его настоящий дом. Жена поддерживала его, хотя они редко обсуждали эти вопросы. Ее религиозность тоже была закрытой, внутренней, что в целом было свойственно ее глубокой и тонкой натуре. Хотя ему иногда интуитивно казалось, что они оба находились еще в начале очень долгого пути, всех обстоятельств которого до сих пор до конца не знали.

И в тот трудный для Дмитрия жизненный момент, сопряженный со смертью отца, окончанием университета и определением профессионального пути, ему помог человек, который встретился практически случайно.

После вуза отказавшись от аспирантуры, возможно, не только из-за необходимости зарабатывать себе на жизнь, но и из-за нежелания повторять судьбу отца, Владимиров попал работать в милицию. В те годы эта структура тоже переживала непростые времена. Государева служба не ценилась, да и само единое государство — Российская Федерация, образовавшееся после разрушения СССР, было раздираемо множеством проблем: от экономического и бандитского беспредела до войны в Чечне и террористических угроз. Но именно в милиции Владимиров познакомился с Иваном Степановичем Самариным, который стал его непосредственным начальником и добрым покровителем на долгие годы.

Иван Степанович по-своему был фигурой выдающийся. Ребенком пережив послевоенный голод и крайнюю нужду, он не только не озлобился, но, казалось, наоборот, закалился в своей любви к людям и стремлении помогать им и словом, и делом. При этом за годы службы он выработал у себя поистине стальной характер человека умного и принципиального, умеющего понимать каждого из своих подчиненных и находить к каждому свой подход.

Владимиров, придя к нему в отдел простым опером, застал его еще бодрым и физически крепким, несмотря ни на что не собирающимся сдаваться ни на волю обстоятельств, ни на волю начальства. А Иван Степанович молодого лейтенанта быстро приметил. «Ты, Дима, служи, психологи в нашем деле нужны, а образование юридическое получишь, условия мы тебе создадим», — говорил он, обращаясь к нему с чуть лукавой усмешкой.

У Ивана Степановича слова не расходились с делом: через год после поступления Владимирова на службу в милицию, он выбил у начальства направление для него в вуз МВД, где Дмитрий без труда смог пройти профессиональную переподготовку по юридической специальности. Так, знания законов легли уже на прочный опыт изучения сложного психического устройства людей.

В те годы Владимиров служил как-то вопреки тому, что видел вокруг себя. Просто служил своему делу, людям, не ища теневых схем личного обогащения за счет своего должностного положения.

Как-то вечером, засидевшись на работе за бумагами, они разговорились с Иваном Степановичем. И его начальник, как бы озвучивая свою давнюю мысль, заметил:

— В трудное время, ребята, приходится жить вам — молодым. Соблазнов очень много. И деньги, деньги. Рассматривают деньги как мерило всего. А разве они главное? Они лишь инструмент для жизни. А людей ломает… И у нас на службе все так непросто. Много соблазнившихся этими деньгами. И заметь, бандитскими деньгами. Уже априори замешанными в крови и преступлениях.

— Так что же делать, Иван Степанович? — усмехнулся Владимиров. — Тоже идти к бандитам и брать у них деньги?

— Зачем? — отозвался Самарин. — Ты их денег не бери. Даже если очень захочется. Целее будешь. Ты знаешь, держись по жизни за хороших людей. За тех, которые перед соблазнами устояли. Такие люди в наше время на вес золота. Они крепкие, испытанные. И они есть. Есть честные врачи и милиционеры, учителя и даже чиновники. Во всяком месте можно встретить человека, живущего по совести. За них и держись. Глядишь, и сам таким станешь.

И Владимиров надолго запомнил этот разговор.

А жизнь тогда складывалась непросто. После свадьбы они с женой даже подумать боялись о детях, понимая, что финансово их не потянут. Жить стали вместе с матерью Дмитрия, которая, несмотря на свойственное ей добродушие, появление невестки в доме восприняла болезненно. Обстановка в квартире складывалась напряженная. Свое отдельное жилье казалось несбыточной мечтой. И тогда мать приняла одно из самых непростых в своей жизни решений: она уехала работать за границу, благо профессия ей это позволяла. Контракт ей помог заключить ее бывший ученик, отправившийся во Францию еще в конце 80-х годов и сумевший стать там преподавателем провинциального музыкального колледжа. Мать последовала его примеру и смогла состояться на этом поприще. Прожив за границей лет десять, она неожиданно вышла замуж за одного из своих коллег. Но теперь, уже оставив работу и получая небольшую по французским меркам пенсию, наряду с совершенно незначительной пенсией российской, мать вдруг затосковала по родным местам и стала часто в разговорах с сыном упоминать о желании вернуться на родину.

Вот и сегодня в ранний утренний час она неожиданно позвонила по скайпу и стала долго объяснять, что беседует с Шарлем, уговаривает его продать дом и переехать в Россию, Шарль пока не согласен, но, может быть, она сможет… Мать говорила долго и сбивчиво. Слушая ее и понимая, что он уже опаздывает на работу, Дмитрий думал о том, что вряд ли ей удастся заставить отчима переехать. Он понимал причину ее тоски, но при этом осознавал, что у него не хватит средств купить для матери отдельное жилье даже в Подмосковье, а жить впятером в небольшой двушке они просто не смогут.

Брать жилье в ипотеку он не хотел. Кредит казался невозможным даже не из-за того, что его жена работала на скромной должности психолога в детском саду, и вдвоем они содержали двух детей младшего и старшего подросткового возраста. Кредит был зависимостью: и материальной, и психологической. Владимиров искренне боялся сорваться: в какой-то момент не выдержать и, соблазнившись чужими деньгами, потерять профессиональную совесть. Много лет до сегодняшнего дня ему удавалось не жить в долг, но теперь обстоятельства требовали от него новых серьезных решений.

Поэтому сегодня из дома Владимиров вышел поздно. Позвонил на работу и предупредил, что опоздает.