– Верь мне

М. Брик, 2022

Ложь способна привести к куда большим потерям, чем доверие человека.С детства Элиза Броер знает о том, что жизнь – это театр. «С возрастом всё становится проще: отец оказывается банальным лгуном, мать – его верной игрушкой и служанкой, Арнольду, болеющему СДВГ, просто не повезло, ведь он не такой, как все, а я каждый день боялась быть похожей на мужчину, забиравшего меня со школы до десяти лет». Главная героиня ужимается за семейным столом, врёт без умолку даже своему лучшему другу-инвалиду, дабы на неё наконец обратили внимание.В осознанном возрасте девушка выбирается из родного гнезда и отправляется в маленький морской городок, полный загадок и недосказанности. По мере того, как героиня будет понимать, что врёт здесь не только она, её прошлое, как паззл, расскажет нам о том, что именно завело её сюда, а затем она сама узнает, почему люди застревают здесь на всю жизнь.Книга не ответит на ваши вопросы – она будет создавать новые снова и снова.

«Ты и сейчас мне врала?»

Почему-то время в этом месте шло слишком быстро, отчего казалось беспощадным. Может, поэтому днём и все эти пятнадцать тысяч человек в городке выглядели старше своих лет. Гуляя по улицам, Элиза удивлялась тому, как половина населения не жалеет времени, проживая всю свою жизнь в этом крошечном порту, не путешествуя по миру, а лишь разглядывая красочные картинки в Интернете. «Когда отец говорил мне о том, что когда-нибудь я пойму его, то, наверное, имел в виду переезд в другой город, когда в старом оставаться до невозможности сложно, а в новый перебираться до невозможности больно, хоть и смотреть на него я буду, как на восьмое чудо света», — думала она.

Бар, к которому её проводил чудаковатый Кристофер со своей мохнатой собакой Лукасом, находился в старом подвале захолустья, а к вечеру подсвечивался маленькими золотыми фонариками, как в Рождество. Вечером Карлинген будто оживал, принося улицам новых людей: вероятно, к тому времени рыба начинала ловиться, а булочки в пекарнях становились вкуснее и более хрустящими, отчего вытаскивали жителей из нор. Желая просмотреть весь город до захода солнца, Элиза катала свой чемодан в радиусе сотни метров от сегодняшнего мероприятия, поглядывала на лица прохожих, и думала о том, как время стало идти медленнее, а их внешний вид наконец соответствовал возрасту.

Некоторые продолжали здороваться с ней на французском, произнося кривое «бонжур», но, на самом деле, французов в городе она не наблюдала, отчего прибывала в ступоре, а другие же обходились своим голландским «халоу», приветливо улыбаясь.

Большая короткая стрелка двигалась к полночи, и она пошла прямиком к бару, чьё мероприятие так ждала весь день.

Вы когда-нибудь слушали песни Эдиты Пиаф? Если, как и Элиза, нет, то вам непременно стоит скупить пару пластинок с её песнями, если же да, то вы, должно быть, знаете, на что способна её музыка: вернуть вас в Париж, даже если вы в нём не были, и доказать, что этот мир невозможен без любви, — её музыку героиня услышала, зайдя в кабак, полный людей в беретах и жёлтых жилетах.

— Бонжур! — крикнула ей девушка, сидящая у барной стойки с такой же шапочкой, как у Элизы, и в пиджаке.

— Я плохо знаю французский, — подсела она к ней, положив свою правую руку на стойку и поставив рядом чемодан.

— Я тоже, — посмеивалась, отпивая алкогольный напиток из своего стакана. — Гарсон! — подозвала мужчину, вытиравшего стеклянную посуду, проговорив картавую «r». — Налейте арманьяк, — щёлкнула пальцами.

— Я не пью, — готовая встать, сказала Элиза.

— Как говорят во Франции, «мы подарили миру коньяк, а арманьяк оставили себе», — придержала её за плечо, — или вы нарушаете традиции?

— Я не из Франции, — уселась обратно.

— Тогда откуда Вы?

— Канада, — девушка хотела выпить глоток напитка, — Торонто. Почему французы оставили арманьяк себе? — но решила, что в новом городе пить с незнакомцами не стоит.

— Себе оставляют лучшее, — протянула руку. — Анна.

Вокруг нас сидели люди, которые, по всей видимости, прятались от Элизы весь день, но теперь она могла в полной мере наблюдать за ними: за их мимикой, голосом, повадками.

— Элиза, — пожала её. — В честь чего праздник? — спросила она.

— «Жёлтые жилеты»⁶, — указала на всех вокруг, — сегодня во Франции пройдёт новый бунт, — тогда-то Анна и заметила, как страстно бармен подслушивает их.

— Почему ты без жёлтого жилета? — перешла «на ты».

— Я не из Франции, — поправила свою светлую прядь волос с покрасневших от алкоголя щёк. — Амстердам — удивительное место.

— Ты проездом?

— Да, — усмехнулась. — Как раз в Париж: буду учиться на кинорежиссёра. А ты?

— Я?

— В чём хороша ты?

— Отлично играю на фортепиано, — решила солгать Элиза, — на прошлой неделе была в Эйндховене в филармонии, собрала все подаренные цветы и везу на могилу отца.

— И сколько там клавиш?

— На фортепиано? — задумалась. — Семьдесят восемь.

— Врёшь ты лучше, — посмеялась. — На десяток больше, — сделала глоток, чуть удержав алкоголь во рту.

— Как ты поняла, что я солгала? — нахмурила брови.

— Пальцы, — взяла её за руку и подняла вверх, — не музыкальные — мелочи выдают.

— Извини, — прикрыла глаза ладонью. — Я с детства так: неосознанно вру, а потом бывает, что прокалываюсь по глупости. Как — то раз в четвертом классе рассказала всем о том, что мой папа — король, а когда все узнали, что это неправда, то засмеяли меня.

— Засмеяли ребёнка?

— Это же дети: они не будут разбирать, сколько тебе лет и почему ты врал. Сначала в их глазах ты принцесса, а когда опускаешься на сотню рангов ниже, то кажешься и ниже их самих.

— Когда мне было восемь, мой отец беспробудно пил, а мама всегда прощала каждый его замах в её сторону, тогда я всем в школе говорила, что у меня нет отца, а когда тот, выпивший, пришёл за мной в класс, чтобы забрать домой, я сквозь землю провалилась и думала: «Это сон. Это не мой отец и не моя история», — Элиза, ослеплённая, смотрела на девушку напротив глазами ребёнка. — Никто не понимал, что за шатающийся мужчина зашёл в класс, — сделала глоток.

— Как его пропустили? — в ответ Анна пожала плечами. — И что ты сделала?

— Сидела на месте и ждала чуда, — перекинула ногу за ногу. — И знаешь, его не произошло: отец заметил меня, а затем учительница подошла к нему, желая выпроводить из класса. Он указал ей пальцем на меня — весь класс по его велению уставился на мои красные от волнения щёки.

— Все всё поняли?

— Невозможно было не понять: мы похожи как две капли воды, хоть я и была восьмилетней девочкой, а он сорокалетним мужчиной.

— Все тебя засмеяли?

— На удивление, нет, — пощёлкала пальцами, дав знак, что ей нужен ещё алкоголь, — только посочувствовали. Я училась не в той школе, где тебя спокойно могли поливать помоями, и им сходило бы это с рук, — ей налили ещё. — Мама все деньги спускала мне на образование и отцу на алкоголь или наркотики.

— Где она их брала?

— У неё их хватало, — с пальцами у рта Элиза внимательно слушала рассказ собеседницы. — Она работала в собственном кафе в центре маленького и бедного города.

— Это было не в Амстердаме?

— Дуйсберг, — убрала ресничку у глаза, — город, полный заброшенными фабриками и заводами. После него мы с матерью переехали в столицу, а там она открыла сеть кафе-ресторанов, — язык девушки начинал заплетаться.

— А как же отец?

— Мама любила его нездоровой, — закашлялась, — нездоровой любовью, поэтому и водила по больницам в поисках лекарства от бесконечного запоя. Но проще заставить лечь лошадь, чем алкоголика — бросить употреблять. Угадай: чем это всё закончилось?

— Он умер? — в ответ незнакомка спокойно кивнула головой, а та вздохнула от отчаяния. — Ты расстроилась?

— Мне было жаль маму, но внутри я была счастлива, — икнула, — счастлива потому, что никто больше не будет страдать из-за него.

— Мне тоже было больно наблюдать за мамой на протяжении всех лет, пока отец ей изменял, — Анна стеклянными глазами наблюдала за тем, как Элиза отводит свои, рассказывая историю. — Тогда она плакала каждый день, потому что знала об этом, и, листая каждый вечер старые альбомы, спрашивала у проходящей мимо меня: «Что со мной не так?»

— Что ты отвечала?

— Молчала, — крутила безнадёжно головой. — Я шла дальше, а на выходе из кухни размышляла, действительно ли что-то с ней не так или мой отец, и вправду, заново влюбился.

— Она знала об изменах и молчала?

— Как — то поздно вечером мы ехали с ней на машине с дня рождения моей подруги, тогда она остановилась у ближайшей пустой заправки и решила подлить ещё бензина в почти полный бак своими дрожащими руками. Я читала старый комикс своего брата про супергероев, пока он, маленький, спал на заднем сидении, — вытерла подтекавший нос, — но она не пошла к бензоколонке, где-то минуту втыкала в пустоту, а в один момент совсем расплакалась.

— Сколько тебе было лет?

— Я была одиннадцатилетней девчонкой с комиксом в руках, — опустила голову, — и не знала, что делают взрослые, когда кто-то плачет. Это было глупо, но я спросила: «Ты не знаешь, как заправлять машину?» — собеседница звонко рассмеялась, отчего весь бар повернулся в её сторону. — Тише-тише, — прикрыла ей рот. — Она ответила: «Элиза, — захлёбываясь, — я не знаю, как жить, — повязала меня своими руками. — У твоего отца другая женщина, а я его люблю». Мы сидели дальше в обнимку около минуты, пока она не отклеилась от меня и не побежала покупать себе кофе и заказывать бензин.

— Как ты к этому отнеслась? — Анна указала бармену на кувшин с водой, дабы тот налил ей её в стакан.

— Когда растёшь, понимаешь, что твой отец — отдельный человек, у которого есть своя отдельная от тебя жизнь: свои проблемы, свои мысли, своё окружение. И тогда я не понимала, как можно было бросить женщину, с которой у тебя двое детей и кошка. Хоть я и обижалась на него первый месяц, но он всё равно оставался моим «папой».

— А сейчас?

— Сейчас жизнь кажется не такой простой, как в детстве.

— Я бы не смогла врать человеку, которого люблю, сколько бы мне не было лет.

— Это детские замашки моего отца, — Элиза отпила глоток воды из стакана собеседницы, — а теперь и мои.

— Ты и сейчас мне врала? — девушка помотала головой влево-вправо ей в ответ.

Примечания

6

Спонтанное протестное движение во Франции без выраженного лидера. Их главная движущая сила — "жёлтые жилеты", которые изначально выступали против повышения цен на топливо, но теперь требуют более радикальных мер вплоть до отставки главы государства.