Не боги

Макс Игнатов, 2022

Неизлечимо больные люди… Почему именно они, превозмогая страдания, решились пойти на столь отчаянные поступки? Что тому виной: дефицит правосудия или потребность в возмездии? И неужели людям действительно не понять чужой боли – пока боль не коснется их самих?

Глава 14

Некоторое время они лежали и молчали. Первым тишину нарушил Либерман.

— Если вы позволите…

Вкратце он напомнил Артему и Васе весь их «план».

— Васенька, вы, кажется, хотели что-то сказать.

Вадеев вздохнул и сел, кинув подушку к стене и опершись на нее.

— Ситуация следующая. Машина уже есть, «девятка». Проверена на ходу, чтобы не подвела. Все оформлено на бомжа, тут комар носа не подточит. Необходимые траты — пятьдесят тысяч. Артем? — он посмотрел на Горбунова.

— Скажи только куда скинуть.

— Хорошо, чуть позже. Маршрут этой мамзели известен, есть удобное место, где она задницу качает, там можно все установить. Расчет по времени произведен, поэтому предлагаемый вами гвоздик, Лев Соломонович, поменяем на специальную иглу, есть такая фигня, посовременнее. Главное, чтобы правильно поставить, но это не сложнее бинома Ньютона, по сути — тот же гвоздь. Гарантия остановки клиента через десять минут! Профессионалы рекомендуют, в затраты не входит, считайте — бонус от сочувствующих масс. Будет лежать в пепельнице.

— А если потом найдут? — спросил Артем. — Штука-то явно редкая. Копать начнут не по-детски.

— Неспециалист ничего не поймет, а специалистов, разбирающихся в подобной тематике, не так много, тем более — среди ментов. Кстати, вспомнил насчет перчаток — у медсестер можно позаимствовать.

— Что-то еще? — спросил Либерман.

— Нет, — ответил Василий, — только дата. Очень подходит завтрашний день — как раз день фитнеса.

Либерман пожевал губами.

— Тогда я пойду и поиграю в шахматы.

Когда Лев Соломонович ушел, Артем скинул деньги на реквизиты, указанные Вадеевым. После этого Василий тоже удалился.

Артем лежал и думал.

С одной стороны, наказывать таких, как Шестакова, обязательно надо. Но с другой стороны — какое они с сопалатниками имеют на это право? Почему этих подонков наказывают не суд, не прокуроры, не полиция и прочие правоохранители? Почему не работает закон?

По кочану. «Коррупция, слышал про такую? Рука руку моет, говорят».

Они с сопалатниками уже обсуждали эту сторону вопроса. И Либерман высказал свою точку зрения, с которой Артем не сразу согласился. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что Лев Соломонович прав.

А суть сказанного была в следующем: вот есть принцип кнута и пряника. Есть его составляющие: достойное вознаграждение и неотвратимость наказания. И этот принцип должен определять всю работу чиновников. Но он не работает.

Вот есть чиновник. Он должен достойно выполнять свою работу и получать за это соответствующее вознаграждение. Вознаграждение, то есть пряник, есть — зарплаты у чиновников разных ведомств сейчас неплохие, и чем выше должности — тем больше там платят, плюс разные льготы и прочие привилегии. Почему же никто не боится этот пряник потерять? Ведь взятки все равно берут, и законы нарушают, и друг другу услуги оказывают, и — так далее.

Ведь если чиновник не выполнил свою работу или выполнил ее неправильно, или того хуже — нанес своими действиями кому-то ущерб, он же должен понести наказание, так? Так, однозначно и неотвратимо. Чиновник обязан понимать, что если он плохо выполнит свою работу, даст или возьмет взятку, просто нарушит закон — его накажут. И он потеряет эту высокооплачиваемую работу, не сможет помогать семье и родным, а в худшем случае — сядет в тюрьму. Так? Так. Но это никого не пугает.

Почему? А нет той самой неотвратимости. Разве что выборочно, или чтобы населению потрафить. Но в реальности кнут не работает.

Законы плохие? Вроде нет. Так в чем вопрос? Правильно: в качестве их выполнения. И те, кому следует следить за этим качеством, тоже плохи. Ведь это — те же чиновники. И снова по кругу… «Рука руку моет, правильно? Вот вам и коррупция» — сделал вывод Либерман.

Так кто накажет Шестакову?

«Ответ очевиден, Артемка, и засунь свою совесть подальше».

Он перевернулся на другой бок. И вспомнил, что надо позвонить Савелию.

— Привет, больница, — в трубке послышался родной голос. — Как ты там?

— Лечусь помаленьку, — ответил Артем. — Ты как?

— Честно? Трудно. Завяз брательник по самые помидоры. Сядет точно, вопрос в сроке. Решаю тут пока на пару с адвокатом. Хорошо, что брат хоть не грохнул никого, а то было бы совсем худо.

— Родители как?

— Нормально. Сейчас уже нормально. Скажем так — смирились.

— Понял. Хотел тебе спасибо сказать, насчет Славки — ты прав оказался.

— Да ладно?!

— Да. По ходу, он фирму хочет на себя оформить, пока я тут загораю. Я тоже лоханулся, конечно, но ничего страшного — выйду, решу по месту. Переживем, не такое переживали.

— Ну, ты даешь! — в голосе Савы слышалось откровенное разочарование. — Ты же столько сил вкладывал! А этого урода я урою! Только вернусь и…

— Не стоит он того, Сава, — прервал друга Артем, — начну снова и сделаю все лучше. А про него наши ребятишки и так все поймут.

— О, поверь, я сделаю все, что смогу! — заверил Савелий. — Ладно, дружище, мне ехать надо. Ты звони сам, а то мне неудобняк, вдруг ворвусь невовремя.

— Хорошо, — сказал Артем и отключился.

Друзей не бывает много. Один-два, а все остальные — это товарищи, приятели и иже с ними. А это две большие разницы, как говорят в Одессе. Артему иногда не хватало Савелия, общения с ним, когда можно не слишком заморачиваться и знать, что друг тебя всегда поймет.

…Одесса, Аркадия. Сава, красный от загара, мчится на всех парах в море с воплями «Внимание! Петров-Водкин! Купание красного себя!»

Артем засмеялся, и в этот момент в палату зашли Либерман и Вадеев. Улыбка сошла с лица.

— Завтра, — сказал Либерман. — Все готовы. — И после паузы: — Артем, пойдемте ужинать.