Зов духов

Мара Кроу (2024)

Видящий слышит зов духов, ведущий его далеко за пределы родного поселения. Откликнувшись на него, он узнает о конце перемирия между двумя континентами, но застревает в Пограничном мире — мире духов, — так и не успев сообщить об этом. Ома, его преемница, должна взять роль Видящей на себя, но, будучи отмеченной духами с детства, она является совершенно безнадежным проводником: практики не приносят результатов, а дар — тяжелое бремя, от которого она бы отказалась в пользу обычной спокойной жизни. Но что делать, когда выбора нет, и от тебя зависят жизни всех людей в поселении?

Глава 4

Ома

Когда она вышла из дома, солнце уже прошло свой зенит. Улица была наполнена шумом и жизнью, которые по обычаю концентрировались на рынке. Она прикрыла глаза, подставляя лицо солнечным лучам. Воздух был теплый и влажный после дождя. Проходя по деревне, девушка привычно ловила на себе взгляды жителей, но теперь в них было что-то кроме недоверия к ее роли будущей Видящей, — сочувствие, жалость.

Она подошла к рыбаку, заметив кота, который терся о его ноги.

— Здравствуй, Олаф, — Ома приветливо улыбнулась мужчине, кивком указывая на кота, — объедает тебя этот плут?

— Здравствуй, — протянул он, — ничего, мы с ним уже и подружились даже. Да, Мышелов?

Кот вопросительно посмотрел на Олафа, услышав свое имя. Мужчина кинул ему рыбешку, обтер руки об грязный фартук.

— Я тут слышал, — Олаф замялся, — Вирхо занемог вроде как? Духи, говорят, не отпускают.

«Берта, чтоб тебя…» — в мыслях Ома ругала болтливую соседку, но вслух произнесла:

— Все хорошо, он исполняет волю духов, — Ома постаралась как можно более убедительно улыбнуться.

— Вся деревня на ушах, только и разговоров, что Видящая новая будет, — мужчина задумчиво пожевал губу, — волнуются.

К прилавку подошла женщина, будто бы неспешно осматривая небогатый товар. Олаф приветливо кивнул ей и снова обратился к Оме.

— Но я думаю, справишься ты. Жене моей помогла тогда, Берта нахваливает, да и меня сколько раз выручала…

Пока Олаф продолжал говорить слова поддержки, женщина искоса поглядывала на Ому и, когда Ома поймала ее взгляд, спешно отвернулась, указав Олафу на пару рыбин, которые хотела купить. Старик завернул рыбу в ткань и протянул женщине.

— Не переживай ни о чем, — старик кивнул, — уверен, с Вирхо все будет хорошо, но ежели что, мы в надежных руках будем.

— Спасибо, Олаф, — Ома мягко улыбнулась и отошла.

Отвернувшись от рыбака, она поймала на себе взгляды жителей деревни, что стояли неподалеку и прислушивались. Стоило им с Олафом закончить разговор, люди стали тихо перешептываться, периодически на нее поглядывая. Ома не сомневалась, что они обсуждают отца, который все еще «исполнял волю духов». «Вот ведь сплетница ты, Берта», — Ома сердито выдохнула и пошла на окраину поселения.

Весь путь Ома размышляла о том, что люди могли быть правы: ей придется стать Видящей раньше срока. Вирхо был жив, но, несмотря на это, духи начали появляться, приходить к ней. От этих мыслей по телу проходила нервная дрожь. «В надежных руках, как же» — Ома натянула рукава платья, скрывая саднящие царапины на предплечьях.

В домике почти не было света, и в полумраке едва можно было разглядеть Видящего, что спал беспробудным сном. Ома подошла к отцу, сев на край кровати, взяла его за руку. Шершавая, едва теплая. Она сжала его ладонь, моля духов о том, чтобы он ответил на ее прикосновение.

— Я ведь чувствовала, что что-то случится. — Едва различимые в полумраке черты лица мужчины стали еще более нечеткими из-за подступивших слез. — Почему духи допустили это?

Она вглядывалась в лицо отца, будто он мог ответить на ее вопрос. Она всегда считала, что духи всесильны, а потому не понимала, почему они не сделали ничего, чтобы это предотвратить. Он столько лет служил им, и вот она — их благодарность?

Ома поднялась, развела в воде мед: Рут говорила, что это поможет поддерживать жизнь физического тела. Ома не раз выхаживала больных, которые могли долго не приходить в сознание, так же поила их. Она не представляла, что когда-то ей придется так же поддерживать жизнь в теле отца. Она поднесла чашу к губам Видящего, вливая содержимое маленькими порциями.

— Когда вернешься, будет тебе самый вкусный чай с медом, — девушка улыбнулась, поставив чашу на тумбу.

Она еще какое-то время сидела, вглядываясь в его лицо, ожидая, что сейчас он проснется. Проснется и решит все проблемы, как всегда это делал. Но он лишь продолжал недвижимо лежать.

— Возвращайся скорее, — она снова сжала его ладонь, прощаясь, — я приду к тебе ночью.

Она покинула дом, и яркий свет ослепил ее. Она сощурилась, давая глазам время привыкнуть. Не желая встречать местных, она пошла в сторону леса. «Никогда не помешает обновить запасы трав», — эта мысль показалась ей хорошей. Но стоило ей подойти к деревьям, что приветливо покачивали ветвями в свете солнца, ее передернуло от воспоминаний о дневном сне. Ветви стали казаться руками, что зазывают ее, чтобы ухватить. «Ну уж нет, не дождетесь», — девушка отмела эту идею.

Она вспомнила, что уже несколько дней не была у реки. «Может, попытаться связаться с духами, и они смогут подсказать, как помочь отцу?» В голове снова всплыли воспоминания: именно там руки впервые настигли ее, ворвавшись в сон. Домой в одиночестве она возвращаться тоже боялась. «Проклятье какое-то», — мысленно выругавшись и поняв, что других вариантов нет, она развернулась и пошла в обход леса, туда, где за деревней расстилалось поле, на котором она часто собирала травы.

«Этих трав уже с запасом, но там хотя бы безопасно. Да и чай из свежего чабреца вкуснее», — с этой мыслью она пришла на поле, где стоял запах нагретых растений и стрекотали кузнечики. Вдохнув глубже, девушка опустилась на колени рядом с зарослями чабреца, заприметила цветки зверобоя.

«Хороша Видящая, боится всего подряд», — она отправила очередную веточку растения в мешочек, пытаясь успокоиться. Если духи назначат ее, а Вирхо вернется, с кем тогда они будут выходит на связь — с ней или с отцом? Двух Видящих никогда в поселении не было. И если ее назначат, будет ли это значить, что отец не вернется никогда? Духи ведь знают наперед, что должно случиться. Собирая травы, она перебирала в голове тревожные мысли — одна другой хуже.

От размышлений ее отвлек шум со стороны деревни. Это могло значить только одно: приезжие. К ним иногда заезжали торговцы, привозя товары из города: одежду, всякую утварь, приправы. У них в поселении не было ни кузнеца, ни портных, поэтому торговцы вызывали у местных жителей ажиотаж. Еще это был шанс продать свои товары. Ома всегда любила приезжих торговцев: смотреть на их товары, слушать истории о других поселениях и городах. Это точно помогло бы отвлечься.

Сложив собранные травы в мешочек, девушка поспешила к рынку. С приближением к площади гвалт нарастал. Казалось, все местные сейчас там, у повозок, выбирают, что приобрести. Ей было любопытно посмотреть на товары, но нежелание находиться в шумной толпе победило, и она направилась в сторону дома, приняв решение вернуться тогда, когда все разойдутся.

У их дома на крыльце присела женщина, а рядом стоял мужчина с мальчиком на руках. Женщина встала, когда Ома приблизилась к ним.

— Добрый день, — голос женщины был тихим и тревожным, — мы с мужем слышали о том, что у вас есть человек, который сможет помочь нашему мальчику.

Ома поприветствовала семью, в недоумении осматривая всех троих. Обычно Ома помогала сама, но, когда ситуация была сложной, Вирхо договаривался с духами об исцелении. Она неуверенно кивнула, приглашая гостей зайти в дом. Мышелов, проснувшись, сел на кровати Вирхо. Несколько секунд пронзительно рассматривая гостей, он прошмыгнул в открытую дверь.

— Я Марта, это мой муж, Алан, — мужчина кивнул, когда жена его представила, — а это наш сын, Дилан. Ему нужна помощь.

Ома попросила Алана уложить сына на кровать Вирхо, чтобы осмотреть его. Мальчик был худой, губы сухие, потрескавшиеся, светлые волосы прилипли к мокрому лбу. В руках он сжимал соломенного человечка. Дилан приоткрыл глаза и взглянул на Ому. Глаза голубые, светлые, словно небо. Марта подошла к сыну, поднимая его рубашку. На коже мальчика были глубокие язвы, исходившие кровью и гноем. Девушка осмотрела остальные участки кожи: красные пятна и язвы расползлись по всему телу. Некоторые подсохли, взявшись кровавой корочкой, какие-то были свежими, кровоточили.

— Когда это началось?

— Неделю как. Местный лекарь ничего не смог сделать. Тогда один из торговцев сказал, что есть деревня, в которой могут помочь почти с любой хворью. Когда выехали, все выглядело не так плохо, но последние сутки он почти не просыпается, и жар сильный.

Женщина расплакалась, Ал обнял ее за плечи, прижав к себе. Ома не могла оторвать взгляда от мальчика, который снова погрузился в сон. Ей была незнакома эта болезнь.

— Когда все только началось, — Алан заговорил, продолжая рассказ жены, — появились красные пятна, и он постоянно чесался. До крови расчесывал, плакал все время. Лекарь давал что-то от зуда, но это помогало ненадолго. Особенно ночью сильно было, ни сна эта хворь не допускала, ни покоя хоть какого-то. А потом и жар начался. Лекарь давал порошки и отвары, но и они помогать перестали.

Ома задумалась, чем вообще могла бы помочь. И могла ли.

— Я могу только убрать симптомы. Дать отвар от жара, наложить припарки, чтобы язвы сходили и меньше чесались.

— Мы слышали, что есть мужчина, что может связь с духами наладить, попросить их помочь, — Марта говорила тихим голосом. Она уняла рыдания, но все еще слышались подступающие слезы.

— Он сейчас исполняет волю духов, — Ома говорила привычную уже фразу с тревогой в голосе, — но я сделаю, что могу.

Родители мальчика согласились, и девушка пошла готовить то, что может помочь. Разожгла огонь в очаге, поставила воду, принялась готовить травы. «Календула, березовые почки, ивовая кора… должно помочь убрать жар», — девушка перетирала ингредиенты в небольшой глиняной миске.

Закончив с травами для отвара, она принялась готовить смесь для примочек. Вспомнила о свежем зверобое, что собрала сегодня, мелко искрошила его листья, отжала сок. «Мята должна унять зуд и снять боль», — она влила в плошку настойку. В нос ударил свежий запах травы. Она решила также добавить сухих трав, предварительно их заварив. В миску отправились сухие листья календулы, ромашки и тысячелистника.

Пара все это время не отходила от сына, о чем-то тихо беседуя, присев рядом с ним на кровати. Мальчик иногда просыпался, пытался почесать тревожащие его раны, но Марта каждый раз брала его руки в свои, что-то тихо рассказывая, пока тот снова не проваливался в беспокойный сон.

Вскоре все было готово. Ома осторожно напоила мальчика отваром и принялась за наложение примочек. Марта помогла снять с него одежду. Сейчас Ома видела, что на теле ребенка почти не осталось чистых участков, всюду были уродливые кровоточащие язвы. Она пропитывала ткань приготовленной смесью, накладывала на тело мальчика. Он морщился каждый раз, когда девушка к нему прикасалась. Какое-то время спустя ребенок проснулся, смотря своими большими голубыми глазами. Марта коснулась его лба.

— Жар спал, — женщина улыбнулась, — как ты, малыш?

— Лучше, — голос мальчика был слабым, он улыбнулся, — почти не чешется.

— Вам стоит остаться здесь, — Ома понимала, что ребенку нужно дать время восстановиться, — поужинаем, и вы можете занять соседнюю комнату. Отдохните, а я побуду с Диланом.

Родители мальчика благодарно улыбнулись. Марта с Омой отправились готовить, пока Ал следил за ребенком. Ома с теплотой вспомнила Берту, что занесла сегодня яйца, молоко и хлеб. Приготовив скромную трапезу, Марта отправилась накормить Дилана, пока Ома наспех ела свою порцию. Она думала о том, что это может быть за болезнь: ничего дельного в голову не приходило. Возможно, могла бы помочь Рут. Но ведь она могла бы и сама справиться?

— Он сегодня даже поел, — Марта вернулась, улыбаясь и демонстрируя пустую тарелку, — спасибо.

Да, она определенно могла бы справиться сама. Ома улыбнулась в ответ и пошла к ребенку, сев на край кровати. Когда с ужином было покончено, Ал и Марта удалились в соседнюю комнату.

— Расскажешь сказку? — Мальчик вопросительно смотрел на Ому.

— Я ни одной не знаю, — девушка виновато улыбнулась.

— Так придумай. Я вот все время истории придумываю. Это не сложно.

— Ну хорошо, — Ома улыбнулась, — какую сказку ты хочешь?

— Страшную! Обожаю страшные сказки, — мальчик нахмурился, задумавшись, — только чтобы конец был хороший, а то уснуть не смогу.

Ома вспомнила обо всем, что пугало ее. Уродливые руки с когтями, тянущиеся к ней, темнота, где в каждом предмете ей виделись они, лес, который не отпускал, заставлял бродить кругами среди деревьев. «Только какой у этой сказки был счастливый конец? И возможен ли он?» Она неуверенно начала рассказ.

— Давным-давно жила девушка. Сердце ее было добрым, — рассказывая это, она надеялась, что это было действительно так, — она помогала людям, лечила их от хворей, а еще всегда слушалась родителей. Больше всего на свете девушка любила гулять по лесу.

— Не похоже это на страшную сказку, — мальчик недоверчиво нахмурил брови и посмотрел на Ому.

— Погоди, это же только начало, — девушка улыбнулась и продолжила историю, — однажды, придя в лес, она как обычно собирала травы да ягоды, да так увлеклась, что заблудилась, хотя в лесу этом каждую дорожку знала. Долго плутала она по тропам, да все время в одно и то же место возвращалась. Десяток кругов она прошла, да все одно: к одной и той же развилке выходила.

— Так это потому, что она ходила кругами, — мальчик снова нахмурился.

— Тсс, — девушка шикнула на него, — то не она ходила кругами, а лес ее кругами водил. Так вот. Совсем ее отчаянье захлестнуло, так ей хотелось домой вернуться, к родителям, что она побежала. Бежала она, а ветки хлестали ее по лицу, царапали руки, цепляли одежду. И, пробежав, она снова оказалась на той же развилке. Она побежала снова и, зацепившись за что-то, упала. Пыталась подняться, да не смогла: что-то крепко держало ее за ногу. Посмотрела она и увидела уродливую руку, покрытую корой. Девушка испугалась, пыталась отбиться, а к ней склонялись ветви деревьев. Пригляделась она: а то не ветви были, а сотни рук, которые пытались ее ухватить. И тут она услышала: «Не отпустим тебя, не уйдешь, наша теперь, так здесь и останешься». Она закричала, и эхом разнесся ее крик. Но ответа не было. Поняла девушка: «Никто ее спасать не придет, так и сгинет в лесу».

— Страшно как, — мальчик округлил глаза, — а как же она спаслась? Она же спаслась? Ты обещала, что хороший конец будет.

— Спаслась, — девушка улыбнулась, думая о том, как закончить историю. — В отчаянии девушка взмолилась духам, просила, чтобы на помощь пришли, вызволили из цепких лап. А руки уже сжимались на шее, пытаясь ее задушить. Но девушка не сдавалась, все просила духов о помощи. И тогда увидела она яркую вспышку. Перед ней возник девичий силуэт в белом платье. Дух развела руки в стороны, и еще одна яркая вспышка обратила лапы в пыль, что унесло порывом ветра. Дух помогла девушке подняться, и тогда она разглядела, что у духа было ее лицо. Этот дух и был ею. Дух обняла девушку крепко, а потом показала дорогу из жуткого леса. А как проводила — растаяла в воздухе, будто и не было никогда. Вернулась девушка к взволнованным родителям, и все у них потом было хорошо.

— Хорошая сказка, — мальчик удовлетворенно кивнул, — она о том, что спасти нас можем только мы сами?

— Да, наверное, — девушка улыбнулась, неуверенно кивнув, — а тебе пора спать, время позднее.

— Ты хорошая, — мальчик заулыбался, — и сказки у тебя интересные. Даже лучше, чем у мамы. Тебе ее твоя мама рассказывала?

— У меня ее нет, — Ома покачала головой, слабо улыбнувшись.

Она свою мать даже не помнила: ее заменила Рут. С тех пор, как Ома попала в поселение, именно старушка заботилась о ней, воспитывала и учила. На просьбы Омы рассказать ей перед сном сказку старушка лишь качала головой, говоря, что Ома уже слишком взрослая для этого. А вот Вирхо любил рассказывать ей перед сном о духах и их мире, о том, как они помогали людям, лечили даже самых безнадежных больных. Но, даже несмотря на строгость Рут, Ома любила ее так же, как Вирхо. Дилан о чем-то задумался, нахмурившись.

— Вот, держи, — он протянул девушке соломенного человечка, — мне мама еще такого сделает.

— Спасибо, — Ома приняла игрушку, улыбнувшись, — но спать все равно придется.

— Ты не уйдешь?

— Буду рядом.

— Тогда хорошо, — мальчик устало зевнул и прикрыл глаза.

Ома сидела на краю кровати, наблюдая, как засыпает Дилан. В дверь постучали и, не дожидаясь, пока откроют, отворили. В дом заглянула Рут. Ома встала с кровати, спешно к ней подошла.

— Бабушка, — Ома шепнула, обняв старушку.

— Слышала, дела тут у тебя. К Вирхо пойду, а ты не отвлекайся. Хорошо все идет?

— Да, справляюсь, — Ома кивнула, все еще говоря шепотом.

— Вот и славно, — Рут улыбнулась, — тогда не буду отвлекать, — и ушла, оставив девушку одну.

Ома бросила взгляд на мирно спящего Дилана и едва подавила в себе желание догнать Рут, попросить остаться, чтобы она хотя бы сказала, насколько правильно Ома подобрала лечение. «Если я что-то сделала не так, — рука потянулась к дверной ручке, — и Дилан… — Ома покачала головой, нервно выдохнув. — Ему стало лучше, значит, я все сделала правильно». Ома направилась готовить новую порцию снадобий от жара и для примочек. Ома понимала, что сейчас был шанс доказать, что она может справиться самостоятельно, без чьей-либо помощи. Что она достойна стать Видящей.

Вирхо

Ступая по тропинкам меж величественных сосен, Вирхо поднял глаза к небу. Обрамленное ветвями, усыпанное звездами, будто тысячи бледно-голубых светлячков увязли в черно-синей воде небосвода. «Где бы ни был, а небо над головой все одно, будто дома». Потянувшись за воспоминаниями, он услышал далекий запах травного дыма, который, как наваждение, тут же пропал, когда с ним заговорил ворон.

— Вернешься ты домой, Видящий, — он будто знал, что тревожит мысли, — а если что и не так пойдет — через черту проведу.

— Проведешь через черту?

— Вороны и этим занимаются. Помогают найти дорогу в Верхний мир.

— Видящие тоже занимаются этим, — Вирхо было приятно, что у него есть что-то общее с собеседником.

— Не везде есть Видящие. В отличии от смерти.

Мужчина задумался. Поэтому на кладбищах так много воронов? Они помогают ушедшим найти дорогу? Вирхо снова вспомнил умершего солдата, которого видел незадолго до собственной смерти. Интересно, ему указали путь? Или Пожиратель настиг его прежде?

— Рано мне еще через черту, — Вирхо ухмыльнулся, возвращаясь к предложению ворона, — да и дочь не оставлю.

— Не боишься, что, оставшись, не сможешь больше пойти дальше?

— Что за разговоры у тебя такие?

— Да так, — ворон нервно взъерошился, — после встречи с Пожирателем мысли всякие лезут.

— Расскажешь? — Вирхо был рад, что ворон наконец-то готов поговорить.

— Пожиратель идет за теми, кто заблудился. Это значит, что где-то бродит потерянный дух, что когда-то был человеком, но черту не перешел. Пожиратель след не потеряет, дух обречен пропасть в его пасти.

— Тебе жаль духа? — Вирхо был удивлен, что птица может испытывать сочувствие.

— Нет.

— Тогда почему это занимает твои мысли?

— Людские мотивы всегда были мне неведомы. У духов все понятно: они хотят силы. Они могут питаться энергией людей, могут заключать с ними соглашения, чтобы получать все ту же энергию или связь с физическим миром. Даже если они помогают, то это всегда имеет цену. Но что движет людьми, которые остаются, зная, что больше не смогут перейти черту — загадка.

— Любовь к близким? Желание оберегать их даже после смерти?

— И при этом заказать себе путь в пасть Пожирателя? Жертвовать возможностью жить в вечном спокойствии в Верхнем мире или вновь воплотиться — ради других?

— Ты удивишься, но не все думают только о себе, — Вирхо улыбнулся.

Оба погрузились в молчаливое раздумье. Лес все не кончался, заводя путников дальше вглубь. Луна робко пробивалась сквозь ветви деревьев, почти не давая света во тьме, лишь отбрасывала слабые отблески на узкую звериную тропу. Вирхо слышал, как где-то вдали воют волки, как кто-то скребет когтями по коре деревьев, как тихо пересвистываются птицы в кустарнике. В воздухе стоял запах прелой листвы, сырости и мха: Вирхо всегда любил этот запах. Ему казалось, именно так пахло спокойствие — ночным лесом.

Но сейчас даже окружающая природа не могла подарить Вирхо чувство покоя: мысли его все время возвращались к видению, посланному духами, а на сердце тяжестью лежал страх за родное поселение, за его людей. Он боялся, что может не успеть, что видение исполнится и все, кого он знал и кем так дорожил, погибнут.

— А что там, за чертой? — Вирхо нарушил молчание.Он знал, что смерть — это не конец, но никогда не задумывался о том, что следует после.

— Верхний мир. Когда дух попадает туда, он встречается с близкими, которых знал при жизни — теми, кто еще не отправились в новое воплощение.

— Я это знаю, не раз провожал туда усопших. Но что там?

— Хочешь знать, что происходит с духом, когда он находится в Верхнем мире? Я забываю, что нынче Видящие не могут там находиться, — Ворон издал звук, похожий на смешок, — у каждого духа есть свое место, которое он любил при жизни. Вот там он и проводит все время до следующего рождения. Точнее, в его копии в Верхнем мире. Для кого-то это дом, в котором он был счастлив, для кого-то — тихое озеро, а для кого-то — лес. Это всегда чудесное место, спокойное. Не понимаю, как можно променять это на Пограничный мир.

— Потому что здесь можно побыть дольше со своими близкими, — Вирхо задумался.

— Знаешь, вспомнил я кое-что, — голос ворона будто бы звучал грустно, — когда-то я жил близ небольшого поселения и часто наблюдал за одной парой. У них было трое детей. Старшие дети поразъехались из отчего дома кто-куда, младшая дочь только рядом осталась, жизнь свою в том же поселении и построила. Я наблюдал, как пара жила, как они старели, как к ним приводили их внуков, как все размеренно было и спокойно.

А потом мужчина из этой пары умер. Когда я пришел его провожать, он поначалу идти не хотел: мол, как же я одних их оставлю. И тогда мы вместе наблюдали: около сорока дней есть у духа, чтобы попрощаться и решиться уйти. Младшая дочь взяла мать к себе, заботилась о ней. Тогда дух мужчины успокоился и пошел за черту.

Я же наблюдал, как та женщина продолжает жить без него. Я дал ему обещание, что помогу ей найти дорогу к нему в Верхнем мире, когда придет время. Она жила долго, дольше, чем отмерено на одно воронье воплощение. Чтобы сдержать обещание, я прилетал к ней и в следующем. Все это время ее дочь была рядом. Женщина старела, постепенно начала терять рассудок, с каждым годом забывая все больше из своей жизни. Она перестала узнавать дочь и внуков. В последние несколько лет жизни она только и делала, что сидела и ждала, когда домой вернется ее муж. Она не помнила, что он умер.

В одно ничем не примечательное утро она проснулась, как и множество раз до этого позавтракала кашей и сидела, ожидая, когда ее дочь принесет для нее снадобья. Дочь нашла ее, будто спящую, но только больше та не проснулась. Она ушла тихо, спокойно.

Когда я пришел ее проводить, она была рада, ведь последние несколько лет она только и желала снова увидеть мужа. Мужчина же пробыл долгие годы один в Верхнем мире, в маленьком домике, в котором жили они с женой при жизни. И вот, наконец, я привел ее. И впервые за все эти годы я видел их по-настоящему счастливыми. Иногда, оказываясь в Верхнем мире, я прилетал к ним. Дух мужчины уходил, чтобы нарвать цветов для жены на вечноцветущих полях, а она ждала его дома, готовя куриный суп, который готовила ему при жизни. Они и по сей день живут за чертой, боясь, что при перерождении окажутся слишком далеко друг от друга и не смогут воссоединиться.

— Красивая история, — Вирхо задумчиво потер подбородок, — только что ты хотел этим сказать?

— А то, Видящий, что у живых всегда есть живые. У духов же может не быть никого.

Вирхо задумался о том, кто может ждать его там, за чертой. Разве что мать да отец, которого он и не помнил толком. В мире живых же были все, кто ему дорог: Ома, Рут, жители деревни. Он не хотел покоя для себя, но хотел его для них.

— Знаю я, о чем ты думаешь, — ворон сказал это в привычной ворчливой манере, — только они рано или поздно перейдут, а ты уже можешь эту возможность потерять.

— Что будет с тобой, когда мы доберемся? — Вирхо решил сменить тему.

— Буду рожден в новом теле.

— Снова вороном? — казалось, этот вопрос удивил собеседника.

— А кем же еще? Век ворона не ограничена жизнью тела.

Вирхо всегда знал, что вороны — мудрые птицы, поэтому и предпочитал вороньи тела для контроля. Наверняка, его собеседник видел и помнил очень многое: как озера становились болотами, деревни разрастались в города, как зарождалась вера, как изобретались корабли и оружие. Возможно, он даже видел Первородного, помнил, с чего начался мир. Наверное, поэтому люди казались ему неразумными: ведь по вороньим меркам даже старик — ребенок.

— Сколько тебе лет?

— Этому телу было двенадцать. Сколько всего — я перестал считать примерно после пятого воплощения, — ворон вытянул шею, повел головой.

— А как же Верхний мир?

— Мы не живем в Верхнем мире, почти сразу в новом воплощении рождаемся. Нам не нужно ни с кем прощаться и никого ждать, потому что не забываем.

— Но вы же создаете пары?

— Да, — ворон кивнул, — одну на всю жизнь. На все жизни.

— И даже у тебя есть пара? — Вирхо ухмыльнулся.

— Недавно снова воплотилась, — ворон взглянул на мужчину, заметив на лице того ухмылку, продолжил возмущенно, — тебя это удивляет?

— Удивляет, что кто-то готов терпеть такого зануду несколько жизней подряд. Мне и в одной тебя уже слишком много.

Мужчина рассмеялся, когда ворон недовольно клюнул его в голову. Пока путники продолжали неспешный разговор, на небе робко показало бок солнце, а на горизонте, в первых солнечных лучах, проглядывался силуэт поселения.

Белус

Проходя по лагерю, он с удовольствием отмечал, что новобранцы, как на подбор — крепкие и высокие. Вероятно, в Окпаре иные бы и не выжили. Белус сильнее закутался в плащ, пытаясь согреться. После дождя было прохладно, а сапоги из тонкой кожи уже насквозь промокли. Он не раз задавался вопросом, как здесь вообще можно жить. Он слышал, что дальше, на северо-востоке, стоит Аластриона: там даже летом солнца мало, а зима — настоящее испытание. Вероятно, захват этого города станет проблемой. Зато после — только безжизненные земли Этерны, отделенные от всей остальной территории густым диким лесом. Хотя Белус был уверен, что даже там наверняка есть отчаянные, что смогли обосноваться.

Со всех сторон доносились разговоры. Большая часть дипраморцев разбилась по небольшим группам, и Белус остановился рядом с одной из них, наслаждаясь звучанием родного языка: грубого, немного рычащего, ни в какое сравнение не идущего с окпарским. С людьми он говорил на общем языке, который мало-мальски знал каждый из них. Он прошел мимо новобранцев, которые сидели у костра вместе с теми, кто давно примкнул к его брату. Окпарцы, говорящие, конечно же, на своем языке. Он остановился поодаль, чтобы было слышно их разговор.

— Кто б что не говорил об этом Повелителе, а жалование неплохое, — хмыкнул коренастый мужчина, — всю жизнь прозябать в деревеньке или иметь возможность перебраться в город после войны? По-моему, выбор очевиден.

— Слова того, чью деревню не сожгли в первую волну, когда Повелитель лично вел войско, — мужчина провел рукой по волосам, убирая их назад, и они непослушными прядями тут же вернулись обратно, упав на глаза.

— Сейчас иначе все, Главный приказывает убивать лишь тех, кто оказывает сопротивление, — вклинился в спор третий, — остальные имеют возможность примкнуть, — он усмехнулся, — ну или отправиться к Богине.

Белус улыбнулся, услышав о себе. Он не видел смысла в лишних смертях, как и в том, чтобы уничтожать поселения. Брат хочет власти, но правителем чего он станет, если не останется ничего? Джодок хотел, чтобы его боялись, чтобы шли за ним из страха. Белусу же ближе было уважение его людей. И в этом он был куда лучше брата.

Конец ознакомительного фрагмента.