Хирургия мести

Марина Крамер, 2019

Пластический хирург Аделина Драгун готовится к очередной операции. Но, похоже, пациентка не совсем понимает, что именно произойдет с ее лицом после того, как снимут последние швы. Или – понимает? Известная журналистка Станислава Казакова явно скрывает что-то и от врачей, и от единственной подруги. Даже психолог не в состоянии понять, о чем на самом деле думает эта женщина. А та хочет только одного – восстановить справедливость, чего бы ей это ни стоило…

Анастасия

— Ну, и что у вас случилось?

Захар недовольно смотрел на меня, сидящую в кухне на том самом месте, откуда недавно сорвалась Стаська.

— Ничего.

— Тогда почему она уехала? Ты видела, сколько времени вообще? Куда она пошла, да еще с вещами? Ты вообще о ком-то, кроме себя, думаешь?

Ого, а вот это уже новости…

Захар никогда не разговаривал со мной таким тоном, и уж точно не делал этого из-за такой ерунды, как размолвка с подругой. Его это вообще касаться не должно, но поди ж ты — беспокоится он о том, куда Стаська направилась!

— А ты? — перешла я в нападение. — Ты, например, обо мне когда-то думаешь или предпочитаешь за все человечество, потому что так легче? Абстрактная жалость всегда дается проще конкретной, как и помощь, правда?

На лице Захара появилось растерянное выражение, он явно не ожидал, что я внезапно дам отпор.

— Настя, ты чего? — протянул он. — При чем тут человечество, что ты несешь? Я спросил, куда Стаська на ночь глядя поехала, а ты скандал раздуваешь… Зачем?

— Скандал?! Лавров, ты вменяемый вообще?! Ты за моей спиной ведешь какие-то дела с моей подругой — и я раздуваю скандал?! Да другая бы на моем месте еще и тебя бы из дома выкинула вслед за Стаськой!

Так, а вот этого говорить не стоило…

Квартира принадлежала мне, досталась в наследство от бабушки, и Захар здесь не был даже прописан — уже не помню, почему мы так решили, едва поженившись. Но любое упоминание о том, что он здесь по сути никто, всегда оказывалось для мужа болезненным.

Обычно я умела держать язык за зубами, а вот сегодня не утерпела. Нас, как и москвичей, сильно испортил пресловутый квартирный вопрос…

Захар не стал ждать, когда я выставлю его, а молча собрался сам, и никакие мои уговоры и слезы не помогли — в шестом часу утра Лавров, прихватив сумку с ноутбуком и портфель с бумагами, вышел из квартиры, не забыв оставить на полке под зеркалом связку ключей.

Я села прямо на пол в коридоре и зарыдала в голос.

Часов в восемь я едва смогла открыть опухшие глаза и не сразу поняла, почему лежу на полу, и почему в уши бьет какой-то противный вибрирующий звук.

Это оказался мой мобильный, лежавший во внутреннем кармане рюкзака, который я по странной прихоти использовала вместо подушки. С трудом вынув его, я даже не посмотрела, кто звонит — надеялась, что это Захар.

Но это оказалась Стаська, и, услышав ее голос, я почувствовала, как к щекам прилила кровь — все-таки вчера я повела себя отвратительно и теперь испытывала жгучий стыд.

— Значит, так, подруга, — сказала Стаська, даже не поздоровавшись. — На твой паспорт, очевидно, есть дубликат. И этим дубликатом кто-то активно пользуется. Выглядит все очень странно — человек колесит по разным направлениям на поездах и только однажды берет билет на самолет и летит… угадай, куда?

— Не знаю, — машинально произнесла я, не совсем понимая смысл слов, произнесенных подругой.

— В мой город. Причем совершенно недавно, буквально пару месяцев назад. Но, что тоже довольно странно, обратного билета в системе не найдено. Ты была у меня лет восемь назад, так что точно это не можешь быть ты.

— А полная тезка? Фамилия-то не самая редкая…

— Настя, включи голову. Может быть полная тезка. Но серия и номер паспорта у нее не могут быть твоими. А не спросишь, откуда у меня сведения о перемещениях?

— Откуда?

— Потому что за дамой, использующей данные твоего паспорта, установлено наблюдение. И это — данные отчетов. Как я их достала, говорить не буду, источники не выдаю. Но с этим что-то делать надо.

— Ты где? — спросила я, не особенно рассчитывая на ответ.

— Жду машину. У меня есть дело, а потом я буду свободна. Если хочешь поговорить подробнее — давай где-то в городе пересечемся после обеда, я расскажу все, что узнала.

— Может, ты ко мне приедешь?

— Нет, Настя. Хочешь поговорить — встретимся в кафе.

— Стася… ну не сердись, а? — взмолилась я, чувствуя, что сейчас снова заплачу. — Я иногда несу чушь и обижаю тех, кто рядом… самых близких…

— Такими темпами ты совсем одна останешься, — я услышала, как щелкает зажигалка. — Всякому терпению приходит конец, мое тоже не безгранично. Да и состояние у меня не из лучших. Но я ведь не позволяю себе сорваться на тебе, правда? А мне так хочется выпрямиться во весь рост, запрокинуть голову и орать, пока не оглохну от собственного крика. Но я держу себя в руках, чего бы мне это ни стоило. И не обрушиваю это на твою голову, например. Хотя могла бы — раз уж мы близкие люди, как ты говоришь. Все, мне пора, вон моя машина. Надумаешь встретиться — позвони на этот номер.

Стаська отключилась, а я подумала, что в чем-то она права.

Будучи очень сильной, она держала в себе такую бурю эмоций, что мне даже представить страшно.

Погиб ее любимый человек… совсем недавно, но Стаська, как железный рельс, продолжает выполнять свои функции и не разваливается на части.

А у меня, по сути, ничего серьезного не произошло, и работу я не вчера потеряла, и с Захаром все пошло под откос тоже не сегодня утром…

Я просто распустилась, жалею себя и, как ни странно, получаю от этого удовольствие, тут Стаська точно права. Мне, видимо, нравится страдать, раз я ничего не делаю, чтобы как-то ситуацию изменить.

А ведь это противно…

Я решительно взялась за телефон, но вспомнила, что Стаська куда-то едет и вряд ли станет говорить в машине, а потому просто набрала сообщение:

«Встретимся в два часа дня, японский ресторанчик «Суши-соба», помнишь, ты там как-то тартар ела? Это в центре, недалеко от оперного театра. Жду тебя внутри. Целую, удачи тебе».

Нажав на «Отправить», я почувствовала себя немного лучше.

Стаська всегда умела ценить тех, кто признавал свою неправоту и мог сказать об этом вслух. За мной подобное водилось довольно редко, так что, наверное, она удивится.

Осталось выяснить, где провел остаток ночи мой муж.

Захар всегда ночевал дома, я не могла даже припомнить случая, чтобы он, засидевшись, допустим, с друзьями, явился под утро или к обеду следующего дня.

Нет, в любом виде и состоянии Лавров доносил тело до любимой кровати, падал лицом в подушку и спал, постанывая от удовольствия — сам потом признавался, что нигде не спит так хорошо, как дома, и, если случались командировки, это было для него самым страшным.

Его телефон не отвечал.

Звонок проходил, но трубку не снимали, это меня насторожило. Всегда отвечать на звонки — такое у нас было правило, и мы его придерживались.

Сегодня же что-то пошло не так. Вернее, не так оно пошло вчера ночью, после приезда Стаськи. Или чуть раньше, после того, как я обнаружила накладки с паспортом?

Теперь уже не поймешь, но определенно вчерашний день перевернул в моей жизни все.

«Захар, сними трубку, пожалуйста».

Отправив это сообщение, я перебралась в кухню, включила чайник, уселась за стол и, положив перед собой телефон, уставилась на экран. Так прошло около часа, я не шевелилась, боясь пропустить сообщение, но его не было.

Чайник снова остыл, но я даже не заметила, что чашка так и осталась пустой. То, что Захар не отвечает и не перезванивает, вдруг очень испугало меня.

Да, вот уже с год я подумываю о том, чтобы развестись с ним, но когда перспектива потерять его стала такой реальной, я не на шутку перепугалась — а что будет, если он не вернется?

Я обвела взглядом кухню и вдруг отчетливо поняла, что не смогу тут жить, если Захара не будет со мной.

Я снова и снова набирала номер, который по-прежнему не отвечал, и с каждым новым звонком мой страх только преумножался. Неужели я потеряла мужа из-за какой-то ерунды? Ведь даже повода для ссоры у нас не было…