Умереть – это не страшно

Марина Скрябина, 2017

Сентиментальные романы Марины Скрябиной известны широкому кругу читателей. Включение в сюжет криминальной составляющей – первый опыт автора. Но ощущение правильности и логичности мира, какие бы страшные трагедии в нем ни таились, – остались главной идеей. И добро побеждает, как и в других романах Скрябиной, потому что добро заложено в человеке с рождения. Конфликт отцов и детей, а здесь – конфликт матери и дочери, оказавшихся по воле судьбы по разные стороны баррикад, никого не оставит равнодушным. …Если устоявшиеся взрослые мозги в перестройку закипали от развала Советского Союза, мнимой демократии и откровений «Архипелага ГУЛАГа», от сексуальной революции, бандитского разгула и наркоты, вылезшей из подполья, то неокрепшие души подростков улетали прямо в ад. И дети перестройки вовсе не виноваты в том, что наркотики стали их стилем и смыслом жизни. Они – потерянное поколение, появление которого будет аукаться и столетие спустя, как последствия Великой Отечественной войны, выкосившей миллионы человеческих жизней. Перестройка оказалась не менее разрушительна, чем война.

Глава 4

Почему я ненавижу

Чем больше просвещенный человек заботится о беззаботности своей жизни, тем больше он теряет разум.

Кант

Я вернулась домой где-то в марте и сказала матери, что я жила с одним мужчиной. С одним! Наверное, вы ждете услышать, что это послужило мне уроком? Типа: надо маму слушаться, чтобы не попадать в такие ситуации… Так вот, одно дело слушаться, а другое — подчиняться приказам, слышать, что ты никто, и получать подзатыльники. Я до сих пор не считала, что делала что-то не так. После моего прихода ничего не изменилось: как была я для них приживалкой, так и осталась:

уберись, ужин приготовь, а как что-то надо мне купить, так я — никто…

А я только и ждала, когда останусь дома одна, включала музыку «на всю Ивановскую», садилась на широкий подоконник и смотрела с нашего последнего этажа послевоенной сталинки на копошащихся внизу людей, похожих на муравьев. В нашей квартире такой подоконник, что можно на нем не только сидеть, но и перекусить, а если приспичит, то и вздремнуть ненароком, подложив под бок подушку…

И ничего делать по дому я не собираюсь. Что я им — уборщица?

1998 год(Из дневника Алисы)

Листаю тетрадь-дневник и удивляюсь начитанности моей дочери, ведь цитату Канта вставила не я для красного словца, а она сама, так что можно порадоваться хотя бы тому, что должное образование в дочь мне удалось вложить, несмотря на постоянное сопротивление оному. Или это врожденная интеллигентность, которую не вытравить ни испорченной генетикой, ни пагубными пристрастиями? Только позже, на крутом вираже наркозависимости, когда мозги окончательно снесло, Алискины дневниковые записи перешли в такой же бред, что творился в ее голове, а пока даже стилистика вполне приемлема для интеллигентного человека.

Тут она упомянула про подоконники. Да, в той квартире, которую я сейчас готовлю к продаже, действительно невероятные подоконники, потому что стены дома возведены немецкими военнопленными сразу после Великой Отечественной войны. Отсюда и название дома, в просторечье именуемом «сталинка». Таких домов, с почти метровыми стенами и потолками высотой более трех метров, в городе несколько. Мы въехали в квартиру после капитального ремонта, когда строители заменили деревянные перекрытия между этажами бетонными, осовременили электрику, отопление, перекрыли крышу. Короче — от прошлой сталинки остались только мощные стены. Да еще, говорят, под домом сохранилось с советских времен бомбоубежище…

…Алиса пропадала не на все полгода целиком, а рваными урывками. Забыть бы все. Забыть! Если вообще можно забыть, как мысленно хоронила собственную дочь неоднократно. Когда я уже отчаивалась увидеть ее живой, и свыкалась с безысходностью, Алиса появлялась на миг дома, чтобы изощренно продлить мои мучения. А потом так же внезапно исчезала, прихватив деньги и ценные вещи для продажи…

Как-то позвонили из техникума и предупредили, что отчисляют Алису за несданную зимнюю сессию, но повлиять на ситуацию я не могла. Отчислят так отчислят… Об этом ли мне сейчас думать? Жива ли? — вот главный вопрос.

Окончательно дочь появилась, когда я перестала ее искать и оплакивать, потому что мои собственные проблемы нарастали снежным комом. Невозможно находиться постоянно в аду. Я слишком долго испытывала стресс.

То, что мы втроем скрывались в августе в санатории от разборок на риэлторской фирме Грека, было всего лишь первым этапом. Никакие «крыши» не смогли разрулить назревающий конфликт сторон. Практически все Сашкины сбережения ушли, но фирму в прежнем виде сберечь не удалось. Ему пришлось начинать в одиночку с нуля, но уже не в Москве, а в Подмосковье, где возможности были несоизмеримо меньше столичных. Я его успокаивала, но…

Но Сашка-Грек вдруг решил, что без фирмы, без финансовой опоры, он недостоин меня — что за чушь собачья?! — поэтому он должен уйти. Такое могло прийти в голову только мужчине. А как же сакраментальное «и в горе, и в радости»?

Он ушел по-английски перед женским праздником восьмое марта. Издевательство или злая насмешка судьбы? Когда я вернулась с работы — его и след простыл: голые «плечики» в шкафу возвестили, что свои вещи Сашка вывез полностью. Хорошо хоть купленную бытовую технику оставил и подарки мне, не мелочился. А может, это из-за Алиски? Или, что вернее, из-за моего постоянно угнетенного настроения? Кому нужна женщина с проблемами, которая даже за границу поехать не желает, потому что, видишь ли, должна караулить свою проб…щую дочь? Что это, если не трусливое бегство мужика?

Алиска, дрянь такая, добилась своего! Больно? Очень больно!

Я дернулась сначала к телефону, чтобы позвонить Саше, но пока шла, поняла, что бесполезно звать его обратно. И унизительно…

Заглянула на кухню, а там на обеденном столе дожидается записка: «Прости, родная Татка, что не оправдал твоих надежд. Оставляю тебе деньги на первое время. Твой Сашка-Грек. Прости».

А рядом — некоторая внушительная сумма. Отступное? Мне отступное? Как же это мерзко!

Я бродила в пустой квартире из комнаты в комнату, слезы застилали глаза, а мысли путались:

— Все меня бросили! Все! За что вы так со мной?! Что плохого я вам сделала?!

А ответить некому…

Говорят, что беда не приходит одна. В этом я смогла убедиться, когда через неделю наш отдел отправили в бессрочный отпуск за свой счет. И сразу же я умудрилась подхватить грипп. До кучи!

В ночь температура приблизилась к сорока. То ли от вируса, то ли от других осложнений. Родителям звонить не стала. Не в час же ночи, в самом деле! Даже если я дозвонюсь, им придется идти через весь город по слабоосвещенным улицам, а ходить в темное время суток теперь небезопасно.

О вызове скорой помощи я что-то не подумала. Оставалось дожидаться утра… Сквозь шум в ушах я услышала, как в замочной скважине повернулся ключ, и в комнату кто-то вошел. Я даже сначала не поняла, что это Алиса:

— Мам, ты что тут… Одна?

— Алиса, мне плохо… — только и успела сказать я и отключилась.

Дочь потом рассказала, как сидела рядом со мной, держа за руку, не зная, что делать, а рано утром позвонила бабушке Оле, моей маме, и та примчалась спасать. Вдвоем с Алисой они меня и выхаживали. Помню смутно, потому что находилась в полубреду, и в себя пришла только на третий день. Мамины знакомства в медицинской сфере помогли избежать больницы. На дом приходил участковый врач, а потом прибегала медсестра, которая делала уколы и ставила капельницы. За определенную плату, конечно.

Как хорошо болеть под присмотром мамы, когда квартира вылизана до блеска, а еды — полный холодильник. Мне показалось, что даже Алиска притихла. Вот уж она вовремя появилась, а то бы нашли мой хладный труп. Правда с мамой я обычно перезванивалась каждый день… Ну, не совсем, каждый, но через два-три дня — обязательно. Слишком много мне пришлось от мамы скрывать последнее время. Про Алиску ей и сейчас ничего толком не рассказала, даже про брошенный техникум.

Как только я оклемалась, начала срочно искать работу, потому что дочь не собиралась этого делать. Не класть же, в самом деле, зубы на полку! Но к деньгам Грека пока было слишком больно прикасаться.

Опускаться при наличии высшего образования до рыночной торговки или дворничихи не хотелось. Отмечалась на бирже труда и ходила по адресам, где требовались работники офисов, но натыкалась лишь на похотливые взгляды директоров или владельцев фирм. Красивой женщине живется тяжело на свете без постоянного защитника рядом. Когда я приходила устраиваться на работу, то по-простецки мне давали понять, а то и говорили открытым текстом: «Переспишь со мной, посмотрим, на что ты годна. Тогда и решим, брать ли тебя в штат». Быть чужой подстилкой я не могу. Не могу и все! Хоть режьте! Лучше уж в дворники.

Но другой работы не было. Это только так кажется, что женщина с высшим образованием легко впишется в коммунальщики низшего звена. Такой опыт работы случился у одной моей подруги как раз в то время, когда я искала работу… Вакантные места поломоек подъездов разбирались влет, потому что это была работа в тепле, а вот дворничихи еще кое-где были нужны. Но шоком для подруги стало другое: разговоры на повышенных тонах и только матом, разборки чуть ли не до драк за каждую метлу… Она смогла выдержать неделю, что лишь укрепило меня во мнении — к коммунальщикам не соваться.

После долгих мытарств на бирже труда мне дали возможность получить новую специальность в придачу к моему высшему техническому образованию, которое в условиях перестройки обесценилось. Я закончила курсы бухгалтеров, и сразу стала востребована в кооперативах, выросших в новых капиталистических условиях, как на дрожжах. Только приходилось осторожничать с трудоустройством, ведь любой работодатель мог повесить на материально-ответственного бухгалтера всех собак, а то и в тюрьму посадить за растрату. Поэтому я за длинным рублем не гналась: нужно сначала приобрести опыт работы. Хотя на хлеб с маслом теперь хватало.

В конце мая Алисе исполнилось восемнадцать лет, а значит, ее отец прекратил платить алименты. Она по-прежнему нигде не работала и не училась, болталась целыми днями без дела в компаниях сомнительных личностей. Но мне захотелось отблагодарить ее за то, что дочь случайно оказалась в марте в нашей квартире и тем самым — спасла мне жизнь. Или задуманная поездка — это последняя попытка наладить отношения с дочерью? Не знаю. Тем более что та сумма, которую мне оставил Грек, жгла руки. Хотелось от нее побыстрее избавиться, но — чтобы с пользой. Тогда я и решила в качестве подарка к совершеннолетию, свозить Алису в Испанию.

Мои подработки в кооперативах бухгалтером не мешали сорваться в любом направлении и в любой момент. Но… Все то же «но». Как ни склеивай разбитую чашку — трещины остаются видны. Буквально через три дня после прилета в Барселону, откуда нас доставили в небольшой портовый городок Бланес, я поняла, что зря затеяла поездку. Ничего изменить невозможно!

Было начало июня, поэтому купальный сезон на море не открылся, и мы с Алисой большую часть дня проводили в бассейне с подогревом, который оккупировали немецкие бесцеремонные и оглашенные отпрыски. Гаже детишек я еще не видывала!

Впрочем, их папашки и мамашки также не отличались хорошими манерами. Как известно: «От березки и осинки не родятся апельсинки». И те, и другие окидывали нас с Алисой недружелюбными взглядами, и, по-моему, родители подзуживали своих отвратительных детей делать нам гадости: то плюхнуться рядом в воду, чтобы брызги окатили нас с головой, то перевернуть наши лежаки с одеждой, то бегать вокруг, издавая дикие гортанные звуки… А Алиска — дряннушка! — провоцировала и без того разгоряченную немчуру на ратные подвиги своими раскованными позами в практически отсутствующем купальнике во время принятия солнечных ванн, что раззадоривало мужиков, не обремененных интеллектом.

Изо всех сил я пыталась делать скидку на чуждый менталитет, но выходило слабо. Приходилось выбирать время для купания так, чтобы немецкие семейства были как можно дальше от бассейна.

Я специально заказала отель с полупансионом в небольшом приморском городке, а не на удаленном от цивилизации побережье, чтобы с утра пройтись неспешно по магазинчикам, заглянуть на рынок в самый разгар урожая клубники. Это сейчас в России изобилие овощей и фруктов в любое время года, а в 1998 году такого еще не существовало, поэтому хотелось насытиться клубничкой под завязку. Конечно, на подмосковной даче тоже произрастала эта ягода, но не настолько сладкая и ароматная, как южная.

Интересно было побродить по улочкам города, подсмотреть уклад жизни испанцев: ухоженные огородики на окраине или убранство маленьких закрытых двориков у домов с огромным числом выставленных цветочных горшков, небольшими скульптурами и минифонтанами: «Кто во что горазд!» Мне, рьяному садоводу-любителю, так хотелось рассмотреть все поближе, но природная стеснительность перед иностранщиной, впитанная гражданами Советского Союза с рождения, не давала возможность пообщаться с обитателями двориков.

Нас с Алисой почему-то принимали за американок, а не за русских. К счастью, проверить знание английского языка было некому, потому что испанцы — ой, извините, не испанцы, а каталонцы! — изъяснялись исключительно на своем родном языке.

В специализированных магазинах мы с дочкой затоваривались легким сухим вином и соком. Хамон — как я называю, смеясь: трупное мясо двадцатилетней выдержки, — тогда мной еще не был распробован до такой степени, чтобы фанатеть. Гораздо позднее, со вторым мужем приехав в Испанию, я полюбила этот деликатес и уже не могла противиться желанию вкушать хамон чуть ли ни в каждом заведении.

Полупансион подразумевал завтрак и ужин, так что в обед мы с Алисой захаживали в околопляжные забегаловки, где можно отведать кушанья, соответствующие нашему кошельку. Языкового барьера, к счастью, не существовало, потому что на стендах выставлялись фото блюд и их цена.

Наша встречающая турфирма мигом уговорила нас с Алисой на разнообразную культурную программу, выжав все сбережения, так что на крупные покупки денег не осталось. Но я ничуть не пожалела потраченных сумм, побывав в невероятной Барселоне, отмеченной творениями Гауди. Общеевропейское повальное увлечение модернизмом в конце 19-го и начале 20-го века благодаря этому гению архитектуры придало красавице-столице Каталонии неповторимый облик.

Куда мы двинулись после Барселоны? На рыцарский турнир, конечно, импровизированный, но зрелище грандиозное. Нас удивила высокая цена за экскурсию, но оказалось, что туда входит кроме турнира и рыцарский ужин, и танцевальная вечеринка до поздней ночи…

Но при всем разнообразии впечатлений, поездка была странной. Я изо всех сил старалась свести наши предыдущие ссоры с дочерью на нет, но у меня плохо получалось. Мы с Алисой продолжали ссориться по пустякам, как только оставались один на один. Не помогли ни яркие испанские пейзажи, ни бассейн с подогревом, ни экскурсии в Порт Авентуру — местный «Диснейленд», ни в музей Сальвадора Дали, ни в монастырь Монсерат…

Алиса оставалась чужой. А моя ли это дочь? Или человек с измененным сознанием, который никогда уже не будет той милой девчушкой, что ластилась ко мне и бежала занимать место для меня в автобусе и электричке? Прошло то время, жаль, что быстро закончилось. Что мне теперь ждать от этой повзрослевшей, но, к сожалению, не поумневшей девушки?

Единственный положительный момент: после поездки в Испанию Алиса окончательно вернулась домой, перестав меня пытать каленым железом: «Жива — не жива». Мы сосуществовали пока что вдвоем, и мне казалось, что иметь Алиску на глазах лучше, чем хоронить ее ежедневно…

Лето. Жара. И скукота смертельная! Поэтому, встретив как-то на улице бывшую одноклассницу Инку Бахметьеву, меня занесло попутным ветром в компанию конченных неудачниц, которые барахтались вроде бы на плаву, но у них плохо получалось. Я одна была с крутым опытом общения с богатыми мужиками, поэтому чувствовала себя среди них чуть ли не королевой. Этот статус в компании меня очень привлекал. Сонь-ка-пэтэушница жила с мамашей-пьяницей, приводившей в дом черт-те кого. Но именно через одного из ее приходящих отчимов мы теперь и доставали наркоту. Ведь это круто! А деньжата у меня всегда водились. Жанка с Янкой вообще были фабричными, да к тому же и малолетки, а значит — рангом ниже. Ими можно было беззастенчиво командовать и открыто помыкать, а это тоже нравилось мне.

Почему в этой компании неудачниц оказалась Инка? Проще простого: она была страшнее атомной войны и чувствовала себя менее ущербной среди этих мелких шлюшек.

Я потусила с ними некоторое время, но отошла в сторону, потому что случилось невероятное… Голос в телефонной трубке показался мне в первую же секунду до боли знаком. Это был мой любимый Вова, мой принц на белом коне, с легкостью приобщивший меня к наркоте. Но это же такие мелочи по сравнению с тем, что он сам позвонил мне. Сам!

У нас с ним опять закрутилось, но после нескольких наших встреч случилась неприятность… Я несколько раз звонила ему, чтобы сказать о беременности, но он не брал трубку. А мне не хотелось жить! Не хотелось жить без Вовы! И тогда я снова наглоталась фенозепама…

Но кто-то сверху, наблюдавший за мной постоянно — я это чувствовала! — не дал мне умереть: в этот момент неожиданно позвонили Жанка с Янкой:

— Поедем кататься с пацанами на озеро.

Я и поехала, хотя из-за принятых медикаментов соображала с большим трудом. Вру! Опять безнадежно вру! Я вообще ничего не соображала! Поэтому, усаживаясь на заднее сидение авто, промахнулась и со всей дури въехала лбом в верхнюю железяку, узрев все звездное небо в алмазах одновременно. Никогда не видела подобного фейерверка! Наверное, я на какое-то время потеряла сознание, а когда очнулась, увидела над собой перепуганные лица девок и ребят. Кто-то из них спросил:

Конец ознакомительного фрагмента.