Принцесса для Аспида

Мария Высоцкая, 2020

Быть брошенной парнем в собственный день рождения? Легко! Напороться на хамство официанта? Никаких проблем. Влюбиться в этого зарвавшегося гада с первого взгляда? Проще простого. Попасть с ним в полицию, а потом краснеть перед отцом? Могу, умею, практикую. Только вот официант совсем на официант, а хоккеист. Наглый и с тяжелым характером. Я в его глазах – всего лишь инфантильная мажорка, чувства которой ничего не стоят. Он меня на дух не переносит, а я с ума схожу, когда он рядом. Цель поставлена: влюбить в себя, любыми путями. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Тея

Делаю глубокий вдох и складку. Сегодня, как и десятки дней до, я вновь в зале. Не могу выйти на лед, не получается. Стоит только подойти к краю бортика, и мне сразу становится не по себе. Страх заключает меня в клетку, в ней слишком длинные и острые шипы, стоит пошевелиться, и они впиваются в тело, режут кожу, врезаясь все глубже.

— Заканчиваем, — Лиля Федоровна отворачивается. Она злится. Наверное, ее уже достали эти промотанные со мной часы. Бесполезно потраченное время, даже несмотря на то, что ей за это платят, очень хорошо платят. — Тея, — ее лицо становится мягче, или же она пытается сделать его таковым для меня, не знаю, — я думаю, тебе необходима передышка. Пара недель отдыха не помешает…

— Почему?

— Девочка моя, мы занимаемся уже три месяца, и не сдвинулись ни на шаг. В зале выполнение просто идеальное, ты полностью восстановилась, плечо тебя больше не беспокоит, но стоит нам выйти на лед…

— Я знаю, но… давайте попробуем еще раз, сейчас, только надену коньки.

— Тея…

— Я смогу, правда смогу.

Лиля вздыхает и, нерешительно кивнув, покидает зал, идет на лед. Я же шнуруюсь и торопливо шагаю следом. Подхожу к краю, снимаю защитки с лезвий коньков и аккуратно ступаю на лед правой ногой. Пальцы крепче впиваются в бортик, и я приставляю вторую ногу. Выдыхаю. Мне просто нужно сосредоточиться, выкинуть из головы все лишние мысли. Меня ведет, становится не по себе, как и сотни раз до. Не понимаю, почему я раньше его не страшилась, почему раньше была наполнена отвагой и решительностью? Куда все это делось? Куда?

— Сделай пару кругов, — голос позади заставляет вздрогнуть, но я беспрекословно выполняю все, что она мне говорит, — хорошо, теперь покажи мне что-нибудь, то, что считаешь нужным сама.

Киваю и набираю скорость. Честно говоря, сегодня право выбора мне совсем не нужно, все элементы и поставленные номера перемешиваются в моей голове, превращаясь в наваристый бульон. Проще было бы выполнить что-то по указке, гораздо проще.

Выдыхаю, у меня получается, растягиваю губы в широкой улыбке, а на лбу проявляется глубокая мимическая складка. Она всегда там образовывается, когда я напряжена. Я радуюсь своей маленькой победе, но недолго. Как только дело доходит до прыжка, теряюсь, сжимаюсь подобно пружине, не докручиваю аксель, падаю.

За секунду до прыжка я лихорадочно думаю о том, сколько боли вытерпела в день моей травмы. Сколько стыда испытала после. Я так долго чувствовала это отвращение, мерзкое, липкое, направленное на саму себя, оно не давало покоя. По ночам, словно на репите, слышала хруст своих костей и распахивала глаза, долго смотрела в потолок, а по утрам старалась улыбаться. Я боялась, боялась показаться слабой, никчемной…

Наверное, это обычное дело — получить перелом ключицы, сотрясение, обычное дело для спорта, но не для меня. Я не выдержала натиска, не смогла. Возможно, виной всему моя несамостоятельность и идеальность окружающего меня мира. Мама с папой тщательно выстроили нежный, мягкий кокон, без боли, разочарований, они всегда старались ограждать меня от несправедливостей жизни, о которых я читала в книгах или видела в кино.

Кости срослись, синяки исчезли, а страх падения остался. Я очень быстро восстановилась физически, но так и не смогла преодолеть этот жуткий барьер морально. До сих пор не могу.

Под ладонями лед, он обжигает. Отталкиваюсь. Вытираю слезы, замечая, как уходит Лилия Федоровна. Она была права, я ни на что больше неспособна. Поднимаюсь и на дрожащих ногах доезжаю до бортика. В мареве эмоций абсолютно не замечаю того, как добираюсь до раздевалки, мне так плохо. Я бессильна перед своими страхами, никак не могу их побороть, у меня просто не получается. Психую и раздраженно убираю все свои вещи в сумку. Распускаю высокий хвост, разлохмачивая свои светлые волосы. В зеркало не смотрюсь, только поправляю лямки платья. Выйдя на парковку, замечаю Игната, он ходит вокруг машины, и я снимаю ее с сигнализации. Водитель оперативно садится за руль, дожидаясь, пока я заберусь в салон.

— Куда едем?

— Домой, — отворачиваюсь к окну, складывая руки на груди.

Когда машина заезжает во двор, вытягиваю шею, замечая черный «БМВ» Лили, они с мамой стоят на ступеньках особняка, разговаривают. Прижимаю ладошку к стеклу, словно так я услышу, о чем они беседуют.

Заметив мой мерс, Лиля касается маминого плеча и усаживается за руль. Уезжает.

Как только Игнат паркуется, сразу же вылетаю на улицу.

— Зачем она приезжала? — растерянно бегаю глазами по материнскому лицу, чтобы понять хоть что-то.

— Пойдем в дом, нам с тобой нужно поговорить, — мама берет меня под руку и заводит в столовую. — Чай?

— Нет. Что произошло? Зачем приезжала Лиля?

Мама нервно трет виски и присаживается напротив. Берет яблоко из стоящей корзинки, теребит его в ладонях, потирая бликующие красные бока пальцами.

— Доченька, мы вынуждены прекратить тренировки, именно с этим тренером.

— Она от меня отказалась, да?

— Мы подыщем другого…

— Не надо, — отрицательно мотаю головой, — это бесполезно.

— Тея.

— Это глупая затея, мама, я просто не могу.

— Может быть, стоит сходить к психологу?

— Я не сумасшедшая!

— Доченька, к нему и не ходят сумасшедшие.

— Я должна сама, понимаешь, сама, — растираю по щекам слезы, стараясь не смотреть на маму.

— Хорошо. Если ты считаешь, что так для тебя будет лучше…

— Я не знаю, не знаю, как для меня будет лучше. Не знаю. Я чувствую себя слабачкой. У папы была такая серьезная травма, он ходить не мог, а потом восстановился и стал чемпионом, мам. А я какую-то косточку сломала и больше не могу кататься. Мне страшно, я боюсь, что это произойдет снова. Я же опозорилась, там, на чемпионате юниоров, я опозорилась. Папу опозорила.

— Тея, — мама огибает стол и присаживается передо мной на корточки, сжимает ладошки, — девочка моя, ты правда думаешь, что для папы важны эти победы? Милая, мы любим тебя просто потому, что ты есть. Победы — это хорошо, но они не должны быть в ущерб чему-то, слышишь? Папа тобой очень гордится, как и я. Ты же такая умная, красивая, талантливая девочка.

— Правда?

— Конечно. Не плачь. Хочешь, мы с тобой съездим в город, пройдемся по магазинам?

— Давай, — начинаю рыдать еще сильнее, а мама, улыбаясь, гладит меня по голове.

— Тогда умывайся, и выезжаем.

— Ладно.

Пока я ковыряюсь в ванной на первом этаже и привожу свое красное и распухшее лицо в порядок, в гостиной начинают раздаваться голоса. Прислушиваюсь и выключаю воду. Отчетливо слышу голос отца, и кажется, он недоволен. Выглядываю в комнату и сразу оказываюсь замеченной.

— Никакой машины, — папин запрет мгновенно летит мне в лицо.

— Богдан, что случилось? — мама озадаченно смотрит то на меня, то на него.

— Она сбежала от водителя, села за руль одна и разбила бампер. Плевать на машину, — папа сразу сделал уточнение. — Ты хоть представляешь, что с тобой могло случиться в дороге, Тея?!

Хлюпаю носом, присаживаюсь на край дивана.

— Я не специально, просто…

— Что «просто»?

— А я изначально была против! — мама обращается к отцу. — У нее нет никакого опыта, никакого.

— Прекрати, Герда.

— Прекратить? Ты пришел, всех накрутил, а теперь говоришь мне прекратить?

— Не ругайтесь, — скулю себе под нос, — я больше не сяду за руль, водитель из меня не очень, как и фигуристка.

Мама, желающая что-то до этого сказать, закусывает губу. Ее взгляд меняется, и она садится рядом.

— Тея, — вздыхает.

— Что случилось? — отец присаживается по другую от меня сторону.

— Лиля Федоровна от меня отказалась, я опять не смогла, не смогла сегодня, — накрываю лицо ладонями, а в голове появляется нарастающая боль, — ты же смог. Почему я не могу?

Папа потирает указательным пальцем бровь, касаясь мамы беглым взглядом.

— Тея, прошло еще немного времени. Если ты действительно этого хочешь, то у тебя все получится.

— Правда?

— Правда, иди сюда.

Придвигаюсь ближе, упираясь носом в отцовское плечо, продолжая всхлипывать.

— Не реви.

— Я не реву.

— Тейка опять ноет?

Лепрекон, как и всегда, появляется в самый неподходящий момент. Отстраняюсь от папы, прищурено смотря на Ника.

— Изыди, нечисть.

— Сама такая. Пап, ты обещал пострелять из арбалета.

— Сейчас поедем. Не реви, — касается моей щеки.

Часто киваю, пытаясь улыбнуться, и почти сразу ощущаю мамино прикосновение к моим волосам. Подвигаюсь к ней.

— Заплети мне что-нибудь.

— Давай, — мама разделяет пряди, обращаясь к отцу: — Вы надолго?

— Нет, на пару часов. Я позвоню, когда Никиту домой отправлю. Мне потом нужно еще в офис заехать.

— Хорошо. Но я тебя прошу, следи за ним.

— Не переживай, ему выдадут пластмассовые стрелы.

— Я не хочу поддельные стрелы.

— А тебя не спрашивают, — папа подталкивает мелкого к выходу и, поцеловав маму, уходит следом.

— Успокоилась?

— Да. Мам, а можно сегодня к Польке поехать? В город.

— Зачем?

— Мы так давно не виделись, поболтаем, купим шампанского, посмотрим сериальчик.

— Шампанское в этом списке лишнее.

— Мне уже есть восемнадцать, — смеюсь.

— Да-да, я все никак не могу привыкнуть, какая ты у нас уже взрослая.

— Так можно?

— Можно, водитель тебя отвезет.

— А завтра я позвоню ему, когда меня нужно будет забрать.

— Хорошо.

— Ты самая лучшая мама на свете!

***

— Встречай гостей, — заваливаюсь к подруге, целуя в обе щеки, — блин, как у тебя здесь миленько, — прохожу вглубь квартиры, скинув босоножки.

— Мне тоже нравится, даже жаль, что я так редко тут бываю.

— Итак, какие у нас планы? — забираюсь с ногами на диван в центре гостиной. В квартире два уровня, на первом нет стен, только зональные ограждения и окна, эти огромные окна с нереально красивым видом на город.

— В общем, Тея, — Полина загорается каким-то сумасшедшим предвкушением, — мы едем на дрифт.

— Ты серьезно? — моя радость угасает. — Тебе действительно этого хочется?

— Это же адреналин. Ты только представь, — Полька разводит руки, — ночь, многоуровневая парковка, запах паленой резины шин, куча красавчиков на отпадных тачках…

— Мне кажется, ты идеализируешь, — вздыхаю.

— Ну Шелест, ну поехали, будет весело. В Японии это проходит так атмосферно.

— Не думаю, что у нас как в Японии.

— Тея!

— Ладно, хорошо. Но я лучше бы поехала в клуб.

— Боже, это такая банальность. А тут…

— Я поняла, куча мужиков и вонючая резина. Вызывай такси.

— Я уже, — пожимает плечами, хитро улыбаясь.

По приезде я действительно вижу перед собой многоуровневую парковку, въезд на которую напоминает спираль. Конечно, мы поднимается туда пешком, по лестнице, и на последних ступенях мне хочется свесить свой язык набок. Нереально трудно прошагать такой путь на каблуках.

На площадке одного из этажей целое сборище машин и их хозяев. Также немалое количество девиц, они, подобно Поле, пускают слюни на все это действо.

Складываю руки на груди, останавливаясь рядом с Поли. Осматриваюсь, замечая мониторы, показывающие, как заносит съезжающие по спиральке машины. Видимо, они и правда готовились основательно и напихали камер, чуть позже я узнаю, что они просто подключились к системе видеонаблюдения, установленного в здании, и только сейчас понимаю, что все это незаконно.

— Полин, поехали отсюда, если нас тут поймают…

— Кто нас поймает?

— Полиция…

— Тея, прекрати нагнетать. Всем пофиг. Ну вот кому мы все тут нужны?

— И все же, если нас поймают, твой отец тебя убьет.

— Ну да, папа может, но нас не поймают. И вообще, странно слышать это от человека, который угнал свою же машину.

— Очень смешно, — улыбаюсь.

— Так, я договорилась и поеду вон с тем парнем, — подружка указывает на высокого блондина, он стоит в паре метров от нас. — А ты?

— А я посмотрю со стороны.

— Боже, тебе точно лет семьдесят.

— Я просто дорожу своей жизнью, — высовываю язык.

— А мне хочется, чего-то… прям вау!

— Вперед.

Мурас Полина Игоревна походкой от бедра шагает к салатовому скайлайну, а все, что остается мне, завороженно смотреть в мониторы, наблюдая за тем, как их машину заносит на довольно крутых поворотах.

А потом, потом происходит что-то ужасное. Я слышу вой сирен, вижу, как машины начинают разъезжаться, а толпа людей — разбегаться в разные стороны. Несусь в этом потоке куда глядят мои глаза, полностью теряясь в пространстве.

Каблук подламывается, и я оступаюсь. Щиколотку пронзает резкой точечной болью, с губ срывается всхлип, а чужая рука опоясывает мою талию.

— Ну привет, — на самое ухо, — оказывается, ты не только ездить не умеешь, но и бегать.

Его голос выводит из транса, заставляет повернуть голову и столкнуться взглядами. Это он, тот, с кем я встретилась на своем дне рождения.

— Отпусти, — отлепляю его ладонь, — чего тебе надо?

— Если ты не поторопишься, то проведешь эту ночь в ментовке, перспектива так себе, — он нагло тянет меня за собой, но я словно приклеиваюсь к полу. Замираю. Меня перетряхивает от его близости, рядом с ним я становлюсь не собой. Смотрю в его лицо и не могу ничего сказать, ничего, просто смотрю. У него такие длинные ресницы и глаза, яркие, наглые глаза. А ведь я до сих пор не знаю его имени… до сих пор.

— Пошли.

— Куда? — хлопаю ресницами.

— Вниз, — его усмешка запечатлевается в моей голове, — поздно.

Он кривит лицо, а я вздрагиваю от ощущений чужого прикосновения к моему плечу. Обернувшись, вижу перед собой полицейского. Мой «знакомый» делает попытку сбежать, но ему заламывают руки, довольно грубо заталкивая в полицейскую машину. До меня долетает поток отборного мата, и я нервно сглатываю, все еще не веря, что действительно проведу эту ночь в полиции.

— Ты тоже едешь с нами!

Лейтенант не церемонясь толкает меня к машине, а я совершенно не представляю, как буду оправдываться перед родителями. Еще и Полька пропала, очень надеюсь, что хотя бы ее не постигла подобная участь. В сумочке начинает трезвонить мобильный, я успеваю заметить лишь имя абонента — Поля, прежде чем у меня отбирают телефон.

— Этих в отдел.

Голос позади словно в тумане. Обнимаю себя руками, сидя внутри полицейского уазика, и смотрю на решетки. Меня трясет. Как, как я могла во все это впутаться?

Плечи покрываются мурашками, становится слишком холодно, все же мне стоило надеть куртку. Растираю гусиную кожу, продолжая всхлипывать. Совсем скоро у меня начнется истерика.

— Не реви, они выяснят, кто ты, позвонят твоему отцу, и он тебя заберет.

Его голос кажется таким громким, хотя на самом деле он говорит тихо, почти шепотом. А ведь я даже не заметила, что нас посадили в одну машину. Тут четыре человека и слишком мало места, нас практически в прямом смысле засунули в багажник с лавочками друг напротив друга. Но даже в этой тесноте я абстрагировалась настолько, что не заметила его. Совсем.

— Это ужасно, я не хотела сюда ехать, не хотела…

— Но приехала, — снимает свою джинсовку, накидывая мне на плечи, — тебя трясет.

— Спасибо, — стягиваю материал, стараясь завернуться в него как можно сильнее.

Он остается в одной майке болотного цвета, взгляд сам падает на переплетение татуировок, они видны в широком V-образном вырезе. Где-то черные, где-то цветные рисунки затрагивают не только грудную клетку, нет, правая рука облачена в татуированный рукав, он доходит до самых пальцев.

— Понравилось? — крутит запястьем, глядя в мое лицо с усмешкой.

— Что это за змея? — касаюсь его кожи, и мы оба вздрагиваем.

— Коралловый аспид.

— Звучит красиво.

— Не думаю, что встреча с ней тебе бы понравилась, — отдергивает руку и, отвернувшись, сжимает ладонь в кулак.