И охотник вернулся с холмов

Мария Пастернак, 2022

Уолден Мак-Грегор – студент, он учится, путешествует с друзьями, подрабатывает на бензоколонке и пишет работу об исторических корнях кельтских мифов. Его собственная семейная история тоже уходит в глубь веков: ведь предки Уолдена принадлежали к древнему шотландскому клану, из которого вышел легендарный герой Роб Рой. Детство Уолдена прошло в Шотландии, в уединенном поместье «Королевская рыбалка», где остались обожаемые дед и отец. А теперь он живет в Оксфорде – с матерью, отчимом, братом и сестрой. Прошлое манит его: он знает и любит семейные предания, с детства сочиняет истории об Одиноком Рыцаре, страстно увлекается исторической реконструкцией и фехтованием. А еще Уолден пытается разобраться в своих чувствах к родителям, когда-то при разводе разлучившим его с братом. Встреча с юной клоунессой Джо, русской студенткой Гилдхоллской школы музыки и театра, помогает ему по-новому и с любовью взглянуть на мир вокруг и на свою собственную семью. Новая книга Марии Пастернак, чей исторический роман «Золото Хравна» уже завоевал симпатии читателей, говорит с нами о современности, но прошлое главного героя, его семьи оказывается важнейшим участником событий. Ведь из прошлого прорастает будущее, и только из него.

8 глава

Если старый знакомый будет забыт,

То о нем никогда не вспомнят.

Если старый знакомый будет забыт —

Старое доброе время тоже.

За старое доброе время, мой дорогой,

За старое доброе время.

Мы еще поднимем бокал доброты

За старое доброе время,

За старое доброе время.

«Аулд ланг шайн». Старинная шотландская новогодняя песня. В 1788 году была переведена Робертом Бернсом с языка скоттиш^[46] на английский. Автор перевода на русский неизвестен.

Снег растаял везде, кроме ложбин и оврагов. Дальние горы, озеро и лес каждое утро просыпались, окутанные туманом, таким густым, что казалось, можно его резать ножом или катать из него шары. К полудню он слегка рассеивался и на небосводе выплывал бледный кружок, напоминавший о том, что солнце все же существует.

Тридцать первого с утра мы с дедом прошлись вдоль озера. Дорога была видна впереди шагов на пять. Над озером туман стоял особенно густо: горы, холмы и противоположный берег будто слизнули белым языком. Туман усиливал запахи, но поглощал звуки. Плеск рыбы в озере, пересвистывание корольков в лесу, протяжный крик желны, дальний вороний грай — все казалось слегка приглушенным. На этом фоне собственный голос звучал преувеличенно громко, поэтому, если мы с дедом решали обменяться парой фраз, инстинктивно переходили почти на шепот.

Едва сойдешь с тропинки, как топкий берег пытается отнять твои сапоги, ноги скользят по влажной глине. Постепенно на подошвах вырастает тяжелый воротник и идти становится совсем уж тяжело, точно колодки тебе набили, как каторжному.

Мы шагали молча, вдруг Оскар встал как вкопанный и коротко взвыл. И тут же, с хрустом проломив кусты, перед самым моим носом выскочил здоровенный олень, молодой взрослый самец. Мы оба замерли — и он, и я, глядя друг другу в глаза. Шерсть на его боках намокла и свалялась, влажные ноздри шевелились. Он смотрел на меня не моргая, как мне казалось, целую вечность, и я смотрел на него как завороженный. А потом он вдруг мотнул головой и исчез в тумане, как и появился — только треск прошел по кустам. И сразу же следом за ним, но не так близко пробежали две самки и подросший сеголеток^[47]. В тумане видны были только смутные их силуэты.

— Ого! — сказал я.

— Хм. Такого в городе-то не увидишь!

— Такое и тут не часто увидишь.

И джинсы, и свитер за время прогулки пропитались влагой. Мы повернули к дому — теперь дед впереди, а я следом. Он шагал неторопливо, поглядывая по сторонам, иногда покашливал или трепал Оскара по голове. По дороге я нарубил рябиновых и можжевеловых веток, дома оставил их на кухне у плиты, чтобы просохли. Сейчас тут хозяйничала Эви с дочкой. Эви приготовила свой знаменитый фруктовый кекс с орехами, который она всегда пекла к Новому году, ну и они обе настряпали столько всего, что и семерым за неделю не съесть.

К вечеру подморозило, все покрылось тонкой коркой льда. Я вышел принести дров и чуть не навернулся у крыльца. Ледяной ветер ломился в окна, сбивал ветки с деревьев, сорвал все листья, которые еще оставались на яблонях, разнес туман в клочья. Я вернулся в дом с охапкой и, пока Эви накрывала на стол, затопил камин в гостиной.

Конечно же, дед не лег в одиннадцать, как грозился. Мы расселись за столом. Огонь в камине весело трещал, пахло можжевеловым дымком, горячие отблески плясали на стенках внутри камина, на полу. Северный ветер порой залетал в трубу, выл, и тогда всполохи становились ярче и тени начинали плясать по стенам.

На столе также горели свечи, была куча самой разной еды, и хотя я весь день таскал что-нибудь — то яблоко, то кусок пирога, почему-то снова был жутко голоден.

За столом кроме нас с дедом были Эви, а также ее муж и дочка. Муж Эви, Бриан, славный человек, грузный, совершенно лысый. Дочь Китти — уже не очень молодая девушка, лет тридцати пяти, рыжеватая. У нее была такая улыбка, будто она ее стеснялась. Точно кто-то имел что-то против того, чтобы она улыбалась. И если я встречался с ней взглядом, она моментально отводила глаза. Почему-то в своих историях я определил ей место горничной королевы. «Проходите, милорд, королева ждет вас», — и опустила взгляд. Это идеально бы ей подошло.

Мы подняли тост за удачу в новом году для всех нас, а потом налегли на еду. Я наконец объелся так, что на съестное уже смотреть не мог. Эви, ее муж и Алистер выпили еще виски и стали петь. И я тоже пел «За старое доброе время» и другие песни. Страшно клонило в сон — наверное, потому, что накануне я проснулся раньше обычного. Тут Эви встала и включила телевизор, и я решил, что этого мне точно уже не пережить, попрощался со всеми и сбежал в свою комнату, а они остались смотреть новогоднее поздравление премьер-министра Шотландии и репортаж из Эдинбурга, где в это время буянили на улицах Лиам и другие мои дружки.

Ну да, если честно, празднование Нового года тут у нас, в Королевской Рыбалке, не сказать, что огонь. В следующий раз, может быть, я и уеду в Эдинбург махать факелом и орать «Хогманей» и «Свободная Шотландия!», посмотрим. Как-то мне этого все же не хватает.

Я лежал на кровати, теперь мне почему-то не спалось. В комнате было холодно, электрокамин работал, но толку от него было мало. Я решил затопить маленькую железную печку. Поначалу она жутко дымила, так что пришлось поднять створку окна, чтобы проветрить. Теплее от этого не стало. Потом дрова разгорелись, печка загудела, дым пошел в дымоход. Я завернулся в плед, сел перед самой печкой, приставил к ней ладони. Вот так здесь же, может, в этой самой комнате сидел Рональд Мак-Грегор и грелся от жаровни, полной углей… Или мой Одинокий Рыцарь. В его времена таких печей еще не было, но я все равно еще немного поиграл в него. Как он приехал и вошел в тот трактир. Я открыл печную дверцу, представил себе, как он сидит у очага, как в горячем воздухе постепенно согреваются его окоченевшие в дороге руки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

46

Скоттиш (Scottish) — шотландский диалект на основе английского языка.

47

Сеголеток — олененок, рожденный в этом году.