Игра в камешки

Мария Федотова, 2019

Однажды девочка Нулгынэт увидела совсем маленького человечка и удивилась: почему он низенький такой? «Он просто ребёнок, точь-в-точь как ты!» – засмеялась мама. А откуда малышке знать, что на свете существуют другие дети? На всю округу она единственная – до ближайшего посёлка день пути на санях! Имя Нулгынэт означает «рождённая во время кочевья», и живёт она в бригаде оленеводов в якутской тундре. Шоколадная конфета или резиновый мячик для неё диковинки из «большого мира», зато она не боится встречи с волками и однажды помогла вылечить раненого орла. Ездить верхом на олене Нулгынэт научилась раньше, чем писать и читать, а её любимые игрушки, разноцветные камни, умеют превращаться хоть в диких зверей, хоть в дома, хоть в сокровища. Девочка словно героиня мультсериала «Гора самоцветов»: настолько же нереальной кажется она сама, настолько же волшебной – её жизнь. Но хотите верьте, хотите нет, а собранные под этой обложкой истории – вовсе не сказки, а воспоминания повзрослевшей Нулгынэт! Её зовут Мария Прокопьевна Федотова, она педагог с большим стажем и популярный на Дальнем Востоке детский писатель, чьи книги выходят на трёх языках: якутском, эвенском и русском. Книга «Игра в камешки» изначально опубликована на якутском языке, на русский её перевела Ариадна Борисова. За эту повесть автор и переводчик удостоены премии имени Владислава Крапивина в номинации «Малая Родина – Большая Россия». Иллюстрации Ирины Галкиной идеально передают уникальный колорит книги. Для читателей младшего школьного возраста «Игра в камешки» наверняка станет открытием: какой, оказывается, разнообразный наш мир! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Смерч

Иногда мы оставались в чуме вдвоём с дедом. Он что-то мастерил из железа, а я играла железными обрезками.

Дедушка всегда припасал для меня кусок сахара. Я этот сахар съедала не сразу: пососу немного и бережно прячу в карман. Такого лакомства, как у деда, больше не находилось ни у кого. Когда на меня нападал приступ щедрости, я делилась сахаром с другими. Они радовались и тоже угощали меня кто чем мог.

Спала я на дедушкином узорчатом сундуке. Спать на нём было удобно, совсем не жёстко. Я любила просыпаться и видеть, как дед хлопочет над чайником и готовит завтрак.

В тот раз, как всегда перед завтраком, я пошла погулять. Слышался странный звук, будто кто-то большой неподалёку ломает ветки. Я зашла за пригорок. Сидела, играла. Называла камешки и палочки разными именами — они для меня были как живые!

Вдруг раздался пронзительный свист ветра и громкий человеческий крик. А потом кто-то сердитый принялся греметь посудой. Порывом ветра мне в лицо бросило землю и мелкие щепки. Из-за пригорка я видела: наш чум летит, как огромная страшная птица, а узорчатый сундук лихо скачет вниз по горе! Деда нигде нет. Наверное, ветром сдуло. Я испугалась и громко заплакала. Вдруг слышу слабый оклик: дедушка подошёл. Одежда на нём кое-где порвана, лицо в ссадинах…

— Какое счастье, что ты, внучка, на улице заигралась! Он и меня-то, человека взрослого, чуть не убил, а детку малую запросто бы с собой унёс!

— Ты о ком? Кто тебя чуть не убил?!

— Смерч. Такого сильного, как сегодня, я и не помню.

Я подумала, что смерч — это человек, и спросила:

— Ты его видел? Он правда сильный?

— Конечно! Вон как наше жилище летело…

«Неужели смерч сильнее деда?» — удивилась я про себя.

— Деда, а что, он тебя на руках подкидывал?

— Нет у него рук. Смерч — не человек, просто очень-очень сильный ветер. Как щепку меня бросал… Как только я жив остался!

— Дедушка, а значит, я тоже не умерла?

— Что ты, что ты! Ещё чего придумала — умирать, такая маленькая! Вот старушкой станешь, тогда и умрёшь!

Дед часто задышал, схватился за грудь.

— Больше не говори так! — попросил он и погладил меня по голове.

— Деда, а ты старик?

— Старик.

— А когда-то был старушкой?

— Был, был, внучка, — рассеянно отвечал он, подбирая уцелевшую посуду. — Пойдём чум ставить.

Я собирала разбросанную повсюду утварь и думала: «Вот и я когда-нибудь стану стариком…»

К приходу родных мы уже всё привели в порядок. Словно и не бывало никакого смерча.