Воспоминание о Вальсе

Мария Фомальгаут

Орлой приходит в себя, Орлой думает, кто он, что он, вспоминает, что он – Орлой, и время показывает. Ну, конечно, не только Орлой, еще и кнедлики, еще Совиная Мельница, еще две башни, еще Вепрево Колено, еще фигуры из стекла, еще три черта со скрипками, еще дефенестрация, еще много еще чего…

Две страницы

Один час двадцать минут.

Три часа пятнадцать минут.

Двенадцать часов.

Три дня.

Две недели.

Привет, говорит Анна.

Привет, говорит Алан.

Сегодня Анна и Алан будут вместе. Надолго ли, неизвестно. В прошлый раз они целых полмесяца были вместе. Алан высчитывал, они каждый раз вместе все больше и больше. Только это ничего не значит, сегодня может быть две недели, а в следующий раз — полчаса или вообще полминуты, как в первый раз, когда Алан толком и не понял, что это было, и Анна тоже не поняла.

На картинке Алан. А на другой картинке Анна. То есть, не Алан и не Анна, у них в книжке имен нет, это Алан их так назвал, потому что похожи. Вот человек стоит на фоне огромного мегаполиса, где облака проплывают на уровне верхних этажей, где город закручен сам на себя причудливыми магистралями — это Алан. А вот девушка стоит на балконе старинного дома, это Анна.

Когда Анны нет, Алан открывает книгу и смотрит.

Анна и Алан.

Нет, ну что вы, говорят в паспортном столе, какая она вам жена, вы сами подумайте, как она может быть вашей женой. А если я её сюда приведу, спрашивает Алан, и мы распишемся, спрашивает Алан. Ничего вы не распишетесь, отвечают в паспортном столе, она же не отсюда. И что, что не отсюда, ругается Алан, вам что, межрасовые браки не нравятся или межвидовые, или еще какие. Да не в этом дело, говорят в паспортном столе, а в чем дело, объяснить не могут.

А сегодня было всего двенадцать часов. Алан засекал.

Закрой, закрой, кричит Анна, бросается на Алана, захлопывает книгу, прячет на полку. Алан не понимает, вроде так хорошо в книге было, вот Анна, вот Алан, а Анне не понравилось.

А Анна говорит — закрой, закрой.

И никогда не открывай больше.

И Алана обнимает. Алан думает, надолго ли. Он еще не знает, что сегодня всего на полчаса.

А вот один лист, а вот другой лист, говорит Прозорович, это фамилия такая. И два листа складывает. А вот теперь они вместе, говорит Прозорович. А вот снова отдельно. Алан кивает. А вот два трехмерных мира, говорит Прозорович. Где, спрашивает Алан. Ну, один здесь, один там, говорит Прозорович. Вот они соединились, вот они вместе. А вот они снова порознь. Стоп-стоп, говорит Алан, не может такого быть, они друг на друга накладываются, но все равно порознь. Не может быть, говорит Прозорович. А есть.

Алан обнимает Анну, говорит — больше никогда-никогда не откроем. Никогда-никогда, соглашается Анна. Книга закрыта. А Анна с Аланом вместе уже три года. А в паспортном столе все равно руками разводят, ну да не век руками разводить будут. Алан боится, надолго ли. Навсегда, говорит Анна. Как так, говорит Алан, ты что, договорилась с ними, что ли. Ага, говорит Анна. Алан смотрит на Анну и понимает, тут что-то не так.

Что ты с ними сделала, спрашивает Алан Анну, показывает куда-то вверх, вверх, что ты с ними сделала. С кем сделала, не понимает Анна. С ними, которые наши страницы перелистывали. Что ты, про что ты говоришь вообще, не понимает Анна. Алан смотрит на неё, видит — она все понимает. Алан тоже все понимает, что сделала Анна. Не говорит.

А сегодня умерли еще трое из тех, кто открывал книгу. Алан держит книгу, не открывает, нет, нет, нет. Думает бросить в огонь, да где здесь взять огонь, это у Анны камины в каждой комнате, а здесь огня днем с огнем не сыщешь. Алан не бросает книгу в огонь, что-то подсказывает ему, что так будет еще хуже.

Алан и Анна ложатся спать, Анна дует на светильник, пытается погасить, Алан смеется, щелкает выключателем. Вспоминает, вроде есть какие-то светильники, которые гаснут от дуновения, надо прикупить парочку.

Алан смотрит на книгу.

Думает, сколько им с Анной осталось.

Не знает.