Дрезд из Дроздена

Мария Фомальгаут

В Дрездене жил дрозд. Каждый день он летал над Дрезденом и смотрел на город. Но однажды ему сказали: – Если вы дрозд, вы должны жить в Дроздене, а если вы живете в Дрездене, вы должны быть дрезд. Вы кто – дрозд или дрезд?

Здесь граду быть

Я огибаю невысокую скалу, иду к холмам. Пустыня ложится мне под ноги, как будто уже сдается мне, победителю — но я знаю, что это обман, что она не скоро признает себя побежденной.

Здесь нет ничего, только пустыня, бескрайняя, бесконечная, бесчувственная, как сама смерть. Чахлые деревца нет-нет мелькают на горизонте, и все кажется, что ветер занес их сюда даже не из лесов к северу, а вообще откуда-то с далеких звезд.

Мертвая земля, высохшая земля, — от северного до южного полюса, земля, никогда не знавшая жизни кроме вот этой вот чахлой поросли, отчаянно борющейся за жизнь. Я пришел на эту землю со звезд, сам не знаю, зачем пришел, все говорили, что я пришел зря.

Но я знаю, что на этой земле — когда-то — будут города.

Это сейчас здесь ничего нет, серые холмы и серые скалы, но я уже вижу, как положу здесь первый камень, как сложу из камней первый дом, и позову людей, и они поставят здесь первый город, и в городе будут жить люди.

Сначала никто не поверит, что здесь можно жить, будут прилетать сюда осторожно, нехотя, потом больше, больше, с умирающей земли, которой осталось жить какие-то тысячи лет, на новую землю, которую я нашел.

Здесь будут города…

Я огибаю невысокую скалу, иду к холмам. Пустыня ложится мне под ноги, как будто уже сдается мне, победителю — но я знаю, что пустыня давно победила нас.

То тут то там на горизонте мелькают руины — руины городов, обломки, которым уже не суждено возродится. Стены и башни медленно рассыпаются в прах, и ветер уносит их останки в пустыню.

Я знаю, что на этой земле когда-то были города.

Когда-то, совсем недавно, может, лет пятьдесят назад здесь были цветущие города, от которых осталось одно воспоминание. Я брожу по мертвым городам уже второй месяц — даже не для того, чтобы найти кого-то живого, просто потому, что мне некуда больше идти.

Кажется, на всей планете не осталось ничего, кроме высохших костей и белых руин…

Я вспоминаю, как пал первый город, как исчезали один за другим остальные города, как держался последний район, и уцелевшие люди считали меня вождем, как на всей планете больше никого не осталось.

Кроме меня.

И синего солнца…

И не верится, что когда-то здесь были города…

Я знаю, что здесь будут города, я уже представляю себе на этой пустоши кварталы и площади.

Наверное, сначала придется строить одному, никто не верит, что у меня что-то получится. Но у меня должно получиться, просто должно. А куда еще перевозить людей с умирающей земли, как не сюда, не на эту землю — воздух редковат, но дышать можно, холодновато даже на экваторе, но ничего, зимой в Сибири и не такое бывает. Так что если посадить здесь деревья… И на Марсе будут яблони цвести…

На Марсе… Это дальше всякого Марса, сюда еще не каждый полетит, на дорогу уходят века — но никакой другой земли ближе к Солнцу я не нашел…

Города…

Здесь будут города…

Я прямо вижу, как мы дробим шахты, вытягиваем из чрева чужой земли топливо, как загораются в домах первые огни, как планету сковывают рельсы, туннели пневматических путей, как носятся скорые поезда, как небо рассекают флаеры. Вон там, на плато будет космодром, сюда будут день и ночь опускаться крылатые машины, везти людей, вещи, я представляю, как на какой-нибудь машине сюда привезут сокровища Лувра и Эрмитажа, спасенные с погибающей земли…

Это все будет…

Очень скоро…

Редкий воздух жжет мне легкие, но я верю, что когда-то здесь можно будет дышать полной грудью…

Я помню, что здесь были города, я еще представляю на этой пустоши кварталы и площади.

Никто не помнит, как все пришло в упадок, с чего началось начало конца — я спохватился, когда дело зашло слишком далеко. Человеческая колония рассеялась по всей планете, разбилась на области, автономии, федерации, империи, откуда ни возьмись появлялись новоявленные князья, президенты, императоры, властелины, потом были какие-то экономические блокады, эмбарго, потом кто-то обещал построить новый прекрасный мир, а кто-то обещал конец света.

Это было давно…

Кажется — в прошлой жизни…

Потом была война кого-то с кем-то, я не знаю, кого и с кем, я не мог разобраться, я не думал о политике, я строил города. Потом три величайшие империи перестали существовать, а остальные лежали в руинах. Тогда-то я и спохватился, но спохватываться было уже поздно. Я ходил по городам, я собирал наполовину одичавших людей, я выстраивал новые дома из руин, строил стены, чтобы ветер пустыни не высушил пашни.

Тогда еще по планете ходили какие-то поезда, и я помню, как рельсы и пневмолинии останавливались одна за другой, и небо опустело без крылатых машин. Я помню, как набирал номера, по которым уже никто не отвечал, как заходил на чьи-то сайты и читал, что последнее обновление было полгода назад.

Уже тогда под ликом городов виднелись руины.

Здесь были города.

Кажется, бесконечно давно — здесь были города.

Редкий воздух жжет мне легкие, и не верится, что когда-то здесь можно было дышать полной грудью…

Я остановился на широкой равнине — здесь будет храм. или дворец. Что-то фундаментальное, величественное, огромное, что переживет века. Какие-нибудь колонны, купола, арки, золото, много золота, или нет, лучше серебра, оно будет сверкать под синим солнцем.

Сегодня я и начну строить. Нет, не храм, сначала дома, много домов, потом выложу в Интернете объявления, квартиры на Астарте. Недорого. Через каких-то двести лет можно будет встречать первых поселенцев, у меня уже будет готов город для них.

Двести лет — срок немалый.

Но я доживу…

Я должен дожить, у меня нет другого выбора.

Я остановился на широкой равнине, посмотрел на руины храма. Странно, что этот храм держался до последнего, когда уже все рухнуло, погубленное сдвигами каких-то плит, про которые никто ничего не знал.

Тогда уже никто не сомневался, что это конец, конец всему, конец нашему миру, который мы так долго строили, конец городов, конец цивилизации. Тогда уже по планете катилась волна эпидемий, я даже не знал, что это было, чума, туберкулез и проказа вместе взятые, что-то жуткое, сжигающее человека изнутри. Это было лет пятьдесят назад, и все-таки как в прошлой жизни, когда мы собрались на окраине когда-то величайшего из городов, еще надеялись выжить, начать все сначала. Нас было около двухсот, и я по очереди закрывал глаза им всем, и по очереди зарывал их всех в землю и ставил кресты.

Кажется, вечность прошла…

Это было лет пятьдесят назад…

Я покинул развалины храма, поднялся на холм.

Я встретил его на вершине холма.

Даже испугался, никак не ожидал, что увижу здесь человека, просто не могло здесь быть человека. Но он шел мне навстречу, невысокий, изможденный какой-то, глаза ввалились, горят огнем, как будто человек тяжело болен.

Он тоже увидел меня. Остановился в двух шагах. Мы стояли и смотрели друг на друга, кого-то он мне напоминал, очень сильно, я не мог вспомнить, кого.

А потом меня как будто по лицу хлестнули.

Я узнал…

На вид ему было несколько тысяч лет, не меньше, он был худой как палка, без единого волоска на лысом черепе — и все-таки я узнал самого себя.

Тысячи лет разделяли нас…

А может — больше.

На его лице были следы веков, следы каких-то войн, побоищ, катастроф, эпидемий, следы разочарований, поражений, бессонных ночей. Мы не сказали друг другу ни слова, да, наверное, не могли сказать, — но все и так было понятно.

За его плечами темнели руины, обломки стен, мертвые города, развалины, в которых трудно было что-то узнать, и там, где я задумал храм, теперь белела груда камней. Он сокрушенно кивнул в сторону обломков — видишь, что случилось — и побрел куда-то на север

Я так и не понял, надо ли идти за ним — он исчез так же быстро, как появился, только легкая дымка всколыхнулась на горизонте.

Холмы…

Холмы, на которых будут лежать руины….

И нужно было возвращаться домой — пока еще не поздно вернуться — и я шел вперед.

Шел — сам не знаю, зачем. Он, тот, другой, предупреждал меня, и все предупреждали, я и сам чувствовал, что не так просто будет построить город…

И все-таки я шел вперед.

Сегодня я буду рыть котлован, а потом положу первый камень, а потом построю первый дом…