Осень в розыске

Мария Фомальгаут

Сколько было рук у Ча Родея? Каково настоящее имя Имени? Сколько сотен дней в январе? Сколько стоит будущее? Можно ли раскрыть семейную тайну семейной тайны? Что снится разуму? Каким будет лето у лета? Почему луна не падает… на луну? Что будет, если ложь скажет правду? Только осторожнее смотрите на крылатую свирель, а то сами станете крылатой свирелью…

Дети с северо-запада и дети на юго-восток

Что с моими детьми, спрашивают меня.

Что с моими детьми, спрашиваю я себя.

Почему мой старший сын летает только в одном направлении, с северо-запада на юго-восток, почему не сворачивает на север, на юг, на восток, на запад, почему летит только так.

Я не знаю, говорю я им.

Я не знаю, говорю я себе.

Почему мой младший сын летает только в одну сторону, с северо-востока на юго-запад, почему не летит на юг, на север, на запад, на восток.

Я не знаю, говорю я им.

Я не знаю, говорю я себе.

Почему я подхватил его — старшего сына — неумолимо падающего с небес, потому что так положено, подхватывать тех, кто падает, я знаю это, я видел это сотни раз, подхватывают падающих детей, чтобы снова поднимались в небо, расправляли крылья. Почему я называю его старшим сыном, разве так появляются сыновья, нет, они, конечно, летят по небу, и падают, и мы подхватываем их — но до этого бывает еще что-то, еще много чего, не бывает, чтобы вот так, сразу — падает с небес, и едва успеваешь стремительно подхватить падающее нечто.

Почему я подхватил его — младшего сына — неумолимо падающего с небес, при этом еще и пылающего, почему я подхватил его, обжигая свои крылья, беспомощно кувыркаясь с ним в облаках, подхватывая нечто пылающее, гаснущее в тумане.

Что с моими детьми, спрашивают меня.

Что с моими детьми, спрашиваю я себя.

Почему старший сын не говорит, спрашивают меня, почему не слышно его песни в туман облаков. И я не могу объяснить, что его песня слышна, но нужно прислушаться к таким высоким частотам, которые не может уловить даже самое чуткое наше ухо.

Почему младший сын не говорит, спрашивают меня, почему не звучит его песня в облачно-белом тумане.

И я не могу объяснить, что его голос звучит так, что неслышим для простых смертных, зато его голос уносится в бесконечные дали до самых звезд, — но кого это волнует среди крылоптиц.

Что с моими детьми, спрашивают меня.

Что с моими детьми, спрашиваю я сам себя.

Почему наши дети сотканы из легких перьев и алой крови, горячего сердца и трепещущих крыльев — а твой старший сын соткан из титана и стали, электрических импульсов и солнечных батарей.

Почему наши дети сотканы из влажных глаз и хрупкого остова, криков, разрывающих горло, и биения мыслей — а твой младший сын из фаялита, нарочно выучили это слово, чтобы спрашивать тебя — почему.

И я не знаю, что ответить.

Казалось бы, так просто, — подхватить того, кто падает, не дать сверзнуься в бесконечные бездны, да есть ли там вообще что-нибудь далеко внизу — наверное, ничего, только облака.

Осень, пора завершений, осень, пора подведения итогов, осень, пора, когда представляют своих сыновей и дочерей, осень, пора свадеб, осень, пора обетов и нерушимых клятв.

Что с моими детьми, спрашивают меня.

Что с моими детьми, спрашиваю я себя.

Что с тобой, вопрошаю старшего сына, и знаю, не ответит, полетит дальше с северо-запада на юго-восток, поя неслышимую песню.

Что с тобой, вопрошаю младшего сына, и знаю, не ответит, полетит дальше с северо-востока на юго-запад, поя неслышимую песню.

Осень, пора печалей. Осень, пора усталости, когда крылья уже не так легки и послушны, как раньше, и глаза видят не так далеко, и мир вокруг все больше заволакивает дымка, и ищешь тех, кто подхватит тебя, когда будешь падать, и не находишь, потому что один летит с северо-запада на юго-восток, поя неслышимую песнь, и второй летит с северо-востока на юго-запад, поя неслышимую песнь.

Осень, пора желтеющих и облетающих перьев. Смотрю на сыновей, стараюсь не вспоминать, что осень — пора свадеб.