Щучка

Маша Ловыгина, 2020

Знакомство с семьёй любимого человека – это всегда волнительно! Но Маша Рощина не ожидала того, что последует за первой встречей. Ведь начиналось всё вполне прилично – большой красивый дом в тихом уютном месте, интеллигентные родственники, разбирающиеся в искусстве, наследство, обладателем которого скоро станет её избранник, Костя Цапельский. Это ли не мечта для молодой художницы? Но всё пошло не по плану… Однако Маша не так проста, и наследство совсем не входит в список её желаний. Тихое место, Николаевское, полно тайн, а у неё достаточно характера и желания раскрыть их все.

10

Маша вышла к реке и остановилась. Обхватив себя за плечи, постаралась успокоиться. Оттолкнув Бориса почти сразу, она понеслась прочь. Но до сих пор ощущала крепкий хват его рук на своём теле, видела поросль курчавых волос от запястий до локтей, чувствовала запах его одеколона на своей одежде, и от всей этой ситуации ей было мерзко, словно она вляпалась в горячую навозную жижу.

Маша была симпатичной — на неё обращали внимание из-за ладной фигурки и широкой улыбки. Она даже пару раз отбивалась от настойчивых ухаживаний своих однокурсников, но это было совсем другое… То, как Борис посмотрел на неё — насмешливо и со значением, как его пальцы пробежались по её спине, зацепив лямку бюстгальтера, заставило её усомниться в реальности происходящего. Сколько ему лет? Он, наверное, даже старше её отца! Но какая сила, энергетика… Что в этом бывшем менте такого, что воздействует подобным образом? Возраст, опыт или какие-то профессиональные штуки, о которых она, Маша, даже не догадывается? Это с их помощью он подчиняет людей и заставляет делать то, что он хочет?

Маша выдохнула и посмотрела с берега вниз, на бегущую воду. Сейчас бы окунуться в ледяную синь и смыть события, ощущения, болезненную нерешительность и вязкую муть этого дня. Маша поискала глазами спуск. Он был дальше, метрах в ста от того места, где рисовал Люська, а много лет назад — Николай Августович. Спуск был крутой, почти отвесный — вряд ли он пользовался местными по назначению. Кому взбредёт в голову, цепляясь за корни, рисковать ногами и руками.

Ей так захотелось увидеть Костю, обнять его, но идти в дом было свыше её сил. Маша села на край склона так, чтобы ступни повисли в воздухе, а затем легла на спину, уставившись в подёрнутое облачками небо.

Надо было оставить всё в прошлом и жить, просто радуясь солнцу…

«… цветущие сады, тёплые ливни и жаркое солнце — так неспешно благоухает запахами в сочных красках лето в картинах Левитана, Пластова, Поленова, Шишкина…» — голос Фёдора Кузьмича Балясина, её учителя, немного надтреснутый, но такой плавный и успокаивающий, зазвучал в голове Маши как нельзя кстати. Его лекции в просторной и всегда прохладной мастерской, возвышенно-утончённое отношение не только к искусству, но и к тем, кто только начинал свой путь в нём, заполнили Машину жизнь, отодвинув в сторону неприятные и болезненные моменты, которые были связаны с семьёй.

«Нет, вы, конечно, можете пойти и по стопам Фрейда, согласовать ваше видение прекрасного через обнажённую натуру, но даже здесь важнее всего будет, всё-таки, психологический портрет…»

Вот и она мечтала заняться именно портретной живописью…

«…так кто, по-вашему, может назвать себя художником, друзья мои? Я вам скажу — любой, кто может что-то сказать этому миру! И не важно, что это будет — большое полотно, клочок бумаги, зарисовка, эскиз или простая салфетка! Любая из ваших работ несёт в себе ваши мысли, эмоции, идеи. И каждая из них навсегда останется с вами, как верный друг, который расскажет о вас, когда вас не будет…»

Рука непроизвольно потянулась к карману джинсов. В мозгу что-то щёлкнуло, заставив вытащить лист бумаги из кабинета Николая Августовича Цапельского.

В том, что это было письмо, Маша не сомневалась. Она расправила на коленях желтоватый листок, слежавшийся от времени на сгибах, и посмотрела по сторонам, словно кто-то мог догадаться о том, что она читает чужое послание.

«Душа моя, Радость моя, Боль моя,

Я помню всё, что было… Чувство вины теперь постоянный мой спутник. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Люблю»

Маша перевернула лист, но больше не нашла никаких записей.

Совершенно неожиданно подул резкий ветер. С северной стороны, словно живая, неслась тяжёлая туча. Воздух наполнился озоном, и Маша поняла, что, если она не хочет промокнуть с головы до ног, ей придётся идти в дом Цапельских. Аккуратно сложив письмо и засунув его обратно в карман, Маша ещё раз задумчиво посмотрела на бегущую под ногами воду.

Катю она заметила не сразу — женщина вывернула с тропинки, когда Маша пересекала ромашковое поле. В одной руке у Кати был бидон, в другой — сетка с яйцами. Катя торопливо перебирала полными ногами, и волосы на её шее, под собранным пучком, прилипли к коже влажными завитками.

— Катя! — Маша легко подбежала к женщине и ухватилась за ручку бидона.

Катя дёрнулась. По краю бидона закудрявилась молочная пена.

— Ах! — домоправительница потянула бидон к себе, и Маша увидела её испугано — выпученные глаза.

— Это же я… — Маша одёрнула руку.

— Прости, — на губах Кати появилась слабая улыбка. — А я подумала… — она тревожно огляделась. — Гуляла? Правильно… Здесь красиво… — Катя протянула Маше сетку с яйцами. — А молоко я сама понесу.

— У Розы брали? — Маша вспомнила имя хозяйки, которую нахваливал Люсьен.

— Да… — удивилась Катя. — Откуда ты знаешь?

— Мне Люська рассказал, — брякнула Маша. Следовало бы спросить о том, что происходит в доме, но Маша понимала, что если бы Катя хоть что-нибудь знала, то непременно сказала бы ей об этом.

Катя, казалось, не обратила на её слова никакого внимания. Она торопливо шла, придерживая крышку бидона средним пальцем, и Маша продолжила:

— Вы же знаете Люсьена? Меня с ним Костя познакомил. Мы встретились в берёзовой роще. Хороший парень, юморной… И знаете, рисует отлично!

— Да, да… — Катя остановилась и внимательно посмотрела на Машу. — Ты уж аккуратнее. У него отец уголовник… И вообще…

Маша хмыкнула, покачав головой.

— Я тебе точно говорю! — Катя даже притопнула. — Как его только земля носит?! А Люську жалко, да. Ты ведь знаешь про его мать? Думаешь, почему она это сделала?

Маша пожала плечами. Вот уж об этом она совсем не думала — мало ли причин у людей закончить свои дни подобным образом?

— Я помню её — красивая, — Катя нахмурилась. — Особо мы не общались, конечно, да и времени не было у меня совсем… Моталась между Николаевским и городом. Моя дочь, Лёка… — Катя моргнула и тряхнула головой, словно опомнившись. — Ах да, о чём это я? Зина… Этот муж её, Валера, редкостная сволочь! Прости меня, Господи! По молодости гуляка был, девкам нравился! Как она с ним жила, не знаю… Наверное, на сколько сил хватило, а потом… Может он и довёл он её до страшного. Ведь все поначалу говорили, что она убежала. Но как же ребёнок? — Катины глаза повлажнели. — Пока не нашли тело, ругали её на чём свет стоит. Ну мало ли чего в жизни не бывает? Зачем же творить-то с собой такое?! — в сердцах закончила Катя и перевела дыхание.

Первые крупные капли дождя, тёплые и желанные, упали в траву и Маше на нос. Они с Катей прибавили шагу и очень быстро оказались у пруда.

— Нашли-то её недели через две, представляешь? — Катя инстинктивно вжала голову в плечи, когда льняное платье на её спине покрылось мокрыми пятнами. — Видно за корягу зацепилась. Ужас такой… мальчишки купались, а тут она! Борис тогда этим делом занимался… Ничего-то от Зиночкиной красоты не осталось… Раздуло бедную. Но она, я тебе скажу, тоже со странностями была. Чудная — вечно по лесам да по полям бродила. Или сядет вот тут, у пруда, и смотрит перед собой, улыбается чему-то… Да… Хорошо, хоть мальчонку родила нормального, а то, что взять с такого отца? Ну да родила, и хорошо… Но вот как можно было сына Люсьеном назвать? Где и имя-то такое выискала…

Тяжёлые капли ещё продолжали падать, пока они шли через рощу, но солнечные лучи уже пробивались сквозь облачные просветы, согревая их мокрые плечи.

— Надо вот теперь поминки устраивать… — вдруг задумалась Катя. — Что там Серафима Николаевна решит…

— А разве не Дарья должна? — выдохнула Маша, увидев деревянную стену веранды.

–Ну да, конечно, — кивнула Катя. — Только ведь и здесь тоже соберёмся Аркашу проводить. По-людски надо…

Маша приподняла брови и искоса взглянула на домоправительницу. Неужели она серьёзно заявляет об этом? А что, если среди них сейчас человек, который отравил отчима Кости?

— Когда же будут известны результаты экспертизы? — осторожно спросила она.

— Борис сказал, что ускорит, — со знанием дела заявила Катя и утёрла лицо пухлой ладонью.

В холле они встретили Серафиму. Скользнув взглядом по Маше, она ничего не сказала, лишь коротко кивнула и скрылась в гостиной.

Маша вбежала на второй этаж и постучала в дверь Костиной комнаты.

— Где ты была? — обиженно произнёс Цапельский и шмыгнул носом.

— Плохо тебе? — Маша подошла к сидящему на кровати Косте и прижала его взъерошенную голову к своей груди. — Я твою тётю сейчас видела. Но она ничего не сказала. А ещё я в гостях была. Угадай, где?

Костя отстранился и уставился на неё своими тёплыми карими глазами. «Как телёнок, ей-богу!» — грустно умилилась Маша.

— У Люсьена была, представляешь? Ой, что там было… Отец его пришёл пьяный, избил Люську, за мной погнался… — Маша вздохнула.

— Ты, что, с ума с-сошла? — произнёс Костя и вывернулся из-под её рук. — А если бы что-то случилось, и он…

— Там Борис был этот, ваш, — процедила Маша и передёрнула плечами, — остановил его. А Люська… Ой, Костя, а вдруг он на Люську опять с кулаками полез?! Отец его хоть с виду и неказистый, но цепкий и злой. Такой может всё!

— Ты предлагаешь мне пойти спасать Люську? — усмехнулся Костя. — Да он и сам горазд на многое, уж поверь! Ничего ты о нём не знаешь! Он себя в обиду не даст.

Маша округлила глаза.

— Ничего не знаешь ты, Цапельский, как я посмотрю! И знать, по всей видимости, не хочешь! — Маша развернулась на пятках и вышла из комнаты.

Пришла к себе, перевесила плечики с сарафаном на оконную раму, чтобы он проветрился, затем упала на кровать и укрылась с головой покрывалом. «Это нервы. Всё пройдёт… Надо держать себя в руках.»

Скрипнула дверь, и Маша чуть отодвинулась к стене. Костя лёг боком, обхватив её за талию, и жарко задышал в шею.

…Они вздрогнули оба, когда через окно в комнату что-то влетело и упало на пол, громко стукнув. Надо же, как сморило и её, и Костю. Маша приподнялась на локте и ткнула Цапельского:

— Ты слышал?

Костя нехотя поднялся, подошёл к окну и перегнулся через подоконник. Маша протёрла глаза — вечерние сумерки укрывали сад, словно проглотив несколько часов, как будто их и не было.

— Не вижу ничего, — прошептал Костя.

— Дай я посмотрю, — Маша почему-то уже догадывалась, что это никто иной, как Люська. Вот только остался ли он стоять под окнами, увидев Костю? Она оттеснила Цапельского и негромко свистнула.

Кусты зашевелились, и светлая голова Люсьена замаячила внизу.

Маша повернулась к Косте. Тот ошарашенно переводил взгляд с неё на Люсьена.

— Пойдём, Цапельский. Люська уговаривать не будет.

Они спустились вниз и проскользнули мимо дверей гостиной, где в этот момент находились оставшиеся члены семьи. Цапельские сидели молча, играли в карты, и лампа под кружевным абажуром, стоявшая посреди большого стола, отбрасывала тени на стены и лица присутствующих. У Маши мороз по коже прошёл, когда она увидела Софью Дмитриевну — восковая кожа её светилась в тусклом свете сквозь голубоватый дым трубки.

«Репетиция поминок…»

— Привет! — Люська демонстративно держал руки в карманах.

— Привет, — ответил Костя.

— Ты как узнал, где моя комната? — удивлённо спросила Маша.

— По сарафану, как ещё? — усмехнулся Люська. — Он тебе очень идёт.

— Какого чёрта? — начал Костя. — Ты, вообще, в курсе, что…

— Тихо, тихо! В курсе он. Как твой синяк? — Маша протянула руку к лицу Люськи, но он дёрнулся в сторону и, шагнув, скрылся в тени. Оттуда уже глухо произнёс:

— Пошли к реке. Я там веток накидал днём ещё. Костёр разожжём. Может, это, — Люська обратился к Косте и кивнул в сторону освещённого входа, — хлеба возьмёшь? Пожарим…

Маша дёрнула Костю за рукав, и он, ещё немного подумав, согласился. Но потащил с собой и Машу, словно боялся оставить её с Люсьеном.

Они дождались, когда Катя с подносом уйдёт в гостиную, и успели за пару минут прихватить батон хлеба и выйти незаметно из дома.

— Вот зачем я это делаю? — бурчал Костя, двигаясь вслед за Машей, которая шла за Люсьеном. — Чего вы добиваетесь?

— Не нравится — возвращайся, — ответила Маша и всё же скрестила пальцы на обеих руках. Она была так благодарна сейчас Люське за то, что он пришёл и нашёл в себе силы поддержать Цапельского. Ну не получится, значит не получится… Маша подумала о том, как это важно и нужно, когда находится человек, готовый выслушать тебя в трудную минуту… Такой, как Фёдор Кузьмич, или Катя, или Люсьен…

Идти в темноте было странно и немного боязно, но Люська шёл твёрдым шагом, раздвигая руками высокую траву перед собой.

Они вышли к реке. Костя стоял, сложив руки на груди и наблюдая за тем, как Люська разжигает костёр. Тот деловито сложил припасённые ветки, чиркнул спичкой, спрятав огонёк между ладонями, и поднёс его к древесной коре. Слабый огонёк на мгновение замер, а затем с любопытством побежал по веткам. Когда Маша стала насаживать на сучок куски хлеба, Люсьен остановил её:

— Смочи водой сначала, а то сгорит. На вот, у меня здесь бутылка с водой.

— С водой? Не с водкой? — желчно встрял Костя.

Люська фыркнул, но промолчал. Маша показала Косте кулак и присела около костра, набирая в ладонь воду.

— Всё время думаю о том, что произошло сегодня. Что могло случиться с Аркадием?

— Не знаю, — Костя подкинул в огонь несколько веток.

— Не торопись, дай разгореться, — Люсьен присел на корточки и подул в центр костра. — Может, сердце?

— Не жаловался вроде… — Костя отпил из бутылки.

— Так внезапно, — шёпотом проговорила Маша.

Они замолчали на некоторое время, и отблески костра заплясали на их лицах.

— Я отойду на минутку, — Костя встал и покрутил головой.

— Недолго только, а то угли жевать будешь, — Люська перевернул кусок хлеба.

— Прожую, — Костя направился к полю.

— Куда ты? — вскинулась Маша.

— Отлить мужику надо, чего взъерошилась, — Люська подкинул ещё веток и вздохнул. — Зря я вас сюда позвал. Видишь, как его колотит.

— Ничего не зря! Ты молодец! Костя он… Надо просто поговорить с ним…

— Ага, чтоб потом, когда он меня послать решит, уже не так обидно было…

Раздался вскрик. Они оба подняли головы и посмотрели в ту сторону, куда ушёл Костя.

— Кипяток пошёл — ноги ошпарил… — Люська поворошил тлеющую кору.

Маша закусила губу и отвернулась.

Костя бежал к ним, на ходу застёгивая брюки.

— Твою ж… Там! Люська! — крикнул он, махнув рукой.

— Ну? — Люсьен поднял голову. Свет от костра упал на его лицо, отчего красное вспухшее пятно под глазом стало почти багровым.

— Отец твой… — Костя тяжело дышал.

— Сюда идёт? — Люську перекосило.

— Нет… — Костя был белее мела. — Лежит там.

— Пьяный? Спит? — испуганно произнесла Маша.

Костя помотал головой.

— У него нож… — он указал пальцем себе на грудь, и Маша, подскочив, ударила его по руке, а затем дунула на свою ладонь по детской привычке.

Они переглянулись, а затем посмотрели на вспыхнувшие куски хлеба, которые стали быстро превращаться в угли.