Судьба и ее перипетии

Милли Фокси (2024)

Это история о простом и обаятельном мужчине, Бернарде, чей характер не отличается ни излишней храбростью, ни огромной силой, ни великим умом, но поражает своей человечностью. Он не герой и не рыцарь с мечом и щитом, но его золотое, доброе сердце способно победить любые испытания. Следуя своему пути, он переживает взлеты и падения, сталкивается с жизненными трудностями и влюбляется по-настоящему, создавая свою уникальную и волнующую историю любви.

Глава 4. Дядя Чарли.

Ночь пробежала быстро и незаметно — только, казалось, Бернард привёл себя в порядок и поел, как уже забрезжил рассвет, хотя солнце ещё не коснулось лучами крыш и деревьев, лишь осветило добрую часть неба. Несколько часов Стивен и Бернард общались, шутили, снова пили чай вдвоём и играли в карты.

Стивен был искренне рад, что столь интересный и разносторонний, на его взгляд, человек составил ему компанию. В какой-то момент Бернард все больше и больше начал клевать носом. По настоянию Стивена, видевшего состояние друга, он расположился на мягком диване и, укрывшись пледом, быстро провалился в сон.

Когда он открыл глаза, на улице уже вовсю светило солнце, и снег почти совсем растаял. Рассвет давно миновал, но полисмен дал своему новому другу выспаться. Никто из начальства Стивена не заходил в комнату, где мужчина спал.

Когда Бернард встал с дивана, он с радостью обнаружил себя свежим, бодрым и, наконец, отдохнувшим, будто вовсе не было тех тяжких дней скитаний. Он чувствовал, что не лишним было бы отдать костюм в прачечную, но сейчас такая роскошь ему была недоступна. Потому он довольствовался ощущением чистоты вымытой кожи под костюмом, а также сытым желудком и ясным, после сна, сознанием.

Пришло время отправляться в путь и не злоупотреблять больше гостеприимством молодого полисмена. Ему было немного совестно, что он не может ничем отблагодарить парнишку за доброту, но он обещал себе, что, как только у него появятся средства и возможности, он обязательно сделает это. Как именно? Он пока не знал, но был уверен, что придумает.

Таким образом, успокоив свою совесть, он вышел из комнаты при полном параде. Ну, при относительно полном: костюм его хоть и был красив и изысканен (ещё бы, он скопил на него за полгода с зарплат фабрики), но он был помят, местами потрепан, не имел одной пуговицы и на животе красовались несколько маленьких пятен.

Стивен посмотрел на него с нечитаемым выражением, которое, однако, было очень дружелюбным и даже полным восхищения.

— Прекрасный костюм, Бернард! — сказал он, поднимая вверх большой палец. — Странно, что я не заметил его вчера.

— Я сначала был в пальто, а потом, когда ты оставил меня, чтобы я мог привести себя в порядок, я разделся до рубашки, поэтому ты его и не видел. Спасибо большое что оценил! — он хвастливо приподнял подбородок и улыбнулся своей белозубой улыбкой. — Мне очень приятно! Я вообще люблю костюмы тройки, а этот имеет для меня особое значение! — Тут он смущенно посмотрел на пятна и добавил, — Конечно, он нуждается в чистке…

— Это снова подарок отца? — предположил Стивен, приподняв бровь и улыбнувшись.

— Нет, это моя первая серьезная покупка! — ответил Бернард увлеченно. — Кстати, моему отцу и матери тоже очень понравилась этот костюм. Я сам тоже очень рад, ведь, костюмы-тройки моя страсть!

— Кажется, я теперь знаю, что подарить тебе на день рождения, Бернард, — проговорил Стивен задумчиво, но все ещё улыбаясь, отчего Бернард не мог понять, шутит он или нет. — Когда у тебя день рождения, Бернард?

— Был в сентябре, — ответил мужчина, все еще держа голову чуть вверх, и присаживаясь на кресло, которое стояло недалеко от двери.

— Хм, — полисмен задумчиво почесал подбородок, глядя на Бернарда, после чего выдал: — Я подарю тебе тот костюм, о котором подумал, на Рождество, если, даст Бог, доживем. Но и о дне рождении твоем в следующем году тоже не забуду!

Далее, перебрасываясь разными фразочками, мужчины снова выпили чай и вышли из полицейского участка. Стивен и Бернард расстались очень хорошими друзьями, и полисмен выразил желание увидеть Бернарда еще, когда тому будет удобно навестить его. Бернард понял, что смог затронуть в душе юноши какую-то струну, ту, которая обычно затрагивается только много уважаемыми людьми, и он был горд этим.

К своему удовольствию, он теперь совсем не ощущал разницы в возрасте между ними и всем сердцем надеялся, что Стивен тоже не ощущает. Отойдя довольно далеко от участка и оглянувшись на него еще раз, Бернард слегка хвастливо подумал о том, что в первый же день в поселении, где ему предстоит жить какое-то время, он обрел такого влиятельного друга, как этот служитель закона, и даже заручился его уважением и поддержкой.

Эта мысль немного устыдила его, так как его чувства к другу были искренними, хоть и не лишенными некоторого самодовольства. Да, Бернард был самодовольным человеком, к тому же очень склонным к патетике (хотя и отрицал это), но он был также очень добрым и бескорыстным человеком, который никогда, несмотря на всю свою самоуверенность, не считал себя выше других.

В оправдание ему можно сказать, что самодовольство появилось со временем, из-за того, что родители часто баловали его, а так же он всегда был очень удачлив в учебе, его всегда хвалили учителя.

Несмотря на все вышеперечисленное, доброта, посеянная в его сердце еще в детстве, никуда не исчезла, и таким образом он сочетал в себе несколько различных натур, что делало его чрезвычайно очаровательным. Никто не мог осудить его или упрекнуть.

Расспросив прохожих о доме дяди Чарли и о нем самом, он добрался до смутно знакомой аллеи. Его охватило чувство ностальгии, и он стал замечать то, что изменилось за время его отсутствия здесь. Он был немного удивлен, что некоторые из прохожих странно реагировали на его расспросы о дяде Чарли, но абсолютно все знали его.

Лица людей одинаково искажались легкой гримасой напряжения, словно он спрашивал их об человеке, который глубоко досаждал многим или же слыл пьяницей и непутевым человеком.

Его это не мало поразило, потому что, даже если некоторые из детских его воспоминаний стерлись, он все же очень хорошо помнил тот факт, что раньше дядю все любили. У Бернарда также создалось впечатление, что его дядю часто разыскивали незнакомцы, или, как он тут же решил, коллекторы, потому что его расспросы о местонахождении пожилого человека совсем не удивляли людей, и они охотно объясняли, как пройти к его усадьбе, лишь услышав имя и фамилию того.

Когда Бернард был уже довольно близок к своей цели, он стал свидетелем довольно забавной картины: мужчина с бидонами молока стоял посреди лужайки, а вокруг него вились и в голос орали с десяток кошек разной масти, а женщина на крыльце кричала на них:

— А ну пошли домой, негодники! Элла! Дарси! Маркиз! Быстро домой! Оставьте беднягу в покое! Джекки! Роджер! Рекс! — Так она выкрикивала их поименно, а молочник тем временем аккуратно пробирался через них, осторожно перешагивая, и, как только достигнул крыльца с облегчением отдал бидоны женщине, после чего помчался обратно из кошачьего плена не оглядываясь. Кошки с криками окружили теперь хозяйку. Бернард мягко посмеялся над этой картиной и отправился дальше.

Наконец, он стоял перед забором, за которым виделся весьма крупный дом, который Бернард вспоминал шаг за шагом, взгляд за взглядом, который он перемещал по дому и окнам. Даже воздух казалось имел запах его детства.

Воспоминания из его самого нежного возраста накрыли его с головой, утягивая из реальности в мир грёз; пусть даже они были настолько размытые и обрывочные, словно из старого, почти забытого сна, они все же произвели на него очень сильное впечатление.

Усадьба дяди была довольно большой, но как будто меньше, чем он помнил. Дом местами покосился и обветшал, кое-где нуждался в покраске, так как краска на стенах сильно поблекла. Было видно, что дядя не справлялся со всей работой, что свалилась на него из-за ветхости и немалого размера строения, однако это был все еще добротный дом.

Он занимал всего два этажа, но казался очень широким, а витиеватые крыши, балюстрады, флюгера и печные трубы придавали ему сказочный вид. Сад вокруг дома был окружен лесом грушевых деревьев и несколькими клумбами диких роз.

Когда Бернард оказался у кованной калитки, его не на шутку напугал огромный лохматый серо-белый пес, который выскочил сбоку из-за кустов вышеупомянутых роз, и положил лапы на ее массивные прутья. Он залаял басом, неотрывно следя за отпрянувшим человеком, который застыл как статуя, переводя дыхание. Мужчина никак не ожидал увидеть собаку в доме своего детства и потому был ошарашен.

— Доктор! — послышался ворчливый и глуховатый голос, сопровождаемый сухим покашливанием, с такими родными и знакомыми нотками. — А ну, прочь от калитки, негодник!

С прытью, не сочетаемой с голосом его обладателя, высокий худой мужчина в тельняшке, дубленке и джинсах чуть ниже колена, с совершенно белой головой и такой же, но на удивление аккуратной бородой, в котором с трудом можно было узнать прежнего дядю Чарли, которого помнил Бернард Миллер, подскочил к псу и оттащил того за толстую цепь, скрытую в густой шерсти этого чудовища. — Молодой человек, что вам от меня нужно? — Глаза его сверкали недобро и пытливо, врезаясь в него, словно старались прочитать его мысли.

— Дядя Чарли? — нерешительно спросил Бернард.

— Вы кто? — с подозрением нахмурился беловолосый мужчина, прищурившись и разглядывая гостя внимательнее. В его выразительных синих глазах мелькнула искренняя заинтересованность.

— Я ваш племянник. Сын вашего брата Дэниеля. Бернард, — ответил темноволосый молодой мужчина, с интересом рассматривая дядю Чарли и начиная узнавать некоторые жесты и черты, которые сильно переменились под влиянием времени и образа жизни хозяина усадьбы. — Разве вы не помните? Я звонил вам вчера поздно вечером, чтобы узнать адрес. После того как моя мать получила письмо от вас о том, что вам нужен помощник в делах на усадьбе, я столько прошел, чтобы вернуться к вам. Надеюсь…

— Берни? — мягко и с растерянностью уставился он в глаза Бернарда, и в тот же миг, в его собственных глазах вдруг мелькнуло узнавание, от чего Бернард облегченно выдохнул. Тем временем, глаза Чарли пробежались по всей фигуре Бернарда. — Ты так вырос, мальчик… Я тебя не узнал, хотя и очень ждал! Но, признаться, я не ожидал, что ты будешь так скоро! Ты только вчера вечером узнавал у меня адрес, а сегодня с утра уже здесь. Ты что же, всю ночь шёл? Ночь ведь была сурова сегодня. — В глазах дяди вдруг появилось беспокойство.

Нет, дядя, я переночевал в полицейском участке, — на этой фразе дядя Чарли дернулся и поморщился, но Бернард тут же поспешил его успокоить. — Я прекрасно провел там время, нашёл друга и даже немного поспал. Но как же я рад видеть вас, дядя!

— Я тоже, мальчик мой, я тоже рад тебя видеть. Надеюсь, я тебя ниоткуда с важного поста не сдернул? А то ты, наверное, большой начальник там у себя был…

— Нет, дядя, я работал на фабрике простым рабочим. Места по моей профессии не нашлось. Не было спроса, так что все в порядке, — успокоил мужчину Бернард. — Я даже рад наконец-то уйти оттуда. Я ведь еще не женился, так что отвечал там только за себя.

— Не женился? — возмутился дядя, хотя сам никогда не был женат. — Как так? Сколько тебе лет, мальчик мой?

Но Бернард не успел ответить, потому что дядя почти сразу воскликнул:

— О, проходи! Что же ты стоишь? На улице все-таки не май месяц, — он отпустил пса и одной рукой потянул на себя калитку, другой же, вытащив из-за своей тельняшки длинную цепочку с ключом, висевшим у него на шее, он вставил этот ключ в скважину и со скрипом открыл калитку. — Не бойся Доктора, он безобидный, как плюшевый мишка.

Бернард посмотрел на «плюшевого мишку», который скалил зубы, словно в улыбке, и передернулся.

— Если дядя говорит, что Док безобидный, значит так и есть, Берни, — слегка раздраженно проговорил дядя Чарли. — Дядя Чарли никогда не лжет!

— Я и не сомневаюсь, — ответил Бернард, слегка расслабляясь и стараясь, чтобы в его словах не мелькнуло сомнение.

— А ты не привык доверять людям, малыш, — Чарли заглянул в синие глаза Бернарда с некоторой долей сочувствия. — Но мне доверять ты быстро научишься.

«Надеюсь на это», — подумал Бернард и натянуто улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— А на какую профессию ты учился, что на неё не было спроса в вашем городе? — поинтересовался Чарли, пропуская племянника вперед по дорожке к крыльцу. Но тот, пройдя несколько шагов, резко остановился и с улыбкой обернулся.

— На учителя итальянского языка! — Бернард проговорил это не без удовольствия, предвкушая реакцию дяди, и почувствовал тепло от того, что угадал его реакцию (тот приоткрыл рот от радости, после чего расплылся в улыбке). Бернард продолжал:

— С вашей подачи, дядя. Помните, когда я был ребенком, вы обучали меня? С тех пор я влюбился в этот язык и не мог не продолжить учиться ему, а после, учиться его преподавать.

— Ох, мой мальчик! Сегодня замечательный день! — воскликнул дядя. — Я так рад и очень горжусь тобой!

— Спасибо, дядя, — Бернард чуть выпятил грудь и приподнял вверх подбородок в своей излюбленной манере. — А я горжусь вами. Тем, что у меня в детстве был такой замечательный учитель, который привил мне любовь к этому языку. Надеюсь, однажды, я смогу работать по профессии, и тогда обещаю, что буду любить свою работу как саму жизнь!

Дядя Чарли с теплотой посмотрел на племянника, и молодой мужчина заметил блеснувшие на глазах дяди слезы. Тут Чарли ещё раз оглядел племянника с головы до ног, после чего внимательно посмотрел ему в лицо, почти как при встрече сегодня, только в этот раз его взгляд был не пытливый, а наполненный светлой тоской и любовью.

— Берни — Берни, ты так сильно изменился, но все так же похож на своего отца! И даже больше чем раньше, — сказал дядя Чарли.

В его глазах снова явственно мелькнула грусть, но уже о другом человеке, который, по мнению Бернарда, дядя тоже должно быть хотел увидеть.

Еще будучи ребенком, Бернард был очень наблюдателен и любопытен в отношении людей и их поведения, и замечал, что Чарли был очень привязан к старшему брату, который заменил ему отца.

— Да, дядя Чарли, — ответил Бернард с теплотой. — Мама говорила мне об этом много раз с тех пор, как мне исполнилось девятнадцать лет.

— Вот! — самодовольно воскликнул дядя Чарли, подняв указательный палец вверх. — Значит я прав! Я же тоже самое говорю! Сколько, ты сказал, тебе сейчас лет?

— Тридцать два года недавно исполнилось, — Бернард не стал говорить, что так и не успел сказать в прошлый раз. Он оглядывал сад с любопытством, подмечая все детали, которые видел. Ему очень понравилась большая бочка, стоявшая у одного угла дома. Он её не помнил: её или не было, или она изгладилась из его памяти. Эта бочка была наполнена прозрачной и чистой водой, загрязненной лишь дырявыми оранжевыми и красными осенними листиками, и веточками с деревьев.

— Ты уже совсем мужчина, — сказал дядя Чарли. — Я помню себя в твоем возрасте. Я как раз только начал чувствовать себя взрослым человеком тогда…

Бернард ничего не ответил, продолжая осматривать сад.

— Ты сказал, что еще не женился, но невеста то хоть у тебя есть? — вдруг поинтересовался дядя Чарли, вытащив из-под крыльца темно-вишневую бутылку и приложившись к ней. Бернард внутренне вздрогнул, опасаясь, что мнимое пьянство дяди может оказаться вовсе не мнимым.

— Если бы она была, то я вряд ли бы смог к вам приехать. Так что, пока нет, — пожал плечами Бернард. — Не до невест было. Я старался выучиться, найти достойную работу, пытался накопить на свое собственное жилье, но к сожалению, удавалось пока только снимать комнатки, а достойной работы похоже что пока не достоин я сам. — Бернард не смог удержаться от вздоха сожаления и дядя с сочувствием уловил как мелькнула досада на лице его племянника. Миллер младший продолжал свой короткий рассказ:

— Вот, в один прекрасный день, получив от матери письмо с вашим приглашением и просьбой о моей помощи в хозяйстве, я все бросил и поехал в родные с детства края. Я рад, что ничего не удерживало меня там, где я жил… и никто не удерживал. За исключением, разве что, матери и отца, но я уже давно живу отдельно от них и навещаю их в любой более-менее свободный день в неделю. Однако, здесь все так изменилось, что я едва помню даже этот сад и дом!

— Да, и не удивительно, ведь столько лет уже прошло, — отозвался дядя Чарли. Вдруг он присел на крыльцо и подышав как паровоз снова встал.

— Что такое, дядя, вам плохо? — поинтересовался Бернард, с волнением глядя на родственника.

— Нет, малыш, все в порядке! — ответил дядя и громко икнул. — Кажется, квас немного перебродил…

— Квас? — с интересом спросил Бернард и с сомнением взглянул на бутылку, которую дядя стал снова прятать под крыльцо.

— Да, я бы угостил тебя им, но он пока экспериментальный, — ответил дядя, поднявшись на крыльцо и проворно скрывшись за дверью, жестом позвав племянника за собой.

Бернард с любопытством достал бутылку из-под крыльца и понюхал ее содержимое, с удивлением замечая, что пахнет обыкновенным портвейном.

— Боюсь, я не смогу доверять вам, как вы того хотите, дядя, — пробормотал Бернард, приподняв брови. Он положил бутылку на место и последовал за дядей в дом.

Объяснив племяннику, где что лежит, как собирать урожай, где красить стену, а где ее залатать, и как починить систему полива в оранжерее, а также, где купить посевы, как прополоть грядку и остальные фермерские заботы, дядя Чарли уселся в беседке и отдышался.

Бернард старательно все записывал в свой блокнот, и, поставив последнюю точку, сел рядом с дядей. Они молчали около минуты, и каждый думал о своем. Бернард любовался лучами солнца, проникающими сквозь все еще густую; местами красную, местами желтую крону деревьев в саду и ласково освещающими островки яркой травы, отчего создавалось впечатление, что небольшая роща дяди — это райский сад из полузабытого сна. Снега, как Бернард и предполагал ранее, нигде уже не было.

— Хорошо тут у вас, дядя, — проговорил Бернард набрав воздух в грудь. Дядя Чарли с гордостью приподнял подбородок, совсем как его племянник.

— Спасибо, малыш, — добродушно крякнул он. — С твоей помощью это место может стать еще лучше. И мне будет не так одиноко…

Бернард с теплотой взглянул на дядю и промолчал. В глубине души он тоже почувствовал, как одиночество отступает куда-то далеко, уступая место забытому чувству значимости, нужности и ценности, и впервые за долгое время Миллер младший ощутил на душе мир.