Царь Александр Грозный

Михаил Васильевич Шелест, 2023

Третья книга серии Бастард Ивана Грозного.В Приазовье и устье Дона построены крепости и отбиты первые попытки турецкого флота их разрушить. Главный герой концентрирует своё внимание на южных рубежах Родины, а на северных территориях грядёт гражданская война. Внешние враги тоже не дремлют. Ватикан и Англия готовят интервенцию в Архангельске.

Глава 7.

Несколько месяцев назад.

Микаэль Агрикола, епископ финляндской лютеранской церкви, находился в состоянии, близком к шоку. Он, конечно же, слышал, что Русь вне городов продолжает оставаться языческой. Да и в тех местах, где «победило» христианство, всё ещё поклонялись древним святым, почитали языческие праздники, пугали детей домовыми и кикиморами, закрывали ставни в полдень, чтобы в окна не заглянула полуденка и не скосила косой хозяев. Потому в полдень на Руси все спали, или, по крайней мере, лежали, ибо встретить полуденку стоя, означало — смерть.

Легенды и мифы Рима и Греции, древние церковные книги, записи жрецов Вавилона на глиняных досках, сохранявшиеся в библиотеках Ватикана, сообщали о былом противостоянии людей и нелюдей. Только благодаря приобретению людьми особых способностей, которые назвали магией, нелюдей удалось победить. Кого-то уничтожили, кто-то сам ушёл на соседние земли, где их продолжали бояться и даже почитать.

На этих землях тоже проживали люди, научившиеся общаться с духами. Благодаря им отношения между людом и нелюдью выровнялись. Люд отдавал нелюди почести, а нелюдь не заходила в пределы кона, — людского порядка. Только за пределами человеческой территории люди и нелюди иногда встречались. Последствия были разные.

Агрикола до сих пор почти не верил ни в легенды с мифами, ни в правдивость Русских сказок и разумность обычаев. Конечно, как любой мистик, он прошёл долгий путь обучения и мог выявить людей с необычным даром. Колдуны, имеющие власть над силами природы и теперь встречались асто. Он и сам мог, при желании, собрать или разогнать тучи, заставить болезнь отступить или заставить человека подчиниться его, Агриколы, воли.

Но в оборотней и кикимор епископ не верил. Переход материи из формы в форму или в невидимую субстанцию не укладывался в его голове. А тут перед ним стоял «обычный» оборотень и рассказывал про то, как его братья превратились в рыцарей и коней, и, вместе с кикиморами, тоже принявшими образ людских латных воительниц, напали на отряд рыцарей ордена Тевтона. И не просто напали и убили, а, убив, забрали их души и отправили к Аиду.

— Значит, ты говоришь, что самолично видел человека, называвшегося Светлым Князем, который договаривался с вашим вождём и обещал воздать вам своей силой?

— Да, господин, — ответил оборотень. — Но я не пошёл.

— Я это уже слышал, но я тебе не верю, — спокойно прервал оборотня епископ.

— Но я остался здесь, а почти всё наше племя ушло с Князем…

— Ты остался здесь, как шпион. Признайся в этом.

— Мне нравятся эти леса…

— Ты ещё не сказал, кто скрывается под именем «Светлый Князь», — снова прервал оборотня маг. — Ты же не станешь утверждать, что вы не знаете его настоящей сущности, раз твои братья ушли вместе с ним. Кто он?

— Это царь Русов. Сейчас его зовут Александр, но у него несколько имён.

— Какие имена ты знаешь?

— При рождении его назвали Ракшай.

— «Тогда всё понятно, — подумал епископ. — Понятно, почему московский царь не поддался моему внушению. И, значит, он и про меня всё понял».

— Что ещё знаешь? Говори, может быть, скажешь такое, что оставит тебе жизнь. Заслужи наше доверие.

Агрикола переглянулся с Себастьяном, архиепископом-иезуитом, от тевтонского ордена ездившим послом в Московию и говорившим с царём Александром. Оборотень покосился на серебряные наручи, прикованные такими же цепями к кольцам, вмурованным в каменную стену, и сказал:

— Вождь говорил, что русский царь вывернул его душу.

— Как это? — спросил Адашев.

— Просто. Вошёл в него и вывернул его наизнанку, как шубу. Мехом наружу. Мы же оборотни. Вот вождя, когда он превратился в медведя, царь и вывернул обратно в человека. Залез в душу и…

Иезуиты снова переглянулись.

— Тогда становится понятным, как Александр видит и почему его пушкари не промахиваются. Всё дело в том, что он проникает в них и видит их глазами, — сказал Себастьян. — Я тоже пытался проникнуть царю в душу, но безрезультатно.

— Да, трудный нам попался, противник.

— Думаете, противник? — спросил Себастьян. — По-моему он был откровенен, когда говорил, что ему не нужна война.

— А при чём тут он и его желания? Ему, может быть и не нужна… Может быть, если он сейчас смотрит на юг. Но у нас свои интересы. Наша цель — заблудшие души схизматиков, погрязшие в языческой ереси. Ежели их «светлый князь» продаёт души наших братьев нежити, давая ей силу, то его надо останавливать.

Он обернулся к оборотню. Перед ним, прикованный серебряными цепями к стене, стоял пожилой кряжистый мужик в волчьей безрукавке, надетой на простую рубаху, перетянутую ремешком. Порты из грубой шерстяной ткани коричневого цвета были заправлены в кожаные сапоги с узкими высокими голенищами. Голову украшала всклокоченная борода с усами какого-то пегого цвета и такая же запутанная шевелюра.

— Будешь нам служить! — категорично сказал Агрикола.

Оборотень дёрнулся и, скривившись, спокойно сказал:

— Не буду. За что мне вам служить?

— Как, за что? За жизнь!

— Не ты мне её дал, не тебе и отнимать, — хмыкнул он. — Запрёшь здесь? Замуруешь? Как тех братьев, что в ваших крепостях сидят?

— В каких крепостях?! — удивился Агрикола.

— Во всех крепостях, — снова скривился оборотень. — Здесь — в каждой крепости есть замурованные волколаки. Про другие замки не знаю. Но, думаю, что и там их достаточно.

— Сожгли их давно, — неуверенно сказал Агрикола.

— Огонь нас не берёт. Мучительно — да, но не смертельно. Нас ничто не берёт. Мы — порождение тьмы и сжечь нас можно только в тёмном пламени, но здесь его нет.

— Я на твоём месте в этом не был бы так уверен, — усмехнулся Себастьян.

Он подошёл к левому дальнему от двери углу, убрал с аналоя библию и распахнул две дверки, составляющие наклонную поверхность. Под ними оказалась площадка, на которой стояла лампада. Себастьян поднял её и, приблизив к оборотню, спросил:

— Знаешь, что это такое?

Оборотень испуганно выпучил глаза и вжался в стену.

— Кто вы? — почти застонал он.

— Веришь теперь, что мы устроим тебе всесожжение? — спросил Себастьян.

— Верю, господин.

— Клянись Аидом…

* * *

— Представьте, Микаэль, я ни разу не видел «живого» оборотня. У нас их всех вывели очень давно. Рассказывают, что некий Римский царь был женат на настоящей гарпии. Она влюбилась в царя и, вырвавшись из Аида, пришла в земной мир в виде женщины. Поразила его своей красотой и женила на себе. Тогда существовали и оборотни и нимфы. Сейчас эти твари ещё сохранились, как мы видим, на Руси.

— Мы их не замечали, монсеньор, оттого, что они прятались в густых лесах далеко от замков, где находились маги, — сказал Микаэль Агрикола, епископ финляндской лютеранской церкви, ещё недавно возглавлявший посольство Ватикана в Москве. — Их почувствовали лишь тогда, когда они уничтожили несколько отрядов рыцарей. Вы же знаете, монсеньор, что границы, защищаемые орденом, по древней традиции обороняются не только от Русских армий, но и от нечисти и нежити, всё ещё обитающей на тех землях.

— То есть, вы считаете, что русский царь Александр обладает некой силой, способной не только управлять этими… для нас ставшими уже мифическими, существами, но и передавать им свою силу.

— И не только, монсеньор. Оборотни получили от него разрешение напасть на наши войска и забрать души наших братьев и передать их в Аид. А каждая переданная оборотнем в Аид душа дает ему силу Аида. Царь Александр может этого не знать, но «его оборотни» когда-то смогут пожрать самого «Светлого Князя». Но нам от этого, если оно произойдёт, легче не будет. Нечисть и нежить может подняться на войну с живыми.

Понтифик погладил небольшую бородку.

— Да-а-а… Так уже когда-то было. Вы не знаете, почему его так назвали, — «Светлый Князь»? И кто?

— Оборотень сказал, что так называет Александра нежить Московская. Сказал, что те оборотни, что приняли силу Московского царя, стали светлее. Потому и…

— Понятно… Светлый! А мы, значит, тёмные?! У нас есть кто-то из магов, способных заставить оборотней сражаться на нашей стороне?

— Александр не заставляет, а просит.

— Но ведь ты сам сказал, что он расплачивается с оборотнями душами убитых. Мы тоже можем…

— Всё же первично то, что нежить чувствует в нём великую силу, и тёмных даже не смущает, что это сила света. И, монсеньор, ещё…

Агрикола замолчал.

— Да, говорите уже, епископ.

— Я докладывал вам, монсеньор, что Александр попадал к нам ещё не будучи царём и я пытался его зомбировать на выполнение приказов. Так вот, маркеры не сработали совсем. На команды он не отреагировал.

— Да-да… Я помню ваш рапорт. Теперь мы понимаем, почему. То есть, он вас раскусил и всё же отпустил ко мне. Гуманный жест?

— Думаю, он очень хотел, чтобы вы, монсеньор, прочли его послание. Полагаю, он действительно не склонен воевать серьёзно.

— Тем хуже для него.

Понтифик поморщился.

— Хватит философствовать. Больше нельзя давать Московии ни дня, ни года на накопление силы. Тевтонский орден готов выступить? Поляки? Шведы?

— Все готовы, монсеньор, но все требуют деньги!

— У нас самих тут тоже всё очень сложно. Франки и Габсбурги борются за доминирование. На Апеннинском полуострове война. Султан Сулейман тревожит южные и восточные границы империи, а надо, чтобы он напал на русов. Александр ведь откусил у него Астрахань и Азов!

— Англы готовы стать посредниками в переговорах с османами и поставить османам необходимое для войны с Русией снабжение. Для этого просят, чтобы их пустили в Средиземное море.

— Эти бывшие венецианцы готовы на всё, лишь бы их допустили к торговле с Индией. Нам, действительно, надо как-то так помочь Сулейману, чтобы никто не воспринял это, как нашу помощь. Как Англы собираются прорваться в Константинополь мимо Франкии? Не думаю, что у них достаточно кораблей, чтобы обеспечивать торговлю и на севере, и на юге.

— Я точно знаю, что они готовят флот и намереваются торговать с русами стратегическим сырьём, оружием и боеприпасами через недавно открытом ими северному пути в Московию.

— Я о том и говорю. Но ведь ты говоришь, что московиты обеспечены своим оружием и порохом. Особым оружием и особым порохом. Зачем им чей-то порох, пушки?

— Пушек много не бывает, монсеньор.

— И то верно.

— Но, в основном, московитов интересуют металлы: медь, олово, железо, цинк.

— У вас есть быстрые каналы связи с Англией? Мне не хочется задействовать свои.

— Конечно есть, монсеньор.

— Пусть, вместо того, чтобы помогать Московскому царю, англы начнут экспансию её северных территорий. Передайте, что я не против. Заодно сдержим шведского короля Васу. Тот точно дальше Великого Новгорода не пойдёт, а завернёт на север к морю. И там он должен столкнутся с англами.

Понтифик тихонько засмеялся.

— А мы пока соберём всех наших магов. Пока Александр собрал всех своих «светлых» оборотней в устье… э-э-э… как его?

— Дона, монсеньор…

— Да-да! Дона! Забавное название… Пока он там, мы ударим магами с севера и запада. Нам надо собрать всю нежить, которую не собрал он. Он просит её участвовать в его войне, мы же призовём их своей силой. И тут нам очень помогли бы английские адепты мистических традиций.

— Вы говорите о ложах каменщиков и садовников, монсеньор?

— Я говорю об обществах Тампла. Кто бы и как бы их не называл, все они остаются мистиками Тампла. Их сила зиждется на древних традициях Вавилонских жрецов. И они, на самом деле, Вавилонские Храмовники, а не потому, что проживали в маленьком домике у стен Храма Соломона. За что они и были уничтожены, как орден.

— Мне это известно, монсеньор. Я посвящён, — потупив взгляд, произнёс Агрикола.

— Да-да! Я забыл, брат. Старею.

— С вашего позволения, монсеньор, я сам поеду в Англию. Только там мы найдём достаточно мистиков.

— Хорошо, Микаэль. Отправляйтесь. И пусть они начнут с северных территорий. Полагаю, что там нежити больше всего.

Александр выслушал «запись» разговора понтифика и епископа, и снова «включился» в Агриколу, но уже «напрямую». Епископ собирал вещи. Вероятно, готовился к отъезду.

— Симон! — крикнул он. — Ты подготовил голубей?

— Подготовил, мессир! — раздался откуда-то приглушённый голос. — Отпускать?

— Отпускай, — устало сказал епископ.

Агрикола представил, как выпущенные из темниц оборотни, связанные клятвой, скреплённой клеймом, раскалённым в тёмном пламени Аида, устремятся через границу Московии. Епископ машинально потёр предплечье левой руки, где имелось точно такая же синяя отметина перевёрнутого креста, оставшаяся после прикосновения такого же клейма.

— «Теперь мы в одном строю. В одном строю с оборотнями… Но ведь и русский царь сделал выбор на единение с тёмными силами… Правда, он пытается их осветлить. Глупец! Чёрного кобеля не отмоешь добела! Этот мир не может быть светлым. И откуда он взялся, этот «Светлый Князь».

Санька удивился тому, что оборотень перевернул его прозвище, назвав Александра «Светлым Князем», а не «Князем Света». Слова, вроде бы, одни и те же, а смысл, по мнению Саньки, меняется сильно. И хоть Александр сам себе придумал прозвище, но оно словно бы всплыло из его ноосферы.

Санька не считал себя Светлым. Он сильно затемнил свою ауру, но всё ещё мог управлять потоками света. Но почему оборотень поменял слова местами? Эта нежить блюдёт порядок и весьма символична. Между собой они не общаются словами, тем более по-русски, и уж если говорят, то считают произнесённые звуки магией.

Санька вдруг услышал звук падения какого-то предмета, епископ повернулся и Санька увидел человека в чёрном плаще, склонившимся за клеткой упавшей на пол. В клетке бился перепуганный голубь.

— Ты убьёшь его! — проворчал епископ. — Их и так осталось слишком мало.

— Простите, мессир. Я такой растяпа!

Монах поднял клетку, открыл дверцу, поймал испуганную птицу, сомкнул на её ноге кольцо и выкинул в открытое окно. Голубь несколько раз перевернулся в воздухе, потом поймал ветер крыльями и взвился ввысь.

— Ты с ума сошёл, Симон! Ты точно хочешь оставить меня без почтарей.

— Извините, мессир. Я такой неуклюжий!

Агрикола мрачно посмотрел на монаха.

— Бог простит, — сказал епископ, крестясь и едва сдерживая раздражение.

Уже через сутки голуби будут в Кракове, Лондоне и Стамбуле. Ещё через сутки другой голубь перенесёт сообщение в Стокгольм. Для Кракова и Стокгольма сообщения были одинаковы: «Выступайте!», для Лондона: «Скоро буду». В Стамбул улетело: «Начинаем!».

Вспомнив, что ему надо собирать вещи для морского путешествия, Агрикола вздохнул и с огорчением представил себе предстоящее путешествие.

— И что я не птица? — подумал он.

Санька же пожалел себя, что он не сокол, и не может прервать голубиный полёт.

— Чому я не сокил? Чому не летаю? — подумал он словами известной песни.

Ведь если почтари долетят, то вскоре на Русь выпустят орды волколаков. Санька прочитал мысли и образы епископа, знал, что написано в записках и каковы будут последствия, в случае попадания записок адресатам.

В животных и птиц Санька переселяться не пробовал, ибо в его голове существовало предубеждение, что у животных нет души, и оно вызвало некий блок.

Однако сейчас выбора не было и Александр, зафиксировав взглядом епископа голубя, спозиционировал его ауру в ноосфере и отметил ещё две таких же точки. И мысленно похвалил себя за расторопность, так как голубей в этот солнечный майский день на капитолийском холме было много.

Не с первого, не со второго и не с третьего раза проникнуть в «душу» голубя у Саньки не получилось. Не получилось и с десятого, и с двадцатого. Не имелось у голубя души. И тонкий мир птицы был таким крошечным, что проникнуть в него у Саньки не получалось. Голуби разлетелись по трём разным направлениям и Санькино внимание разделилось.

Бестелесно следуя за птицами, он пытался осторожно материализоваться до такой степени, чтобы суметь коснуться её рукой, но постоянно срывался в падение. Он смеялся над собой почти в голос, представляя свои небесные выкрутасы со стороны.

— Вот так и возникают нездоровые сенсации, — подумал Александр. — Кто-нибудь ведь может увидеть, как я возникаю над Римом, падаю вниз и, не долетая до земли, исчезаю.

Он не прекращал своих попыток долго, и наконец, с той птицей, которая летела в Краков, у него получилось.