Умный выстрел

Михаил Нестеров, 2014

Бывший военный разведчик из ГРУ, а ныне частный детектив Павел Баженов узнает о смерти своего сослуживца и друга Виталия Аннинского. Он обращается за информацией в полицию, где ему сообщают, что преступление раскрыто: в убийстве призналась жена Аннинского Анна. Эта новость шокирует Баженова. Детектив общался с семьей Аннинских на протяжении многих лет и уверен, что Анна ни при каких обстоятельствах не смогла бы выстрелить в любимого мужа. Но если она не виновата, то почему подписала чистосердечное признание? И кто в действительности убил Виталия? Ответы на эти вопросы Баженов собирается получить во что бы то ни стало…

Глава 4

Перекресток Краулера

Если бы у меня спросили — кто такой Проныра и как его охарактеризовать одним словом, меня поставили бы в тупик. Другой вопрос — является ли он моим информатором? Да, но не только моим. Он работал исключительно по заказу и рассылал добытую информацию своим клиентам; как правило, с ним они рассчитывались через интернет-кошелек. Свои источники информации он, как правило, не раскрывал.

Пожалуй, ему подошло бы прозвище Краулер. Я не знал другого такого человека, который знал бы, как и где найти в Сети необходимую информацию. Поиск — это далеко не то, чем занимается подавляющее большинство пользователей, вводя текст в поисковую строку. Чтобы быстро и качественно найти нужную информацию, необходимо знать, как реализован поиск. Поисковик — большая локальная сеть, состоящая из мощных компьютеров с огромным объемом дисковой памяти. Эти машины разделены на кластеры, между которыми распределяется информация, собранная специальными программами — краулерами или спайдерами. Когда поисковая система получает запрос, она ищет ответ в своей таблице, а не в Интернете.

Кроме того, и это очень важно, существуют два Интернета: видимый и невидимый. Невидимый — значит, неиндексированный простыми поисковиками: базы данных, неформаты, страницы глубокой вложенности, просрочка индексирования, соотношения между сайтами и так далее. Если чего-то нет в Интернете, это не означает, что этого не было.

Я бы и сам занялся сетевым поиском, однако решил довериться профессионалу в этой области. И подход мой базировался на высказывании шефа израильской разведки «Моссад»: «Сбор информации — не самая сложная задача. Что действительно сложно — так это ее правильная интерпретация. Анализ информации — самая главная часть работы разведки».

Что такое Интернет для разведки? Это ее инструмент. Всемирная сеть позволяет быстро и недорого сориентироваться в ситуации в целом, наметить объекты, располагающие нужной информацией, а также источники, которые позволят эту информацию получить. Но часто бывает и так, что Интернет позволяет получить ответы на все вопросы, которые стоят перед специалистом разведки. А иногда — можно получить информацию от первого источника (например, на интернет-форуме и от человека, личность которого вам достоверна известна).

Я договорился о встрече с Пронырой у него дома, чего раньше никогда не делал. Он жил в доме, зажатом между короткими улицами Крупской и Марии Ульяновой, и от его дома до ближайших станций метро «Проспект Вернадского» и «Университет» было равное расстояние.

Эту «двушку» Проныра делил с подругой — лет двадцати семи. На подруге было столько украшений, что она могла бы стать первой женой вождя какого-нибудь африканского племени. В проколах в ушах, носу, губах, языке было вдето столько металла, что, если бы она попала в магнитное поле, не смогла бы освободиться самостоятельно.

— Сколько времени у тебя уходит на разборку металлолома?

— Я его вообще не снимаю, — ответила она шепелявя. — Пиво будешь?

— Нет. Мне еще работать сегодня. А с пива меня тянет в кровать. Апельсинового сока нет?

— Могу сходить в магазин. — Она выставила ладонь. Но не для того, чтобы я хлопнул по ней своей.

Я дал ей сотню. Девушка сунула ее в карман узких джинсов. Эти «дудочки» подчеркивали ее стройные ноги и делали сексуальной. Ее покладистый характер не вязался с агрессивной, вызывающей внешностью; я не заметил конфликта. Ее облик скорее — это протест. Молодежь любит протестовать, охотно собирается в стайки, а потом сбивается в косяки. Я к этому относился спокойно.

Прежде чем выйти из квартиры, она включила плеер, и довольно-таки плавная музыка полилась из колонок, закрепленных у нее на ремне. Я видел такие на витрине, когда заходил в салон пополнить счет на мобильнике, и каждый раз забывал спросить: «А что, берут?» И вот впервые столкнулся с ходячей магнитолой.

Проныра поторопил меня из глубины комнаты:

— Паша, ты чего там застрял?

— Иду, — отозвался я.

Кресло, на котором сидел поисковик, походило на инвалидное: вместо роликов небольшие колеса на резиновом ходу, и на нем он почти бесшумно передвигался от стола до подоконника в частности. Глянув в окно, он сказал:

— Вон — Светка куда-то пошла.

— За соком в магазин, — пояснил я.

— Она не пьет сок.

— Сок для меня.

Мы как будто обменялись частями пароля и наконец-то поздоровались. Я заметил синяк под глазом у Проныры, но не стал спрашивать, где он его заработал. Он мог запросто свалиться с этого кресла или наткнуться впотьмах на свою «металлистку».

— Выкладывай, — поторопил он меня.

Вначале я огляделся в этой угловой квартирке — с парой окон, между которыми нашел себе место рабочий стол, уставленный оргтехникой, и узкий стеллаж с оптическими дисками. У другой стены стоял диван-кровать и столик со стеклянной крышкой. Я не любил стеклянные столешницы. Принимать пищу или просто пить кофе, глядя на свои ноги, — удовольствие малоприятное. Никакой романтики — в смысле мечтательной созерцательности и чувствительности.

Плюс в комнате было душно, как в больничной палате. Я рискнул дать Проныре совет:

— Ты хотя бы форточку открыл.

— Боюсь, мухи налетят.

— Мухи налетят, если ты рот откроешь.

— Ну ладно-ладно, это у тебя шутки такие, я знаю, — малость обиделся хозяин квартиры.

Наконец я приступил к делу. Последний раз Проныра принял от меня заказ следующего содержания. Я копал в прошлом и искал убийц «одной проститутки». Парочка подонков хорошо поработала над ней, труп они закопали в лесополосе, район — Восточное Измайлово. Собственно, обращаясь к Проныре, я рассчитывал на его оперативность и оперативное же оповещение, и Проныра, как всегда, не подвел, сбросив мне ссылку на оперативную ленту, в ней, в частности, говорилось: на место захоронения женщины, без вести пропавшей летом 2009 года, выехала оперативно-следственная группа. Так что я, по сути, «ненавязчиво» и вовремя влился в следственный процесс; я достиг цели, которую поставил перед собой.

— Выкладывай, — повторился Проныра. — Ты здесь, а не на линии, значит, дело серьезное.

— Не знаю, с чего начать… Я назову ключевые слова, а там, может, что и всплывет.

Проныра приготовился записывать на листе чистой бумаги.

— Волга. Дебаркадер. Лодочная станция. Баркас, курсирующий между двумя берегами.

Я не мог не обратить внимание Проныры на трюм дебаркадера, мастерскую по сути, оборудованную станками, слесарным верстаком (а сколького я не сумел разглядеть?). Если бы в трюм можно было загнать машину, он бы стал уникальным гаражом. Но трюм — это даже не док, в него и катер-то не спустишь.

Я не стал загружать Проныру дополнениями и личными версиями: все это в конце концов станет помехой в его поисках. Для него важны были ключевые слова. А собственных версий у меня было четыре. Собственно, меня «результативно» устроили бы и аналоги. Например, в каком-нибудь городе на Волге оперативники накрыли цех по производству огнестрельного оружия, под цех был приспособлен трюм дебаркадера; накрыли цех по производству наркотиков, фальшивых денег… Ведь первое, что делает следователь, — это ищет аналоги…

Лично мне приглянулась версия о производстве фальшивок. Их штамповали днем в трюмном помещении, под фон или общий шум подвесных и стационарных моторов, под шум мастерской. Аннинский разоблачил директора, и тот предложил ему взятку, и Аннинский не отказался от денег. Такова жизнь — людей теперь интересуют только деньги. Может быть, ситуация сложилась иначе, и Аннинский услышал: «Ты глубоко копнул, капитан, а я приверженец свежих взглядов: человека проще купить, чем убить». Это политика. Политики затыкают недовольным рот деньгами, привилегиями, высокими постами. Вчера еще чужой, сегодня он свой.

Конечно, я хотел получить ответ на вопрос — купился ли Виталий Аннинский. Он оставил деньги себе, значит, отчасти — да. «Лучше быть правой рукой дьявола, чем стоять у него на пути». Но трудно, невозможно представить в образе дьявола наркомана, пусть даже с маленьким стажем. Нет, не Вадим Перевозчиков, о котором в пренебрежительном тоне отозвался шкипер, стоял во главе преступной группировки. За ней стояла куда более зловещая и влиятельная фигура.

Ко всем прочим «кейвордам» я добавил фамилию столичного предпринимателя.

— Перевозчиков, — повторил Проныра, записывая его имя. И по обыкновению прокомментировал: — Криминал, как обычно. В прошлый раз ты сказал, чтобы я покопал в прошлом. — Он выразительно замолчал.

Прошлое. У каждого дела есть прошлое. И я вдруг подумал о том, что мы, стремясь к будущему, так или иначе отойдем к прошлому.

— Да, — сказал я, — копай в прошлом. Аналоги, на которые рассчитываю, лежат в прошлом. Да, вот еще что: все, что связано с туризмом или отдыхом, отметай. Иначе обрастешь информацией.

— Там видно будет.

Я собрался уходить и тут вспомнил:

— Пока не ушел и пока ты не включился в работу… Найди мне рабочий и, если возможно, домашний номер телефона судьи — Сошина Александра Анатольевна.

— Наша судья, московская?

— Да. Перовский районный суд.

— Нет ничего легче.

Через минуту я ушел, записав в блокнот номера телефонов той самой принципиальной судьи, отправившей Вадима Перевозчикова за решетку: 309-03-03 и мобильный, скорее всего, — тоже служебный.

Вчера выдался тяжелый день, и сегодня я еле держался на ногах. Уже не помню, как я добрался до дома и как упал в кровать. Мне показалось, спал я две или три минуты, на самом деле, когда меня разбудил телефонный звонок, на часах было начало второго ночи.

— Дрыхнешь? — спросил голос в трубке.

Я узнал Белоногова не по интонации и по характерной для него хрипотце в голосе, а по номеру его мобильника, высветившегося на экране… Порой я был готов отказаться от предварительной «оцифровки» абонента в пользу того, чтобы узнать, как по стуку сердца, ритм и мелодию его голоса, его тон, действительно смягчить суховатое «да?» обращением, требующим ответа: кто это звонит? Удивиться и вскинуть брови, обрадоваться и улыбнуться, расстроиться и нахмуриться, рассердиться и скрипнуть зубами. Вот этих чувств и эмоций мне постоянно недоставало. Мне, как и большинству, трудно было перешагнуть через натуральную склонность, приобретенную мной за последние годы. Я подумал о том, что этому устоявшемуся образу действий подошло бы короткое определение: прививка. Все мы носим на себе невидимую метку цифровой манту, реакция которой проявляется каждый день, каждый час. А дисковые аналоги, лишенные определителя номера, потихоньку спускаем в мусоропровод…

На грубоватый, как шлепок незнакомца по спине, вопрос Белоногова я ответил корректно:

— Уже не сплю. — И назвал его по имени-отчеству: — Что случилось, Валентин Борисович?

— Кое-что случилось, — ушел он от прямого ответа, и я отчетливо расслышал щелчок зажигалки. А дальше — затяжной выдох. — Знаешь Кузьминский пруд?

— Да, — подтвердил я, отчетливо представляя очертания пруда с высоты птичьего полета: он походил на упавшую с неба прямую кишку, и вместе с Шибаевским прудом, разделенным мостом, рождал в моем представлении что-то тошнотворное. Эта связка нашла себе место между двумя кладбищами: Кузьминским и Люблинским, что на юго-востоке столицы.

— Подъезжай со стороны Ставропольской улицы, — продолжал Белоногов. — Не доезжая до кладбища, свернешь налево и — до конца лесопарка. Патрульных в оцеплении я предупредил насчет тебя. До встречи.

Я успел сказать спасибо только коротким гудкам и сложил финскую «раскладушку».

Футболка, джинсы, кожанка, ботинки. Прихватив гоночный шлем, я вышел из дома. Мой «Судзуки» завелся с пол-оборота, и я взял направление на Кузьминский лесопарк.

Мне пришлось оставить байк на попечение патрульных, дежуривших на безлюдной развилке и в нескольких десятках метров от пруда. При свете полицейских машин на месте происшествия работала следственно-оперативная бригада. Белоногов стоял поодаль от основной группы людей, жадно и часто затягиваясь сигаретой. На его крупную фигуру падал свет от фар «скорой помощи», остановившейся в некотором отдалении от оперативных машин и всего следственного перфоманса.

— Привет, — поздоровался он, не поворачивая головы, когда моя тень выросла рядом с его. И эта «живая картинка» напомнила мне сцену из «Бриллиантовой руки»: «На его месте должен был быть я».

— Кого грохнули? — спросил я нарочито безучастным голосом. Как будто искусственно созданное равнодушие было наделено способностью отвести беду от Ани Аннинской. Я даже скрестил пальцы и прикусил губу: «Только не ты… Только не это». Ее смерть подчеркнула бы мою нерасторопность. А моя клятва найти убийцу Виталия Аннинского превратилась бы в проклятие.

Я даже не попытался связаться с Аннинской. Согласно условиям содержания под домашним арестом, ее телефоны были отключены; ей запрещалось пользоваться компьютером — как средством связи. У подъезда круглосуточно дежурил наряд полиции. Насколько я знал, на лестничной клетке была установлена камера видеонаблюдения (это в дополнение к камере над подъездом).

Белоногов щелчком отправил окурок в кусты и повернулся ко мне лицом:

— Убит Николай Сергунин по кличке Сергун.

Я покачал головой: имя и кличка этого человека мне ни о чем не говорили. И невольно прислушался к доносившимся с места осмотра голосам. Мужской голос:

–…принадлежат ли останки человеку или животному…

«Что за чертовщина тут происходит? Снимают ремейк «Убийство на улице Морг»?»

— Слепцова, а ты изыми образцы грунта и составь протокол и схемы. Возьми пробы с обуви, на глазок пока сравни с почвой, на которой лежит труп. Потом назначим криминалистическую экспертизу.

Эти слова мужчина произнес уставшим голосом с интонацией: «А мне это надо?»

Я быстро разобрался что к чему, внимательнее приглядевшись к многочисленной оперативной группе и выделив в ней два совсем юных создания. Это были практикантки, и следователь буквально нагружал их и по-черному юморил про «нечеловеческие останки».

Однако следующие слова дежурного следователя подняли волосы на моей голове. Отвечая на вопрос практикантки, он назвал другую фамилию: Аннинский Виталий Валерьевич.

— Труп наполовину находился в воде…

Как будто подтверждая слова Белоногова, тягучий монотонный голос с эпицентра следственных мероприятий отдал кому-то распоряжение: «Изъять пробы воды в полторашку».

Конец ознакомительного фрагмента.