Регрессия. Исповедь колдуна

Н. М. Фишер, 2022

Приквел дилогии "Регрессия". Душа колдуна наконец обрела покой. Иоганн навсегда освободился, чтобы дать себе и Анне шанс. Что же толкнуло его на этот шаг? Темная душа учителя, подчиняющая себе волю юного колдуна? Ненависть сверстников? Зло, что он творил своими руками? А может, несчастная любовь? История терзаний Иоганна, рассказанная им самим. От первых до последних дней жизни.

Глава 5.

Он застал меня врасплох, подчинив себе так неожиданно, что я ничего не успел осознать. Обычно учитель не позволял себе показывать силу на людях, лишь глубоко в моей голове изредка комментируя происходящее — этого я уже почти не замечал. Первые полгода школы прошли вполне неплохо — я не завел близких друзей, но в общие игры меня принимали и даже доверили рассказывать стихотворение на новогоднем утреннике как человеку с хорошей памятью и дикцией. Как оказалось, зря.

Стоило мне открыть рот, как я почувствовал жар во всем теле. Стиснув кулаки в попытке избавиться от неминуемо наступающей боли, а заодно затолкать выбирающегося наружу учителя обратно, я упорно продолжал автоматически воспроизводить заученные незамысловатые строки. Конечно, эту битву я проиграл, как и многие другие в будущем. Против моей воли стихи про белочек и зайчиков сменились незнакомыми даже мне самому словами. Я осыпал ими небольшой актовый зал, украшенный гирляндами с пушистой живой елкой в углу, словно желал испепелить присутствующих. Глаза мои полыхали огнем, а внутри звучал жуткий хохот.

Все замерли в оцепенении, и лишь мама, на секунду замешкавшись, подлетела ко мне и принялась трясти за плечи. Но учитель не собирался сдаваться — свое шоу он намеревался довести до конца. Я с силой, не свойственной худому долговязому первокласснику, оттолкнул ее и приблизился к нелепой девочке Маше с двумя бантами на тонких косичках, отличнице и зазнайке, но в целом, вполне обыкновенной семилетке. «Встань!» — произнес я, и девочка, не дрогнув, повиновалась. «Лезь в окно!» — продолжал я, до крови кусая язык, чтобы не произнести льющихся потоком слов. Маша в блестящем миллионами бисеринок наряде снежинки двинулась к высокому подоконнику, стремясь спрыгнуть в метровый сугроб прямо со второго этажа. Тогда-то я впервые узнал странную тягу учителя к высоте.

К счастью, другие дети и присутствующие учителя быстро сориентировались — сняли безвольную девочку с подоконника, не давая ей уцепиться за оконную раму, и вернули на место. Она трясла головой и озиралась по сторонам, словно не понимала, что с ней произошло.

Я и сам не понял. Никто не понял. Лишь мама, пока тащила меня за руку домой, не дав закончить выступление, рыдала, и ее крики и причитания эхом разносились по всей улице.

Я все еще чувствовал, как горит каждая клеточка моего тела. Мне хотелось содрать кожу, броситься по дороге лицом в снег и лежать там, пока не растоплю его до самой земли.

Дома, не обращая внимания на мамины причитания, я прямо в новом костюме, купленном ею специально к празднику, забился на кровать и шепотом обратился к тому существу, что обитало в моем теле:

— Что ты с ней сделал? — Я не плакал, просто не мог. Казалось, огонь выжигал из моего тела все, даже слезы.

— Я сделал? — раздалось в моей голове. — Нет, Иоганн, это ты сделал!

— Не называй меня этим именем! Я — Игорь!

— Не противься своей сути, мой мальчик. Прими ее с честью и следуй своему предназначению!

— Но я не хочу! — закричал я, поймав испуганный мамин взгляд. Она стояла чуть поодаль и не шевелилась, не зная, чем мне помочь, и не рискуя приблизиться. — Зачем ты заставил меня приказывать Маше? Она же меня возненавидит!

— Я просто показал, на что ты способен! И поверь — это лишь малая часть твоих способностей! Самый верх. Ты гораздо могущественнее!

— Зачем ты мне это показываешь? Я не хочу все это уметь! Не хочу и не буду!

— Глупый мальчишка! Я учу тебя! Помогаю стать собой, Иоганном, колдуном, способным даже на черную магию! Помогаю перестать прятаться в тени этого тела! А учиться лучше всего на практике — сегодня ты наконец понял, как легко управлять жалкими людишками.

— Не хочу, не хочу, не хочу! — я сжимал голову ладонями и отчаянно тряс ею, пытаясь выгнать загробный голос из своей головы.

— Не хочешь? — взревел учитель, оглушая меня изнутри. — Да ты сам пришел ко мне!

— Сам пришел? — я не хотел верить в это, но отчего-то знал, что учитель не лжет.

— Закрой глаза, мой мальчик. — Голос вновь стал тихим и будто даже ласковым. — Сосредоточься и перенесись к началу. Не говори, что не можешь, — приказал он, даже не дав мне возразить. — Твоя сила в тебе, никуда она не делась с веками — я постоянно ее ощущаю. Вернись в ту точку, когда ты решил стать моим учеником, и ты все поймешь сам.

Я выдохнул и зажмурился, продолжая сжимать голову руками. Ничего не происходило — лишь тьма окутывала меня со всех сторон. Но чем дольше я вглядывался в нее, пропуская через себя, погружаясь в ее пучину, тем отчетливее проявлялась картинка вдали. Смутно знакомые очертания приближались и светлели — сначала появились цвета, а потом — звуки и запахи.

***

Первым, что я почувствовал, стал дикий голод. Кажется, я не ел несколько дней. Серое небо хмурилось, накрапывал мелкий дождь, а ледяной ветер пробирал до самых костей. Я брел по булыжной набережной вдоль реки, где кучками ютились рыбаки, прикрываясь тряпьем от навязчивого дождя. В голове назойливо вилась лишь одна мысль — как найти пропитание.

В одной из луж, собравшихся в углублении между камнями мостовой, выбитыми телегами, я увидел свое отражение — высокий мальчишка с растрепанными черными волосами, тоже лет семи. Лицо измазано сажей, одежда грязными лохмотьями висит на обтянутых кожей костях, а зеленые глаза полны отчаяния.

Воспоминания пришли сами собой — я отчетливо видел добротный дом в пригороде Парижа. Видел, как две моих сестры разбухли и умерли одна за другой в страшной лихорадке, как мать, выхаживая их, заболела сама и, покрывшись сочащимися гноем язвами, иссохла за несколько дней. Как отец рвал на себе волосы, потеряв всех женщин в семье. Как он ушел на два дня, а потом вернулся, злой, с зажженным факелом в руке и принялся размахивать им, прогоняя нечистую и вытравляя чуму. Как я в ужасе смотрел на него и умолял остановиться. А потом перед глазами замелькала вспыхнувшая солома, занявшиеся огнем стены и тряпки, а потом и пропитавшееся вином тело отца, рухнувшего в пламя.

Я испугался и убежал. Бежал долго — до самого города, но и в Париже не мог найти приюта — кому нужен некормленый мальчишка без семьи, денег, весь в грязи и вшах. К тому моменту я не умел ничего — всю свою недолгую жизнь я работал на виноградниках вместе с семьей, не зная другой жизни. И теперь, оказавшись, в шумном вонючем городе, не мог найти себе места.

Когда я уже собирался забиться под городские стены и тихонько умереть, поскуливая так, чтобы меня не слышали, появился он. Я догадался о его появлении задолго до того, как увидел. Многоликая толпа сначала зашепталась, расступаясь и стремясь спрятаться, а потом замерла и смолкла. Такую тишину я раньше слышал только под ясным небом виноградных полей, но никак не в столице.

Мне было все равно — умирать под громкие крики или в гробовой тишине, но тут передо мной возникла фигура. Старец в длинной сером одеянии, не похожий ни на одного человека из тех, что мне прежде приходилось видеть, с такими же серыми длинными волосами показался мне похожим на призрака. Я поднял на него взгляд и вскрикнул — глаза его были полностью белыми, недоступными для света, но все же казалось, что он заглядывает в самую душу.

— Как зовут тебя, мой мальчик? — склонился надо мной старец, будто видел меня так же ясно, как я его.

— Иоганн, — прошептал я.

— Иоганн, я чувствую в тебе будущую силу. Ты же хочешь стать великим и подчинять себе других?

— Я не знаю, — еле слышно ответил я, испугавшись его слов.

— Когда узнаешь, — усмехнулся он, — спроси на рыночной площади, где найти колдуна, тебе подскажут.

Старик, скривившись в жуткой улыбке, отодвинулся от меня и заковылял дальше, а я остался сидеть, не зная, соглашаться мне на пугающее предложение странного старца или нет.

Ответ пришел быстро, стоило мне начать терять сознание от голода и жажды. Оказалось, что умирать было слишком страшно — даже за такое жалкое существование я цеплялся из последних сил.

Падая по дороге от бессилья, в полузабытьи я добрался до дома колдуна, постучал в дверь и рухнул возле порога. Когда я открыл глаза, обнаружил, что старец водит руками, охваченными огнем, над моим телом и шепчет что-то на незнакомом языке. Голова больше не кружилась, руки и ноги налились мощью, и желудок перестал урчать от голода. Никогда прежде я не чувствовал себя таким сильным и способным сворачивать горы.

Я приподнялся в койке и огляделся — в очаге тлели дрова, полутемная комната, наполненная дрожащими тенями, благоухала ароматами трав, ровными пучками свисавших с потолка. Слепой старик устремил на меня белки глаз, и его лицо озарилось улыбкой, впрочем, делавшее его еще неприятнее.

— Здравствуй, Иоганн, — проскрипел он. — Рад, что ты пришел. Ты принял мое предложение?

— Какое? — По спине пробежали мурашки.

— Ты станешь моим учеником?

— Учеником? — удивился я. — Но я никогда ничему не учился. Я и грамоты не знаю… Я…

— Я научу тебя всему. Просто скажи «да».

— Да, — ответил я, не думая, — да. Я согласен. Только не бросайте меня.

— Ни за что, — ответил колдун. — Во веки веков.