Обман Розы

Ната Лакомка, 2020

Меня зовут Роза Дюваль, и я – артистка в провинциальном театре. Не слишком веселая работа для девушки, которая не желает искать покровителя. Да и актриса я никудышная – совершенно не умею притворяться. Но все началось с букета черных роз, и теперь я вынуждена играть чужую роль рядом с мужчиной, один взгляд которого повергает меня в трепет…

Глава 1. Чёрные розы и чёрная маска

— Рози! — маэстро Панчини ворвался в мою гримерную без стука. — Тебе опять букет от таинственного поклонника!

Я замерла, держа в руке пуховку, которой собиралась припудрить нос. Нет, меня совсем не обрадовала эта новость. Наоборот…

— Прошу сюда! — пригласил кого-то маэстро Панчини, бурно жестикулируя. — Ставьте корзину вот здесь, у кресла!

Рабочий сцены внес корзину с черными розами, и в комнате сразу стало тесно. Пуховка, кружась, опустилась на пол, но я этого даже не заметила. Все мое внимание было приковано к великолепным цветам.

Черные розы стоили дорого, очень дорого. И я не могла даже представить, кто в нашем городке решил заплатить такую сумму. Конечно, розы не были черными, так назывался сорт — «чёрный принц», а сами цветы были темно-красными, бархатными, с синеватой тенью в глубине лепестков.

— Как благоухают! Белиссимо! — простонал маэстро, закатывая от восторга глаза. — Сегодня ты была великолепна, моя дорогая Рози! И видишь — не я один оценил твой талант!

Но я не спешила упиваться успехом. Да и смешно было считать успехом выступление на провинциальных подмостках, где я уже три года играла графинь, герцогинь и принцесс разных эпох и стран. Смешные наивные пьески, где мне отводилась роль красивой куклы — какой талант можно продемонстрировать в них? Скорее — отсутствие таланта.

Только вот черные розы…

Первый раз я получила их около месяца назад. Это было приятно и неожиданно, но я не обнаружила визитки, и даритель так и не объявился. Сначала я посчитала, что подарок был случайным — мало ли какие обстоятельства заставили человека преподнести дорогой букет актрисе, которая за все представление только ахала, плакала и смотрела на исполнителя главной роли восторженными глазами.

Но через неделю мне прислали еще корзину этих чудесных цветов, и опять я не обнаружила визитки.

Цветы присылали снова и снова, директор театра (режиссер и сценарист по совместительству) пообещал написать пьесу специально для меня, объявив, что я, наконец, состоялась, как актриса, а маэстро Панчини посматривал хитро, и я прекрасно знала, о чем он думает. У каждой актрисы уже был покровитель, а некоторые успели поменять далеко не одного поклонника красоты и таланта, но я упорно отказывала молодым и не очень молодым господам, желавшим познакомиться поближе. Многие считали это не добродетелью, а высокомерием, и я не раз слышала, как артисты злословили, рассуждая, кого же я высматриваю — графа или князя, или другую особу королевских кровей. И вот теперь — черные розы…

— Кто-то хочет привлечь твое внимание, — говорил маэстро, выпроваживая рабочего, который таращился в вырез моего пеньюара. — Черная роза означает — «вы прекрасны и не осознаете этого». Кто-то оценил тебя по достоинству, Рози. И этот кто-то очень богат, не упусти свой шанс!

Он вещал это с таким душевным подъемом, словно это ему прислали розы, да не простые, а из королевского сада. Но я не торопилась радоваться сомнительной удаче.

Черные розы были огромными — с мою ладонь. Капельки воды застыли на них, как жемчужинки. Глянцевые темно-зеленые листья казались восковыми. Но вся эта красота не радовала меня, даже пугала.

— Не вздумай отказаться, когда он придет, — напевал мне на ухо маэстро Панчини. — Я видел твои башмаки — подошву можно привязывать ленточкой. Как обидно — быть такой красавицей и не иметь возможности одеваться достойно своей красоте…

— Прекратите, — произнесла я с трудом, потому что цветы в корзине будто гипнотизировали меня, а соблазняющие речи маэстро вливались ядом в уши. — Я не фарфоровая статуэтка, выставленная на продажу.

— Именно — фарфоровая. Тебя надо беречь, полировать бархатом и заворачивать в шелк.

— Тут записка! — я поспешно перевела тему, заметив среди цветов сложенный вдвое листок.

— Я прочту! — маэстро оказался проворнее меня и схватил письмо первым.

— Отдайте! — возмутилась я. — Это мое!

Но он и не подумал проявить хоть каплю деликатности и развернул листок, пробежав строчки глазами, а потом приглушенно выдохнул:

— О-о-о! Этой твоя удача, Розочка! — и зачитал с выражением. — «Прошу мадемуазель Розу Дюваль принять меня сегодня в восемь вечера для выражения восторгов и благодарностей. Если согласны, поставьте цветы на окно».

— Что за глупости, — сказала сердито, выхватив, наконец, записку из его длинных и цепких пальцев.

Пока я перечитывала послание, убедившись, что все было прочитано от слова до слова, маэстро схватил корзину и водрузил ее на подоконник.

— Что же вы делаете?! — закричала я, бросаясь, чтобы убрать цветы.

Но маэстро встал у меня на пути, не позволяя подойти к окну. С неожиданной для такого коротышки силой он схватил меня за локти и сильно встряхнул. Восторги и дурашливость мгновенно исчезли, и на меня смотрел уже другой маэстро Панчини — вовсе не поклонник театрального искусства, а расчетливый и холодный коммерсант.

— В этот раз тебе придется спрятать шипы, моя дорогая Роза, — сказал он тихо, и в его голосе мне послышалась угроза. — Ты считаешь, можешь отказывать господам? Воротить от них свой хорошенький носик? Очнись! Пока тебе везло, но везение может закончиться.

— О чем вы? — я вырвалась из его рук, но он по-прежнему не давал мне подойти к корзине.

— Тебе везло, что никто из этих важных господ не стал с тобой связываться. А что касается меня — я каждую ночь кошмары вижу, потому что жду, как однажды кто-то из этих господ подключит свои связи и прикроет наш балаган к чертям собачьим!

— Разве в этом будет моя вина? Насколько я помню, у вас театр, а не бордель!

— Это жизнь, цветочек, — деловито сказал маэстро Панчини, достал из кармашка жилетки часы, взглянул на них и удовлетворенно кивнул. — Советую тебе приготовиться к восьми часам и подумать о том, что ты живешь в квартире, которую оплачивает театр. Девчонки и так возмущаются, почему они вынуждены одаривать благосклонностью и толстых, и старых, а Розочка живет, как графиня — не иначе бережет себя для короля. Я долго терпел, но терпению приходит конец. Особенно, когда кто-то дарит тебе розы стоимостью три золотых штука.

— Как у вас совести хватает говорить мне такое, — произнесла я с трудом, до того он огорошил меня этой речью.

Маэстро засмеялся и вновь превратился в добродушного восторженного толстяка, каким я привыкла его видеть:

— Ну что ты такая злючка-колючка, Розочка? — он молитвенно воздел руки. — Прими господина, посмотри, кто придет. Вдруг он тебе понравится!

— Не желаю никого принимать! — ответила я и невежливо толкнула маэстро в грудь.

Сняв корзину с окна, я гневно указала ему на дверь, и он вышел, на прощание подмигнув.

— Это твой последний шанс! — сказал он прежде, чем захлопнуть дверь. — Будешь важничать — выставлю из театра и из квартиры в два счета. Кэрри давно просится на твои роли!

Я осталась одна и закусила костяшки пальцев, чтобы прийти в себя.

Кэрри просит мои роли… Маэстро угрожает выгнать… Все это разозлило, а еще больше напугало. Если я и в самом деле лишусь работы и жилья, это будет… это будет катастрофой.

Я осторожно выглянула в окно, приподняв штору. Больше всего я опасалась увидеть там какого-нибудь господина с брюшком и гусиной зубочисткой, важно прохаживающегося по дорожке между липами и искоса посматривающего на здание театра.

Но по аллее гуляла только парочка — женщина держала мужчину под руку и что-то нежно шептала ему на ухо. Может, мне повезло, и мерзкий поступок маэстро Пначини не будет иметь последствий. Приславший розы просто подумает, что я отказала, и не придет.

Я опустила штору и обошла корзину с розами стороной, будто цветы были живыми существами, да еще и настроенными ко мне враждебно. Конечно же, я наступила на оброненную пуховку, и лебяжий пух превратился в грязно-белую кляксу.

Часы пробили восемь часов, когда ворвалась Дилия — наша лучшая актриса-травести и крикнула пронзительным голоском:

— Роза! Что сидишь?! К тебе посетители!

— Посетители? — я была в халате, потому что готовилась отправиться спать, и едва успела затянуть поясок и подвязать волосы лентой, когда дверь отворилась, и вошел гость, которого я совершенно не ждала.

Дама. Гость оказался дамой.

Я мгновенно оценила темно-лиловое платье, явно сшитое на заказ, с тончайшими кружевами в пять оборок, и бархатный сапожок, кокетливо выставленный из-под подола. На сапожке притаилась металлическая брошка-змейка — последний крик моды. Этот сапожок так поразил меня, что я не сразу догадалась посмотреть даме в лицо.

Она была в маске. В черной маске, оставляющей на показ только нежный белый подбородок и алые губы, сейчас приоткрытые в улыбке.

— Добрый вечер, мадемуазель Дюваль, — сказала дама. — Ах! И правда — какое удивительное сходство! Пожалуй, вблизи еще больше, чем на расстоянии. Взгляни, Коко, — она позвала кого-то из коридора.

Вошел господин — тоже роскошно одетый, тоже в маске, а в петлице его пальто красовалась… черная роза. Я так и впилась в него взглядом. Он был молод и — насколько позволяла определить маска — красив. Но если это тот самый щедрый поклонник, то зачем он пришел с дамой?

— Добрый вечер, — сказала я строго. — С кем имею честь разговаривать?

Дама посмотрела на Дилию, которая беззастенчиво таращилась на ее кружевные перчатки, и ласково сказала:

— Подите вон, милочка.

Дилию словно сдуло ветром.

— Кто вы? — спросила я, когда мужчина в маске плотно прикрыл двери.

Что-то неприятное было в этой изящной и роскошно одетой паре. Что-то зловещее, пугающее, как… как и в черных розах.

Дама засмеялась и сняла маску, и теперь ахнула я, потому что мы с этой странной гостьей оказалась похожи, как две капли воды.