Сети Культа

Наталия Московских (2024)

Осенью 1489 года с.д.п. по всей Арреде распространяется страшная весть: Мальстен Ормонт, анкордский кукловод, демон и преступник — не был казнен в скорбный день Ста Костров. Он жив и стремится укрыться от грозных палачей, ратующих за торжество правосудия. Мальстен со своей сообщницей движется к Малагории, где у него будет возможность избежать кары со стороны Красного Культа и уберечь от той же участи Аэлин Дэвери. Великий Палач Арреды Бенедикт Колер затевает масштабную кампанию против Мальстена Ормонта и его союзников. В его голове уже созрел план отмщения, сети которого вскоре охватят весь материк.

Часть 2. Огни Шорры

Глава 13

<6 лет назад>

Грат, Малагория

Седьмой день Реуза, год 1483 с.д.п.

Кару разбудил солнечный луч, назойливо забредший в комнату. Лениво потянувшись, она перевернулась на другой бок и коснулась рукой той стороны кровати, на которой уснул Бэстифар. Ладонь опустилась на остывшую шелковую простынь. Кара тут же открыла глаза и напряженно села на кровати. Взгляд настороженно забродил по комнате в поисках принца. За пару ударов сердца она успела продумать множество версий его отсутствия. Первая же всколыхнула в ней волну злости, потому что подразумевала Мальстена.

Кара понятия не имела, почему ревнует Бэстифара к кукловоду, но ничего не могла с собой поделать. Ей совсем не нравилось то, с каким вниманием принц подходит к каждому заскоку своего друга, с каким беспокойством относится к любой его выходке. Вчера ночью он далеко не сразу придался страсти с Карой, когда пришел к ней в комнату — первое время он в подробностях рассказывал ей о скандале, который закатил Мальстен по поводу гимнастов. Кара слушала и боролась с собственными чувствами. Ей казалось, будто Мальстен Ормонт отбирает у нее Бэстифара, даже не присутствуя в комнате физически. От мысли, что он мог забрать Бэстифара и сейчас, Кара захотела прикрыть нагое тело, залитое жаркой волной непривычного стыда. Словно бы некто невидимый, наблюдавший из ниоткуда, насмехался над ней — голой, брошенной, использованной, променянной на треклятого кукольника.

Кара встала с кровати, нехарактерно резким для себя движением схватила расшитый цветами халат и туго затянула пояс.

— Радость моя, кто украл плавность твоих движений? Ты так двигаешься, только когда злишься. Я, что, пришел к тебе в плохом сне?

От знакомого голоса Кара вздрогнула и на миг растерялась, не зная, что ответить. Не разглядев его в пределах видимости, она уверилась в своем выводе, что Бэстифар променял ее на Мальстена. Поняв, что он все еще здесь, Кара не знала, как теперь быть с уже успевшей разгореться злостью.

Медленно обогнув кровать с балдахином, она нахмурила брови и недоверчиво посмотрела на Бэстифара, изучавшего какие-то бумаги за письменным столом. Он обернулся, не зная, как трактовать ее молчание.

— В чем дело? Неужто я храпел ночью? — Он усмехнулся, но почти сразу посерьезнел, заговорив нарочито сокрушенным тоном: — Боги, надеюсь, это не так, это отвратительно!

От заразительной непринужденной улыбки, озарившей его лицо в следующий миг, Кара расслабилась, в глазах появился интерес. Она лишь надеялась, что Бэстифар не заметил смятение, владевшее ею пару минут назад.

— Брось, ты прекрасно знаешь, что ты не храпишь, — сказала она. Почувствовав, что сердцебиение унялось, она неспешно приблизилась к письменному столу. — А чем ты занима… — Кара осеклась, успев разглядеть то, что изучал Бэстифар. — Это же родовое древо твоей семьи…

Бэстифар кивнул.

— Внушительное, не правда ли? — Он пригладил аккуратную бородку и поманил Кару ближе, параллельно продолжив рассказ: — У Малагорских царей было принято иметь много жен. Это обеспечивало большую вероятность появления наследника, чтобы престол не остался без царя из правящей семьи. Так что, если какая-то из жен не могла забеременеть вовсе или у нее рождались только дочери, это не было трагедией. Если же бесплодным оказывался царь, у него, как правило, находилась куча братьев, готовых его заменить. — Бэстифар нервно хохотнул, показав на семейное древо. — Самым плодовитым был мой прапрадед, у него было двадцать шесть жен и семьдесят восемь сыновей. Дочерей я даже считать побоялся. Только представь! Семьдесят восемь конкурентов в борьбе за престол!

Кару впечатлил весь рассказ Бэстифара, но на последнем предложении она сделала особый акцент.

— Конкурентов? — переспросила она. Аркал кивнул, Кара обошла его и присела к нему на колени, отодвигая бумаги к противоположному краю стола. — Раньше тебя никогда не занимали вопросы престолонаследования в Малагории. С чего вдруг ты об этом задумался?

— У меня восемь братьев, — пожал плечами Бэстифар. — Эта ситуация куда как легче, чем та, в которой оказался мой прадед.

— Легче… для твоих братьев? — настороженно поинтересовалась Кара.

— Она легче в целом.

— Что ты хочешь этим сказать?

Бэстифар качнул головой и убрал растрепавшиеся волосы с лица любовницы.

— Да так, пустяки. Просто задумался.

— О чем? — упорствовала Кара. — Уж не собрался ли ты побороться за место на троне?

— Как знать, как знать, — заговорщицки улыбнулся Бэстифар, однако, заметив испуг в глазах Кары, тут же покачал головой. — Не переживай раньше времени, дорогая. Даже если я и поддамся этой мысли, все случится не сегодня и не завтра.

— С чего бы этим мыслям вообще появляться? — Кара не смогла скрыть в голосе возмущение. Ей не нравилось новое намерение Бэстифара, она не ждала от этого ничего хорошего. — Тебя никогда не интересовала власть в стране.

— Неужто ты тревожишься, что, став царем, я тоже заведу себе двадцать шесть жен? — невинно спросил он.

Как ни странно, этот вопрос оказался для Кары болезненным, и она тут же скрыла боль за строгостью, как делала всегда. Голос сделался холодным, взгляд стал пристальным и сверлящим.

— Я спрашиваю серьезно, Бэстифар, — отчеканила она. — Можешь хоть минуту обойтись без своих шуток?

— Могу, — кивнул принц, вторя ее тону. — На эти мысли меня навела сегодняшняя ночь.

Кара непонимающе изогнула одну бровь.

Ему, что, стало не хватать меня одной? — подумала она, и почему-то эта мысль кольнула еще больнее, чем недавний вопрос Бэстифара.

— И как же я могла это спровоцировать?

— Вообще-то, это спровоцировал Мальстен.

Такой ответ оказался едва ли не хуже опасений, занимавших Кару миг назад. Ее лицо гневно вытянулось. Ей стоило огромных трудов не вскочить и не отстраниться от принца.

— Мальстен?! — Как она ни старалась, сохранить голос бесстрастным ей не удалось, однако Бэстифар предпочел не заметить змеиных ноток ревности.

— Да, — невозмутимо сказал он. — Во время нашего разговора он напомнил, что гимнасты были не моими подданными, а подданными моего отца. Мне было нечего возразить ему, и мне… это не понравилось.

Судя по тому, как он нахмурился, Кара поняла: было что-то еще.

— Он тебя задел, — не без удовольствия предположила она.

— Пожалуй, — задумчиво сказал он, погрузившись в воспоминания о своих ощущениях.

Кара разочарованно вздохнула: боль вызывала у Бэстифара любопытство, а не желание отстраниться. Будь у него возможность, он испытал бы множество ее граней в угоду своему интересу. Сейчас Каре бы больше понравилось, если б принц попытался отрицать боль от слов Мальстена или хотя бы неуютно поежился вместо того, чтобы уходить в себя.

— Что ж, надеюсь, ты быстро позабудешь об этом, — сказала она, обвив руками его шею. — Мне бы не хотелось, чтобы ты дрался за трон. Твои братья кровожадны и могут попытаться убить тебя.

Бэстифар поцеловал ее. Его руки уверенно нашли узел на ее поясе и легко с ним справились. От его следующего небрежного движения халат послушно соскользнул на пол.

— Я умею за себя постоять, — сказал Бэстифар.

Кара игриво улыбнулась и поцеловала его с еще большим жаром.

Глава 14

<настоящие дни>

Грат, Малагория

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Малагорский цирк этим вечером был безлюден: репетиции закончились, ближайшие представления должны были состояться лишь через несколько дней.

Выйдя на пустующую арену, Бэстифар обвел взглядом большой зрительный зал и прислушался к звукам пустующего цирка. Его окутала тоскливая, заброшенная тишина, которая приходила сюда каждый раз, когда завершалась активная деятельность.

Прежде Бэстифар никогда не замечал, что вне представлений или репетиций его цирк производит впечатление безжизненного и давно покинутого места. Всегда ли так было? Или это началось лишь с уходом Мальстена? В последнем предположении не было никакой логики, однако Бэстифар не мог избавиться от него. Будто цирк и впрямь был живым организмом и все еще не оправился от вероломного побега главного постановщика. Каждое пустующее сиденье, каждая забытая пылинка страдальчески вопрошали: «Мальстен, как ты мог?».

— И вправду, как? — спросил Бэстифар вслух.

В тишине зала его слова прозвучали пугающе громко. Он прикрыл глаза, будто так мог бы лучше расслышать ответ осиротевшего цирка.

— Мой царь?

Оклик оказался настолько неожиданным, что Бэстифар вздрогнул и побоялся пошевелиться. На миг он поверил, что ему и впрямь отвечает сам цирк. Однако голос показался слишком знакомым, пусть и непривычно робким.

Заставив себя открыть глаза и повернуться, Бэстифар глубоко вздохнул. Разочарование прорвалось сквозь выдох, но черноволосая девушка, сидевшая в четвертом ряду, подтянув к себе колени и обхватив их руками, не обратила на это никакого внимания.

— Ийсара, — попытался улыбнуться Бэстифар. Он не обрадовался, что гимнастка услышала его вопрос, однако не нашел в себе ни желания, ни аргументов для упрека. Вместо того он приблизился к ней. — Не ожидал кого-то здесь сейчас увидеть. Обычно я прихожу сюда, когда никого нет.

Ийсара улыбнулась и запрокинула голову, будто в попытке не заплакать. Непривычно было видеть ее такой: почти всегда дерзкая и активная, она крайне редко демонстрировала лиричное настроение и слезливостью не отличалась.

— Я тоже люблю приходить, когда никого нет. Мы, кстати, часто приходим в одно и то же время. Просто вы впервые меня заметили.

Губы Бэстифара недовольно покривились. Он не припоминал, чтобы во время вечерних визитов в пустой цирк говорил или делал что-то непотребное, однако после слов Ийсары ощутил, как стыдливый румянец приливает к щекам. С трудом поборов это неприятное чувство, Бэстифар подошел к Ийсаре и сел рядом.

— Тебя что-то печалит? — спросил он.

Ийсара неуверенно пожала плечами.

— Мне частенько становится грустно, когда я прихожу в пустой цирк. С уходом Мальстена он осиротел, вы не думаете так?

Бэстифар вздрогнул. Теперь ему захотелось всеми силами отгородиться от этих мыслей. Он был готов мириться с ними, пока они принадлежали ему одному. Разделять их с кем-то еще было страшно.

— Здесь регулярно идут представления. Цирк функционирует… — деловитым тоном начал возражать он.

— А раньше он жил! — с жаром воскликнула Ийсара, тут же потупившись. — Простите, что перебила, мой царь.

Бэстифар почувствовал себя странно. Обыкновенно Ийсара вела себя смелее, дерзила и заряжала других своим огнем. Видеть ее лиричной и раболепной было слишком дико.

— Послушай, я тебя не узнаю, — честно признался Бэстифар. — Ты никогда не боялась высказывать свое мнение, не робела и не сдерживалась, а сейчас я будто разговариваю с женственно-прекрасной версией Дезмонда. Надеюсь, это состояние затравленного зверя, в котором пребывает наш нынешний художник, не может передаваться по воздуху?

Он ухмыльнулся, однако Ийсара осталась удивительно серьезной и молчаливой. Бэстифар отчего-то чувствовал, что молчит она из опасения перед ним.

— Ийсара, давай начистоту? — предложил он. — Ты прекрасно знаешь, кто я, ты ведь давно выступаешь в этом цирке. Даже после того, что случилось с Райсом и его людьми, ты осталась и продолжала вести себя дерзко и открыто. Раз сейчас что-то изменилось, стало быть, что-то повлияло на твое поведение. Что это было? Расскажи мне.

Ийсара затравленно посмотрела на него и сильнее прижала к себе колени.

— А если не расскажу? Будете пытать? — тихо спросила она.

В голосе звучал испуг, но сам вопрос отважился бы задать не каждый. Бэстифар облегченно улыбнулся и качнул головой.

— Не буду, — сказал он. — Но любопытство мое ты уже разбередила, так что, поверь, я узнаю правду с тобой или без тебя.

Ийсара отвела глаза и поджала губы так, будто сейчас расплачется.

Бэстифар всплеснул руками.

— Боги, Ийсара, ты ведешь себя так, будто я пытал здесь каждого второго! Ничего подобного не было! Откуда такие мысли? Мальстену я вообще обещал, что…

При упоминании Мальстена Ийсара так сморщилась, что Бэстифар осекся, не договорив, и внимательно посмотрел на гимнастку.

— Дело… в Мальстене, верно? — пытливо прищурившись, спросил он. Мучительная гримаса на лице Ийсары была слишком красноречива. — Ты начала робеть передо мной, узнав что-то, связанное с ним? — Бэстифар нахмурился и заговорил с большим нажимом: — А вот с этого момента я хочу знать подробности, Ийсара. Что именно ты узнала? Говори. Или мне придется тебя заставить.

По телу гимнастки пробежала дрожь. Она прикрыла глаза.

— Мой царь, прошу вас… Вы — Мала, прямой посланник Солнца, на все ваша воля, и я не вправе выражать сомнение в ваших действиях. Если вы пытаетесь проверить мою верность…

Не выдержав этого нового приступа раболепного страха, Бэстифар поднялся, стал напротив Ийсары и, пальцем приподняв ее подбородок, заставил ее посмотреть ему в глаза.

— Значит так, говорю один раз: меня перестала забавлять эта ситуация. Я не понимаю, о каких моих действиях, которые нельзя ставить под сомнения, ты говоришь, но звучит это все так, будто, по-твоему, я вознамерился прикончить Мальстена. Если я прав, немедленно говори, откуда такие сведения, иначе, клянусь, я тебя заставлю мне рассказать!

Ийсара ахнула от страха и будто уменьшилась, желая слиться со спинкой зрительского кресла.

— Мой царь, клянусь, я никому не скажу… — пискнула она.

— Ийсара, бесы тебя забери, ты оглохла? Мне скажи, говорю! Мне. Потому что я понятия не имею, откуда до тебя мог дойти такой слух. Я ни о чем таком не помышлял, ясно тебе? И если этого хочет кто-то другой, я хочу знать, кто, чтобы остановить его.

Ийсара распахнула глаза и несколько мгновений недоуменно таращилась на Бэстифара. Он отступил от нее на шаг, врезавшись в спинку зрительского сиденья нижнего ряда.

— Успокоилась? — хмыкнул он. — Теперь сможешь внятно объяснить, что угрожает Мальстену?

Ийсара недоверчиво взглянула на него.

— То есть вы правда не отдавали приказ?

— Боги, да какой приказ?! И кому? — всплеснул руками Бэстифар.

Пока Ийсара воровато оглядывалась по сторонам, надеясь, что их никто не подслушивает, раздражение аркала нарастало и начинало звенеть в воздухе. Рассказ начался за мгновение до того, как он сорвался на крик.

— Пару недель назад я случайно услышала разговор командира Парса с его подчиненными. Кхалагари докладывали, что связь с группой, которая должна была убить Мальстена и некую, — она поморщилась, — женщину, вышедшую на его след, была утеряна. Командир долго сыпал проклятьями, затем сделал вывод, что Мальстен направляется сюда, после чего сказал, что приказ остается неизменным: «данталли и его спутницу необходимо устранить». Однако кхалагари на материке больше не осталось, эта группа была последней, которую отправляли следить за женщиной, пока она не выйдет на след Мальстена. Поэтому командир Парс приказал караулить врагов, — она сделала на этом слове особый осуждающий акцент, — в Адесе, в порту. И еще он дал указание усилить патрулирование в Грате.

Ийсара замолчала, с опаской уставившись на Бэстифара. Тот задумчиво потер подбородок.

— Вот оно, значит, как, — протянул он.

— Разве это была не ваша воля? — осторожно поинтересовалась Ийсара.

— А разве я похож на такого непоследовательного идиота? — вопросом на вопрос ответил Бэстифар. Не встретив понимания, он пояснил: — Подумай сама, зачем мне посылать за Мальстеном некую женщину, а вслед за ней отправлять кхалагари, чтобы, когда та выйдет на нужный след, убить обоих? Тебе не кажется, что в этой цепи присутствует лишнее звено?

Ийсара потупилась.

— Да и к чему мне ждать, пока Мальстен явится сюда? Он очень силен и может управлять даже мной. Не проще ли было прикончить его на материке, если уж мне втемяшилось в голову убить его? — продолжил Бэстифар. — Тут нет логики, с какой стороны ни взгляни.

— Я просто думала, командир Парс может действовать только по вашему приказу… — пробормотала Ийсара.

Бэстифар хмыкнул.

— В этом мы с тобой похожи. Я тоже так думал.

— Значит, командир Парс сам решил убить Мальстена? Или кто-то его дезинформировал?

На этот раз Бэстифар отвел взгляд и решительно выдохнул. Выдох получился рваным.

— Похоже, что сам.

Ийсара зажмурилась, понимая, что это значит. Отар Парс не просто проявил инициативу — он пошел наперекор воле царя. Это приравнивалось к государственной измене, особенно среди кхалагари. И пусть командир Парс был предан царю всей душой, он не имел права его ослушаться. Даже если действовал ради его же блага.

Ийсара уткнулась лбом в собственные колени.

— Вы убьете его, — сокрушенно произнесла она. — Для вас он уже изменник…

— Да. Он изменник, — ответил Бэстифар. Его голос звучал бесстрастно, поэтому таковым Ийсара и сочла его ответ. Она не видела мимолетную гримасу страдания, исказившую лицо аркала.

— Получается, я стала доносчицей…

— Если тебя это утешит, я не стану казнить Отара, — решительно заявил Бэстифар. — Боюсь, он отлично справится с этим без меня. Собственные действия погубят его.

Ийсара непонимающе покачала головой. Ее взгляд жадно желал успокоения, она не хотела жить с мыслью, что из-за ее доноса умрет один из самых верных воинов правящей семьи.

Бэстифар сжалился над ней:

— Мальстен Ормонт — самое опасное существо из всех, кого я когда-либо встречал. У него мощнейший дар, и, готов поспорить, пока еще никто не нашел способ этот дар сдержать. Если бы Мальстен захотел власти над Арредой, ему бы ничего не стоило ее получить, но наш друг — не охотник до мирового господства. Он больше любит применять свои силы ради красоты, а не ради войны. В бой Мальстен вступает, только когда видит в чем-то угрозу для себя или своих близких. А вот здесь-то на арену и выходит враждебно настроенный Отар Парс с мечом наперевес.

Ийсара вздрогнула.

— Если бы только был способ переубедить командира… — прошептала она.

— Его нет, — отрезал Бэстифар. — Отар непоколебим и упрям, как бес, я знаю его не первый год. Ради своих целей (считай, ради моего благополучия) он пойдет на все. Даже на то, чтобы ослушаться моего прямого приказа. Его не будет волновать цена, которую придется за это заплатить. — Бэстифар выдержал недолгую паузу и продолжил, качнув головой: — Поэтому тебе не стоит винить себя ни в чем, Ийсара. С твоим доносом или без — Отар все равно погибнет. Это неизбежно. Он довел бы себя до этого сам, даже если б я не узнал.

Гимнастка нахмурилась и осторожно спросила:

— Вы не допускаете возможности, что командир Парс преуспеет?

Бэстифар снисходительно улыбнулся.

— Поверь, я видел, на что способен Мальстен на поле боя. Поэтому нет, дорогая, такой возможности я не допускаю.

Глава 15

Сонный лес, Карринг

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

С тех пор, как Мальстен начал понемногу рассказывать Аэлин о Малагории и цирке, дорога стала восприниматься обоими путниками не в пример легче. Они даже не подозревали, сколько тяжести создавало молчание, хранимое о том периоде. Пусть Аэлин и чувствовала, что Мальстен старается сглаживать острые углы в своих рассказах и не вдается в некоторые подробности, она была благодарна за одно то, что эта часть его биографии переставала быть для нее сплошным белым пятном.

Рассказы о цирке начинались в основном во время привалов. Аэлин понимала, что Мальстен приступает к ним без особой охоты, но продолжала мягко расспрашивать его о прошлом, и история в конце концов прорывалась наружу.

Так прошло полтора дня.

Сейчас на землю опустилась темнота, но путники, не сговариваясь, продолжали идти через лес: ночь выдалась лунной и безоблачной, количество света позволяло двигаться без остановки. В любом другом уголке Арреды Аэлин настояла бы на привале, однако останавливаться здесь ей совершенно не хотелось. Этот участок Сонного леса проходил совсем близко к Шорре — печально известной земле, на которой девять лет назад состоялась Битва Кукловодов. От Шорры так сильно веяло скорбью, что угнетающее и тревожное настроение распространялось на много лиг вокруг. Никому в здравом уме не пришло бы в голову надолго задерживаться здесь.

Путники не разговаривали, будто боясь побеспокоить недоброжелательный дух Сонного леса. Каждый старался двигаться бесшумно и невольно вздрагивал от треска ломавшихся под ногами веток, сбитых осенним ветром.

Где-то неподалеку вдруг сорвался с места и умчался в чащу незримый лесной зверь, спугнув с ближайшего дерева недовольно ухнувшего филина.

Мальстен отреагировал молниеносно и достал оружие. Он подался влево и отвел руку в сторону, загораживая Аэлин от возможной угрозы. Глядя на это, охотница тихо рассмеялась, приблизилась к спутнику и положила руку ему на плечо.

— Это всего лишь ночные звери, — сказала она. — На наше счастье, они не оценят твою компанию, так что близко не подойдут.

— Прости, — напряженно пробормотал Мальстен, не поворачиваясь. Сабля вновь скользнула за пояс. — Я думал, здесь засада.

— Могу ошибаться, но, по-моему, даже самые отчаянные жрецы Культа не осмелились бы устраивать засаду в таком месте. Не представляю себе никого, кто согласился бы остаться в Шорре лишнюю минуту. Это место, мягко говоря, неуютное.

— Очень мягко, — невесело усмехнулся Мальстен.

Аэлин передернула плечами. Она храбрилась, но этот участок Сонного леса нагонял на нее тихий ужас, особенно ночью. Оказывается, Мальстен реагировал так же, хотя по его виду было трудно это понять.

Сильный порыв ветра вдруг зашелестел кронами деревьев, принеся с собой осенний холод и начав понемногу затягивать небо облаками. Стало заметно темнее, а впереди чаща сгущалась и превращалась в единое полотно непроглядной мглы.

— Мы не пройдем дальше, — мрачно сказал Мальстен. Аэлин не видела его лица, но почувствовала, что он хмурится.

— Похоже, что так, — согласилась она. — Мы либо заблудимся к бесам, либо переломаем себе ноги, угодив в какую-нибудь яму. Придется останавливаться здесь, пока еще хоть что-то видно. Хотя бы сможем разжечь костер.

Наиболее сухие ветки для розжига они искали в молчании, разговор не складывался. Во время этого привала Аэлин не рассчитывала на новую историю от Мальстена — вряд ли Шорра подстегнет его и без того скудный рассказчицкий энтузиазм. Собирая ветки, Аэлин двигалась все ближе к густой чаще и стене сплошной тьмы, окружавшей ее. Тучи беспощадно продолжали клубиться на небе и не собирались упрощать путникам задачу.

Уже собираясь сказать Мальстену, что покараулит первой, Аэлин вдруг заметила в отдалении какой-то светлый блеск. Тут же опустив ветви на землю и обнажив паранг, она присела у толстого дерева и пригляделась.

— Мальстен! — позвала она громким шепотом. По счастью, спутник отреагировал и приблизился к ней с оружием наизготовку.

— Что там? — шепнул он, оказавшись рядом.

— Смотри. — Аэлин указала в чащу. — Там мелькает какой-то свет. Далеко, за деревьями. Видишь?

Попытавшись посмотреть с того же угла обзора, Мальстен с удивлением понял, что вдалеке и впрямь что-то светится.

— Похоже, ты был прав, — тихо сказала Аэлин. — В лесу засада. Поверить не могу…

Мальстен прервал ее, покачав головой.

— На засаду не похоже. Никто не стал бы выходить и светить факелами в лесу, если поджидает кого-то. — Он прищурился в попытках определить источник света. — Да и я не уверен, что это и вправду факелы. Похоже, это что-то другое…

Аэлин не стала спрашивать о его догадках: наверняка он бы их озвучил, если б они у него были. Однако заметив, как Мальстен приподнимается и подается в сторону источника света, она едва не ахнула и требовательно схватила его за руку.

— Стой! Ты с ума сошел? — прошипела она. — Ты собрался идти проверять какое-то таинственное свечение ночью? В лесу? Рядом с Шоррой? — Не услышав оправдательной речи, Аэлин опустила голос до угрожающего шепота и продолжила: — Мальстен, сочти меня суеверной трусихой, но я предпочитаю сражаться с монстрами из плоти и крови, а не с бесплотными мстительными духами. Мы туда не пойдем, ясно?

Посмотрев в сторону света и убедившись, что он не движется, Мальстен присел обратно в их укрытие за деревом и терпеливо ответил:

— Аэлин, я разделяю твои опасения касательно Шорры, клянусь богами. Но посмотри еще раз на эти огни: они не движутся. Сомневаюсь, что это блуждающие огоньки из мифов про Шорру. Как по мне, этот свет похож на светильники, что устанавливают в окнах те, кому подолгу не спится.

Аэлин недоверчиво уставилась на него. Она почти не видела его лица в темноте и не слышала в его голосе иронии, хотя ей казалось, что он издевается, высказывая подобные догадки.

— Ты думаешь, там кто-то живет?

Мальстен опустил голову, голос зазвучал грустно.

— Мой… близкий друг когда-то жил в лесной хижине. Издали огонек из окна был очень похож на эти. Так что да, я полагаю, что здесь кто-то живет. И, похоже, не один.

Что-то в голосе Мальстена и его кратком рассказе заставило Аэлин прекратить споры. Как ни странно, аргумент показался ей куда более весомым, чем собственные страхи, основанные на старых мифах. Отругав себя за трусость, она приказала себе собраться.

— Что ж, ладно, можем подобраться поближе. Но кто бы тут ни жил, вряд ли он отличается приветливостью. Иначе не поселился бы здесь.

— Полагаю, у меня есть средство, которое может сделать кого угодно более приветливым.

Губы Аэлин невольно растянулись в коварной улыбке: вкрадчивый тон Мальстена вселил в нее уверенность в том, что ни одна опасность, которая может встретить их в Шорре, не станет достойным противником для уникального дара анкордского кукловода.

Кивнув друг другу, они двинулись в темноту.

Глава 16

Прислушиваясь к каждому звуку и держа оружие наизготовку, Мальстен и Аэлин пробирались через непроглядный мрак Сонного леса. Они ступали осторожно, вымеряя каждый шаг, стараясь не шуметь и не запинаться о коряги и коварные неровности почвы. Чем ближе они подбирались к источнику света, тем яснее понимали: впереди и вправду светят чьи-то окна.

— Боги, там и впрямь кто-то живет, — прошептала Аэлин, не скрывая своего удивления.

— Похоже, тут небольшая деревня, — сказал Мальстен, настороженно глядя вперед. — И, судя по всему, ее нет ни на одной карте.

— Так и есть, — подтвердила Аэлин, изучившая множество карт за то время, что занималась своим охотничьим ремеслом.

— Либо картографы обходили это место стороной…

— Либо есть какая-то другая причина, — Аэлин помрачнела. — И вот именно это мне и не нравится. Здесь опасно, Мальстен, я это нутром чую.

Чувства охотницы были понятны. Таинственная деревня притаилась посреди самого мрачного и мистического уголка Арреды. Неизвестно, сколько лет она уже здесь находилась, но от нее веяло старостью. Это и делало ее подозрительной и вызывало единственный вопрос: отчего ни один картограф не отметил ее?

— Возможно, — наконец сказал Мальстен. — Опасность и впрямь не исключена. Однако представлять ее, скорее всего, может кто-то материальный, кому требуется дом. Это точно не бесплотные духи, с которыми нельзя справиться человеческим оружием… или нитями. — Последние слова он добавил, сделав паузу, будто нехотя.

Аэлин было нечего возразить ему, хотя и очень хотелось найти аргументы. Тем не менее, она уже видела, как с помощью нитей он творил невозможное: брал под контроль людей в красном, хаффрубов и даже дьюгара. Ей не приходил в голову ни один противник, способный потягаться с его даром.

И все же…

— А если это владения Культа? — предположила Аэлин. — В этом случае о нас сообщат Колеру.

— Здесь Культа нет, — терпеливо сказал Мальстен.

— С чего такая уверенность?

— С того, что Культ себя никогда не прячет. Любая, даже самая маленькая деревушка, в которой есть его отделение, всегда обозначена на картах Арреды. А этой деревни нет ни на одной.

Аэлин тяжело вздохнула. Ей не хотелось признавать правоту попутчика, но новых аргументов для спора не находилось.

Мальстен демонстративно убрал саблю за пояс и выжидающе уставился на спутницу. Аэлин нехотя последовала его примеру, понимая, что вряд ли удастся показать местным жителям мирные намерения с оружием наизготовку.

— Что ж, должно быть, ты прав. Идем. Проверим, кто там обитает.

В скором времени они поняли, что уже вошли в это странное поселение, хотя так и не наткнулись ни на его границу, ни на столб с названием. Вокруг то и дело стали возникать хаотично разбросанные по чаще дома, будто бы сливавшиеся с лесом. Ни один из них не имел собственного участка и не был огорожен забором; некоторые соприкасались друг с другом почти вплотную, другие чуть отстояли от соседей, третьи и вовсе находились от остальных на приличном расстоянии.

Взглядам путников вскоре открылось несколько ухоженных грядок, также хаотично затесавшихся между деревьями и, на первый взгляд, не принадлежавших ни одному конкретному дому — будто все хозяйство здесь было общим. Протоптанные тропинки, беспорядочно виляющие по поселению, нисколько не походили на улицы, а, судя по всему, лишь обрисовывали частые маршруты местных жителей. Некоторые дома, к которым вели эти дорожки, были чудовищно обветшалыми и стояли на этом месте явно не один десяток лет, хотя при этом не производили впечатления брошенных или забытых. Другие же, стоя с ними по соседству, выглядели так, будто их построили совсем недавно.

Как ни странно, Мальстен не услышал при своем приближении ни обеспокоенного лая собак, ни ржания лошадей, ни даже протяжного мяуканья бродячих кошек — словом, ни одного звука из тех, что обычно сопровождали появление демона-кукольника в каком-нибудь небольшом поселении. Похоже, волею Тарт, таковых в безвестной деревушке было немного или не было вовсе. Людей на пути пока тоже не попадалось, хотя свет в окнах некоторых домов горел, и от каждого жилища тянуло приятным теплом домашнего очага.

Несмотря на миролюбивый вид поселения, Аэлин настороженно озиралась по сторонам, борясь с желанием выхватить паранг для придания себе уверенности и спокойствия. Что-то заставляло холодок медленно взбираться по ее спине. Аэлин не могла найти ни одной причины для подобных ощущений, но готова была поклясться всеми богами Арреды: что-то в этом поселении было не так.

— У меня от этого места мороз по коже, — призналась она, не выдержав гнетущего молчания.

— Если что, я держу ухо востро, — попытался успокоить ее Мальстен, хотя в глубине души чувствовал себя в этой лесной деревне не менее неуютно.

— Ты все еще уверен, что хочешь проверять, кто… — начала было Аэлин, однако осеклась на полуслове, увидев впереди чей-то силуэт.

Глава 17

— Подумать только! И вправду путники! Я был уверен, что мне показалось!

Бодрый голос незнакомца, бесшумно появившегося невесть откуда, прозвучал непривычно громко, и Аэлин едва не ахнула от испуга. Рука дернулась и потянулась к парангу, но охотнице огромным усилием воли удалось ее удержать.

— Как и мы были уверены, что нам померещилась ваша деревня, — на удивление непринужденно отозвался Мальстен, склонив голову в знак приветствия. — Но, выходит, мы все ошибались. Рады встрече, господин… — Он выдержал паузу, надеясь, что незнакомец, чьего лица было все еще не разглядеть при плохом освещении, назовет свое имя.

— Ох, и в самом деле, стоило сначала представиться! Знаете ли, отвык, что кто-то здесь может кого-то не знать: в наши края нечасто захаживают чужеземцы. Зовите меня Влас, и на «ты», какой же я вам господин! С чем пожаловали?

На последних словах в голосе Власа промелькнули настороженные нотки. В темноте было трудно разглядеть, однако Мальстен не сомневался, что новый знакомец пристально глядит на их с Аэлин оружие.

— С миром. Мы со спутницей провели в дороге уже много дней и совершенно выбились из сил, — доверительно сообщил Мальстен. — Но, похоже, боги были к нам благосклонны и привели нас сюда. Мы надеялись, что сможем найти место для ночлега и, возможно, купить себе немного припасов в дорогу.

— Это можно. — В расслабившемся голосе Власа вновь послышалась улыбка. — Так, а имена-то вы свои назовете? У нас здесь друг друга все знают, без имен непривычно как-то.

Мальстен помедлил несколько мгновений, задумавшись, стоит ли называть настоящие имена, или лучше вновь воспользоваться теми, что они называли во Фрэнлине. Однако, вспомнив сожженный трактир, он решил, что вновь представляться Грегором и Беатой не стоит — в конце концов, Фрэнлин отсюда не так далеко, и за те несколько дней, что прошли с момента встречи с хаффрубами, весть об охотниках «Грегоре и Беате» могла достичь этих краев. К примеру, через эревальну.

Все другие имена отчего-то выветрились из головы, и, поняв, что пауза начинает затягиваться, данталли кивнул и шагнул навстречу Власу.

— Мальстен, — представился он. — Рад знакомству.

Он вытянул руку вперед, и Влас охотно пожал ее. Теперь, вблизи, черты его прояснились, и Мальстен разглядел в новом знакомце мужчину средних лет с высоким лбом, короткими темными волосами, большими глазами, цвет которых в полутьме все еще невозможно было определить, и большим мясистым носом.

— А тебя, дорогуша, как зовут? — вновь улыбнулся Влас, вопрошающе кивая охотнице. Та глубоко вздохнула и также предпочла назвать свое настоящее имя.

— Аэлин.

— Что ж, Мальстен, Аэлин, рад знакомству! Давайте я провожу вас в местный трактир. Он будет чуть дальше. Обыкновенно там ночных посетителей не бывает, но, думаю, Керн или Филипп — кто-нибудь из них — обязательно примет вас и устроит на ночлег.

— Сколько с нас возьмут за комнату? — Выдерживая амплуа словоохотливого собеседника с блеском, Мальстен заговорил деловитым тоном. Ни у кого не возникло бы сомнений, что он — опытный путник, которого будет не так-то просто обмануть в вопросах цены за комнату. Немного поспешив, он поравнялся с устремившимся через поселение старожилом и зашагал рядом с ним, будто они были закадычными приятелями.

Похоже, Влас был этому только рад.

— Да не переживай, Мальстен! — он сочувственно похлопал его по плечу. — И без оплаты можно, если поможете, скажем, по хозяйству. У нас тут такая система даже больше в ходу — деньгами-то почти не пользуемся, все свои, хозяйство общее. Торгов ни с кем не ведем.

— В наше время такое редко встретишь, — так и не сумев подавить подозрительность в голосе, заметила Аэлин, предпочитая держаться чуть позади.

— Редко, да, — не без гордости повторил Влас, не заметив напряженного тона Аэлин. — Но у нас так давно заведено. Уж и не припомнить, сколько.

— В таком случае, нам повезло, потому что в средствах мы стеснены, — кивнул Мальстен, переглянувшись со спутницей.

Та едва заметно вопрошающе кивнула, и данталли без слов понял ее вопрос: она интересовалась, нет ли у него каких-либо неприятных ощущений от Власа, наподобие жжения в глазах, которое мучило его при встрече с хаффрубом во Фрэнлине. Мальстен едва заметно качнул головой. Тиной от Власа тоже не пахло, поэтому Аэлин сделала вывод, что и спарэгой он быть не может. По всем признакам выходило, что никакой угрозы поблизости нет, хотя неприятная тревога никак не желала развеиваться.

— И нам повезло, что к нам пожаловали путники! — добродушно отозвался Влас. — Хоть послушаем новости из внешнего мира.

Аэлин нахмурилась, вновь многозначительно посмотрев Мальстену в затылок, но он никак не отреагировал.

— Что ж, спрашивайте. Что знаем, расскажем, пока будем здесь. Правда, мы не планируем задерживаться надолго, поэтому подробного рассказа может не получиться.

— Это ничего, — небрежно махнул рукой Влас. — И за пару часов можно узнать много нового. У нас народ оседлый, из родных краев не уходит, поэтому все новости нам интересны — будет, что обсудить всей деревней.

— А отчего же вы не покидаете родные края? — поинтересовалась Аэлин, старательно изображая непринужденный тон. — Мне трудно представить такую жизнь: я постоянно путешествую.

— Возможно, просто не нашлось такого места, где бы тебе захотелось пустить корни, дорогуша, — снисходительно ответил Влас, замедляя шаг и указывая на двухэтажный дом впереди. — Вот мы и пришли. Это наш трактир.

Аэлин глубоко вздохнула, оглядевшись. Вблизи не было ни хлева, ни сарая, ни складской пристройки. Со стороны трактир больше напоминал обычное отшельничье жилище, отличавшееся от остальных, разве что, своими размерами. Аэлин сделала вывод, что здесь нет больших семейств — все хижины, что встретились по пути, могли вместить не больше одной-двух комнат. Она также отметила про себя, что в деревне неестественно тихо, потому что совершенно не слышен детский плач. Не раз, приходя в небольшие поселения, Аэлин даже ночью слышала крики беспокойных младенцев, имеющих обыкновение просыпаться от каждого шороха, однако здесь будто бы и вовсе не было новорожденных детей. Аэлин допускала, что ночь могла выдаться спокойной, или попросту сейчас в этой небольшой деревушке нет семей, у которых бы недавно появился ребенок. Однако от такой мысли нехорошее предчувствие лишь окрепло.

Тем временем Влас настойчиво постучал в дверь трактира, оказавшуюся запертой, и довольно громко позвал:

— Керн! Филипп! Просыпайтесь, тут к нам путники пожаловали!

Практически сразу послышались тяжелые шаги, и вскоре в помещении лязгнул засов, после чего скрипучая дверь трактира отворилась. На пороге появился грузный высокий мужчина, чья фигура заняла собой практически весь дверной проем. Мальстен невольно распрямил спину, подивившись идеальной осанке этого человека.

— Привет, Керн, — уважительно кивнул Влас при виде односельчанина. Тот, смерив гостей оценивающим взглядом, отступил с порога и жестом, не отличавшимся гостеприимностью, пригласил всех внутрь. Влас кивнул и прошел первым, кивком поманив за собой Мальстена и Аэлин.

Лишь войдя в теплое помещение, путники осознали, как холодно было на улице мгновение назад. Мальстен вновь с интересом уставился на Керна, чей взгляд был прикован к оружию незваных гостей.

— В наших краях нечасто встретишь путников, — буркнул он, будто заменяя этим приветствие, и обратился к Власу: — Я уж думал, ты шутишь. С тебя станется. Ты у нас весельчак.

Мальстен прищурился, продолжая изучать то, как держится местный трактирщик. Без сомнения, у этого человека была выправка, привитая не одним годом военной службы, а колкий, цепкий, слегка пренебрежительный взгляд на оружие навевал мысли о не самом низшем звании. Что такой человек мог делать в отшельничьей деревне, не поддерживающей никакого общения с внешним миром, оставалось загадкой.

— Может, путники объявлялись бы чаще, будь ваше поселение обозначено на картах Арреды, — сказала Аэлин, тут же получив в ответ хмурый взгляд трактирщика.

— Это ни к чему, — строго ответил тот, вновь переводя взгляд на паранг, висящий у нее на поясе. — Ты бы ножик убрала подальше, девочка. Еще порежешься ненароком.

Аэлин возмущенно вытаращилась на него. Ей нередко приходилось выслушивать нечто подобное от мужчин, не принимавших ее всерьез, и она считала себя привычной к таким комментариям. Однако слова этого человека отчего-то задели ее. Сам же Керн лишь безразлично покачал головой, проигнорировав реакцию посетительницы.

— Женщинам следует использовать ножи на кухне, а не таскаться с ними по лесам.

— Керн, ну опять ты заладил! — закатил глаза Влас, видя, как во взгляде Аэлин начинает пылать пламя. — Прости его, дорогуша, у него довольно старомодные понятия…

— Это я вижу, — процедила Аэлин сквозь зубы. Это фамильярное «дорогуша» в свой адрес она тоже воспринимала с трудом.

— Позвольте предостеречь, уважаемый, — криво улыбнулся Мальстен, присоединяясь к разговору, — разве во время службы вы не узнали, как опасно недооценивать противника? Уверен, сойдись вы с моей спутницей в схватке, свои слова пришлось бы взять обратно. Заклинаю вас поверить мне. Не хотелось бы, чтобы во время этой демонстрации кто-то пострадал.

Аэлин с интересом взглянула на него, вновь уловив в его голосе азартные нотки артиста, которые он с успехом демонстрировал ранее перед фрэнлинскими воротами. Тем временем Мальстен продолжил говорить, поймав заинтересованный взгляд трактирщика:

— Вы ведь служили, не так ли?

— Интересное предположение, — хмыкнул Керн.

— И не беспочвенное. Ваша выправка говорит за вас, — уверенно сказал Мальстен.

На несколько мгновений в помещении воцарилось напряженное молчание, которое трактирщик нарушил первым:

— Могу сказать то же самое о тебе, сынок. — Он вдруг расплылся в понимающей дружественной улыбке и протянул кукольнику руку. — Влас, к слову, не представил мне вас со спутницей.

— Мальстен, — кивнув, назвался данталли, отвечая на рукопожатие. Ладонь Керна оказалась удивительно холодной, несмотря на тепло, витавшее в трапезном зале.

— Рад знакомству, Мальстен, — вновь улыбнулся трактирщик, переводя смягченный, но все еще скептический взгляд на охотницу.

— Аэлин, — закатила глаза она.

Едва узнав ее имя, Керн тут же потерял к ней интерес и вновь заговорил с Мальстеном:

— Ты служил в Карринге? — воодушевленно спросил он.

— Нет. В Нельне. Учился в военной академии, а после был отправлен на фронт во время Войны Королевств.

— Школяр, значит, — разочарованно бросил Керн, помянув весьма обидное прозвище, коим именовали выпускников нельнской академий солдаты, попавшие на фронт по призыву и обучившиеся военному делу в жестких условиях настоящего боя.

Мальстен прикрыл глаза, смиренно кивнув.

— Виноват.

— Гляжу, не вспылил, — удивленно склонил голову трактирщик.

— Настоящие боевые действия от этого быстро отучивают. Первый месяц настоящей войны излечил меня от бешенства при слове «школяр».

— Что ж, вижу, ты способный малый, раз война кончилась, а ты еще жив.

— Пожалуй, дело не столько в этом, сколько в том, что в самых страшных битвах — при Шорре или при дэ'Вере — мне побывать не довелось, — солгал Мальстен.

— Жаль! — в сердцах воскликнул Керн. — А я так надеялся услышать подробности хоть одной из них!

Мальстен изумленно приподнял брови.

— Я надеялся услышать от вас подробности битвы при Шорре. У вас заметный каррингский выговор, здесь трудно ошибиться. Я был уверен, что вы застали Битву Кукловодов, — с не менее выразительной досадой отозвался он, поддерживая свой образ.

Аэлин наблюдала за ним не без интереса: такой живой взгляд, яркие интонации и почти неестественная для него словоохотливость — все это казалось ей удивительным, и она никак не могла взять в толк, с чего Мальстен так расщедривается на общение с людьми, которых видит впервые в жизни. По отношению к ней он это демонстрировал крайне редко.

— Нет, я к тому времени… уже не воевал, — мрачно бросил Керн, отводя взгляд.

— В таком случае боги были к вам милостивы: говорят, то была одна из самых жестоких битв за всю историю Арреды, — примирительно произнес Мальстен, одарив его ободряющей улыбкой.

Керн невесело улыбнулся в ответ.

— И это все, что мне известно о том сражении, — вздохнул он и, качнув головой, поспешил переменить тему: — Ладно, бесы с ним! Не будем тратить время на пустые разговоры о том, чего никто из нас не видел. Скажи лучше, что заставило тебя… то есть, вас со спутницей так отдалиться от основного тракта?

Аэлин недовольно прищурилась, сложив руки на груди, и выжидающе посмотрела на Мальстена, но на этот раз тот воздержался от замечаний.

— А что обычно заставляет путников держаться подальше от основных трактов, Керн? — вопросом на вопрос ответил он.

— Вы в бегах? — нахмурился трактирщик.

— Это имеет значение? Здесь, в безымянной деревне, которой нет на картах Арреды? — ухмыльнулся Мальстен. — Можно потратить всю ночь, перебрасываясь подозрениями, но, как по мне, это ни к чему. Мне казалось, несколько минут назад вы разделяли эту мысль.

Керн прищурился.

— Язык у тебя хорошо подвешен, сынок, — сказал он. — Вот только мне с преступниками проблемы не нужны.

— На каком же основании вы нас в преступники записали? — Аэлин внушительно посмотрела на Керна, с вызовом приподняв подбородок. — Поводов у вас не было.

— И впрямь, не много ли предвзятости, мой друг? — осторожно поддержал гостью Влас. Керн смерил его недовольным взглядом, и Мальстен поспешил вновь вступить в разговор, намереваясь все же вывести его в мирное русло:

— Хорошо. Я расскажу, в чем дело, чтобы вам было спокойнее. Все просто: мы путешествуем в поисках одного человека, нашего близкого друга, попавшего в беду. В народе от Везера до Карринга ходят слухи, что в Сонном лесу обитает тринтелл, чей дар предвидения мог нам помочь. Мы долго ее искали, затем нашли и выяснили, что наш друг еще жив, после чего поспешили ему на помощь кратчайшей дорогой.

— Что за друг? — приподнял бровь Керн, демонстрируя вновь разгорающуюся заинтересованность.

Мальстен качнул головой.

— Имя здесь без надобности, не в нем суть. А суть в том, что по воле богов наш кратчайший путь пролег через вашу деревню, и именно поэтому мы оказались здесь. Никаких дурных намерений у нас нет, да и секреты ваши, по причине которых вы отгородились от внешнего мира всем поселением, нас не волнуют. Мы лишь ищем пристанище на ночь. Если устроить это невозможно, считаю необходимым прекратить спор и разойтись полюбовно: в конце концов, оснований для конфликта у нас нет. Что скажете?

Керн и Влас переглянулись, затем, выждав несколько мгновений, трактирщик вздохнул и кивнул:

— Что ж, рассуждаешь ты справедливо, надо отдать тебе должное. Можете оставаться на ночь здесь, но только при условии, что оружие вы оставите в трапезном зале.

Аэлин недовольно поджала губы: соглашаться на такое условие ей совершенно не хотелось. Керн уловил ее реакцию и скептически хмыкнул:

— Если это условие не устраивает, можете уходить прямо сейчас. А если намерения у вас мирные, то вы согласитесь.

Мальстен примирительно приподнял руку.

— Мы согласны.

Он ощутил на себе прожигающий взгляд спутницы, однако решил отложить спор с нею до момента заселения в комнаты. Он понимал, что Аэлин в любом случае не останется без оружия: трактирщик вынуждал ее сдать паранг, но о припрятанном в рукаве стилете ничего не знал. Самому же Мальстену, чтобы обезвредить возможного противника, оружие не требовалось вовсе.

— Вот и хорошо! — облегченно вздохнул Влас, до этого державшийся немногословно. — Я уж было подумал, что вы будете всю ночь спорить.

— Стоит обговорить цену за комнаты, — напомнил Мальстен. — А также возможность приобрести у вас продукты в дорогу. Например, вяленое мясо или…

— Мяса нет, — необычайно резко перебил Керн. — Никакого. Ягоды, овощи и бобы могу предложить.

Мальстен, почувствовав на себе взгляд Аэлин, с трудом удержался от того, чтобы переглянуться с ней, и примирительно склонил голову.

— Все лучше, чем ничего. Итак, что с ценой за комнаты?

— Завтра поутру по хозяйству чуть поможешь, и мы в расчете. А ты, — Керн обратился к Аэлин, вновь переведя взгляд на оружие охотницы, — поможешь на кухне и выметешь зал. Другой оплаты не нужно.

Мальстен осторожно покосился на спутницу, глаза которой пылали нескрываемым раздражением, и едва заметно вопрошающе кивнул ей.

— Идет, — буркнула Аэлин.

Керн отошел к стойке. Позади нее располагалась небольшая дверь, за которой, как оказалось, находилось подвальное помещение.

— Филипп! Заканчивай со своим искусством, тут путники пожаловали! Вынеси два теплых одеяла! — пробасил он, затем обернулся к посетителям и пояснил: — Наверху одеяла тонкие. В это время года замерзнете под ними.

Из подвала в ответ не донеслось ни звука, и Керн, раздраженно скрипнув зубами, вновь — на этот раз громче — обратился в темноту дверного проема:

— Филипп! Ты оглох или обленился?! Принеси одеяла путникам!

От громкого голоса трактирщика Влас вздрогнул, будто пробудившись от охватившей его полудремы, и рассеянно уставился на гостей.

Аэлин безотрывно смотрела в дверной проем, в котором вот-вот должен был показаться второй работник безымянного трактира, и пыталась предугадать, какое впечатление произведет на нее этот человек, учитывая, что Керн вызвал резкое отторжение. Обыкновенно она не обременяла себя мыслями о том, что мужчины не принимают ее всерьез, видя паранг на поясе, однако сейчас всецело погрузилась в эти раздумья — они помогали отвлечься от неуютного холодка, то и дело пробегающего по коже. Воистину, злиться было проще, чем бояться.

Через мгновение послышались неторопливые шаги по лестнице, и вскоре в освещенный трапезный зал поднялся юноша с двумя теплыми одеялами в руках.

Аэлин почувствовала, как ноги буквально прирастают к полу.

Необычайно большие карие глаза на бледном лице, немного растрепанные русые волосы, аккуратный нос с чуть вздернутым кончиком, тонкие губы, четко очерченные скулы… это лицо невозможно было забыть, сколько бы лет ни прошло с последней встречи! И все же Аэлин была готова взмолиться всем богам Арреды, чтобы видение оказалось игрой воображения, ошибкой или кошмарным сном.

Юноша при первом же взгляде на Аэлин также застыл. Глаза широко распахнулись, на миг выражение их сделалось скорбящим, а уже в следующее мгновение — отстраненным и холодным. Руки опустились, два одеяла с едва слышным шелестом упали на пол, заставив недоуменно уставившихся на юношу односельчан проследить за его взглядом и повернуться к застывшей и побледневшей Аэлин.

Мальстен напряженно сжал кулак, уже понимая, насколько самонадеянным и неправым оказался, предлагая устроиться в этой деревне на ночлег. Похоже, сам Крипп приложил руку к тому, чтобы недавние опасения охотницы подтвердились.

— Филипп, — одними губами прошептала Аэлин, все еще не в силах поверить собственным глазам.

Юноша, ничуть не изменившийся внешне за те десять лет, что Аэлин считала его мертвым, подался вперед.

— Это охотники на иных, — бесстрастно сообщил он Власу и Керну. — С ними будут проблемы.

Глава 18

Мальстен попятился, хватая Аэлин за предплечье и увлекая ее за собой к выходу.

Три непонятных существа, которых он мгновение назад считал людьми, сделали шаг к беглецам, однако бросаться вдогонку не спешили. Решив не терять времени, Мальстен резко дернул Аэлин за собой, решив для надежности применить нити, видя, что она готова впасть в оцепенение.

Демон-кукольник и его марионетка бросились прочь из трактира в темноту деревни. Оба сердца Мальстена бешено стучали в груди. Он не знал наверняка, кто такой Филипп, хотя и припоминал, что Аэлин когда-то упоминала это имя. Ясно было одно: кем бы ни был этот юноша, другом его нельзя было назвать даже с натяжкой. Да и человеком тоже…

Увлекая за собой Аэлин с помощью нитей, Мальстен рванул в чащу леса, однако дорогу ему преградил невесть откуда взявшийся худосочный мужчина с факелом в руке. Из домов на улицу один за другим выходили пугающе молчаливые спокойные люди, будто ловя мысленный сигнал от своих односельчан. Одним своим видом они вызывали неконтролируемый страх, которому не было объяснения.

Выхватив саблю, Мальстен уклонился от взмаха факела и нанес рубящий удар по горлу неизвестного существа в человечьем обличье, заступившего ему путь. То не издало ни звука. Из горла брызнула кровь, и в свете факела было совершенно ясно, что она черна, как уголь. Тело твари начало медленно оседать на землю.

— Бесы! — в сердцах выкрикнул Мальстен, видя, как жители деревни начинают смыкаться в клин и устремляться в погоню. — Бегом!

На этот раз Аэлин повиновалась бы и без помощи нитей, но отпускать марионетку сейчас было никак нельзя: даже малейший укол расплаты, способный замедлить бег, мог стать роковым.

Следующего противника встретил паранг Аэлин. Громко вскрикнув от испуга, когда незнакомец внезапно появился на пути, она рассекла ему грудь. В отличие от первого существа, это — тяжело застонало и повалилось наземь, стараясь зажать руками рану, из которой на рубаху сочилась черная жидкость.

— Что это за твари?! — взвизгнула Аэлин, устремляясь вперед.

— Не знаю, — на бегу отозвался Мальстен. — Не люди.

— Нам бы сейчас не помешал твой дар! — на грани паники воскликнула Аэлин, оглядываясь на толпу селян, которая нагоняла их.

— Не поверишь, я пытаюсь…

Волею проказника-Криппа нити не отзывались, когда Мальстен пытался взять под контроль кого-то из этих существ. Они однозначно не были ни людьми, ни иными — ни у кого не могло быть крови черного цвета, такого не встречалось в природе. И они имели стопроцентную сопротивляемость к силам данталли. Дело было не в препятствии, которое устанавливал защитный красный цвет, и не в природном щите, как у хаффрубов — нити попросту не чувствовали этих существ, как если бы они были призраками…

Но эти твари были из плоти и крови.

И их становилось все больше. Они возникали на пути, словно воплощаясь из сгустков мрака. Неслышные, незаметные, смертоносные. Подступая с разных сторон, они замыкали беглецов в плотное кольцо.

Запнувшись о корягу, Аэлин упала, но быстро успела сгруппироваться и вскочить. Боли в подвернутой лодыжке она почти не заметила — страх гнал ее вперед. Однако мгновение промедления оказалось роковым. Поняв, что они окружены, Мальстен стал рядом с Аэлин и приготовился прорываться через кольцо с боем. Он ожидал, что селяне вот-вот нападут, однако они замерли, глядя на своих жертв холодными отстраненными глазами.

Мальстен впервые в жизни почувствовал, как кровь стынет у него в жилах от суеверного ужаса. Догадки о том, кем могли быть эти существа, у него появились. И сейчас он променял бы этих жутких кукол на любых других противников, снес бы сколь угодно жестокую расплату за контроль, лишь бы не стать одним из них.

Часть мертвых марионеток начала расступаться, пропуская вперед человека, неспешно бредущего к загнанным в круг беглецам, припадая на правую ногу. За ним столь же медленно двигались Керн, Влас и Филипп, держа в руках факелы. В свете огня лицо хромого человека было хорошо различимо: лысая голова, острые хищные скулы, небольшие тусклые глаза, длинный прямой нос, тонкие губы. Вопреки сложившемуся в народных сказаниях образу, некромант не носил длинной черной мантии с широким капюшоном — он был одет, как обыкновенный работяга, в потертую коричневую рубаху и старые, разношенные штаны. Сказать наверняка, сколько ему лет, не представлялось возможным: такие, как он, могли жить не одно столетие, не старея. Взгляд выдавал в некроманте древнего старца, черты лица же навевали мысли о ровеснике Бенедикта Колера. А голос, звучавший в этом самый миг, и вовсе принадлежал молодому мужчине:

— Так, так, так, — протянул хозяин деревни. — Кто тут у нас? Охотники, значит? Что же ты обманываешь меня, Филипп? Охотница здесь только одна, и, что удивительно, путешествует она с данталли. Эти нити разве можно с чем-то спутать?

Самодовольная улыбка некроманта растянулась шире, когда Мальстен вздрогнул от неожиданности. Увидеть нити раньше могли либо другие данталли, либо Бэстифар. Больше никому видеть нити было не дано, однако некромант различал их без труда.

Аэлин напряженно посмотрела на Мальстена. Немой осуждающий вопрос о нитях застыл на ее губах. Мальстен виновато опустил голову.

— Прости. Я должен был…

— Признаться, я никогда не встречал живого данталли так близко! — почти нараспев заговорил колдун, заложив руки за спину. — Был шанс ухватить одного девять лет назад при Шорре, но там меня опередили жрецы Красного Культа, и договориться с ними не вышло: они, знаешь ли, очень трепетно относятся к своей работе. Впрочем, кому я это объясняю! Ты, верно, не просто так забрался в нашу глушь вместо того, чтобы двигаться по тракту. Смею предположить, что вы скрываетесь от Культа как демон и его… — он помедлил, вспоминая слово. — Как это у них называется? Пособница?

Мальстен напряженно всмотрелся в поблескивающие в сиянии факелов глаза некроманта, стараясь отвлечь его взгляд от своих рук.

— О, нет-нет, — снисходительно протянул колдун, мгновенно улавливая его мысль. — Можешь даже не пытаться проделать со мной свой излюбленный трюк. Зацепиться за меня нитями ты не сможешь. Вы, данталли, ведь контролируете только живое, а во мне, как водится, жизни нет… в привычном ее понимании.

Губы Мальстена сжались в тонкую линию. Его разрывали суеверный ужас и природное любопытство: хотелось задать некроманту множество вопросов после его провокативных заявлений, однако Мальстен опасался говорить с ним.

— Кстати сказать, я не представился. Несправедливо выходит, ведь я-то ваши имена уже знаю. Меня зовут Ланкарт. О роде моей деятельности вы все уже поняли, так что…

— Что тебе нужно? — перебил его Мальстен, не без труда сохраняя в голосе холодность и строгость.

— О! Заговорил, наконец! — радостно всплеснул руками некромант. — Начало неплохое. Что мне нужно? Что ж, если попытаться адаптировать это под ваше понимание, мне нужна семья. Крепкая, большая, необычная, бессмертная… точнее, не до конца умершая семья. И я буду счастлив принять в нее вас обоих. Я, знаешь ли, давно мечтал встретить данталли и разобраться, как работают ваши силы. Можно ли сохранить их после смерти, учитывая то, что вы можете контролировать только живое? А если эти силы сохранятся, то в каком виде? На кого вы сможете воздействовать, если будете подвластны мне? Что до девушки… — Ланкарт сощурил глаза и окинул Аэлин взглядом с головы до пят. — Пожалуй, я воссоединю ее с давно утраченной любовью. Ведь, насколько мне известно, много лет назад она была обручена с нашим дорогим Филиппом.

Теперь Мальстен вспомнил, когда слышал от Аэлин это имя. Она рассказывала о своей жизни в хижине аггрефьера. Тогда она и упомянула своего жениха.

Мальстен нахмурился, глядя на юношу, в свете факелов больше походившего на восковую фигуру. Как ни странно, в его внешности было куда меньше живости, нежели во внешности того же Керна или Власа. Лицо Филиппа казалось непроницаемой маской. При упоминании обручения он скользнул взглядом по Аэлин, и взгляд этот не выразил ничего, даже отдаленно напоминающего любовь.

— Мой жених умер девять лет назад, — подрагивающим голосом отчеканила Аэлин. — То, что я вижу сейчас перед собой, носит его лицо, но это не он.

— Ты запоешь по-другому, дорогая, когда станешь частью нашей большой семьи, — со снисходительной улыбкой отозвался Ланкарт, небрежно взмахнув рукой. Голос его тут же преобразился, зазвучал властно и строго. — Сложите оружие! И без глупостей, иначе моя семья тотчас же растерзает вас в клочья, а мне не хотелось бы после собирать вас по кусочкам. Мне и так многих придется восстанавливать. А ведь далеко не все здесь лишены чувствительности к боли.

Из груди Аэлин вырвался прерывистый вздох. Она беспомощно посмотрела на Мальстена, однако тот не сумел взглянуть на нее в ответ: в его сознании, не переставая, стучала мысль, что если б он ее послушал, они не угодили бы в эту западню. Он с тяжелым вздохом бросил саблю на землю и приподнял руки, продолжая цепляться нитью за свою Аэлин.

Понимая, что выбора нет, охотница сокрушенно бросила на землю паранг. Филипп изучающе взглянул на нее и кивнул.

— Стилет тоже, Айли, — холодно произнес он. Аэлин уничтожающе посмотрела на него, однако он лишь качнул головой. — Я знаю, ты все еще носишь его в правом рукаве.

— Смелее, девочка, — подтолкнул Ланкарт. — Не заставляй меня отрубать тебе руку, чтобы это проверять. Пришивать ее обратно, знаешь ли, проблематично: даже после применения магии иногда может нарушиться подвижность.

Испуганно поджав губы, Аэлин последовала приказу некроманта, и стилет, выскользнув из правого рукава, упал на землю, громко звякнув о лезвие паранга.

— Вот и славно, — соединив подушечки пальцев, заключил Ланкарт, тут же обратившись к своим мертвым марионеткам: — Проводите наших новых друзей ненадолго в клетку. Мне следует хорошенько подготовиться перед ритуалом, да и данталли понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя. Насколько я знаю, за отнятое время жизни предстоит расплатиться.

Мальстен изумленно уставился на некроманта: слова об отнятом времени жизни прозвучали так, будто он знает о расплате больше, чем кто-либо другой.

Задать вопрос Мальстен не успел — кто-то из мертвых кукол Ланкарта заломил ему руки за спину и подтолкнул вперед, в объятия скорой смерти.