Слеза Ночи

Наталия Новохатская, 2020

«День начался для Люмы ужасающим образом, далее бредовые события нарастали и под вечер превратились в полную фантасмагорию. Однако начало было положено с утра, когда в одиннадцать часов двадцать пять минут Люма вывалила тетку Иру из ее инвалидного кресла. Что называется – приехали!..»

Глава вторая

1.

Утро последующего дня выдалось пронзительно-ярким и прохладным, ночью прошел дождь, и крупные капли кое-где блестели в ветвях деревьев. Ранние птички шумно гомонили на уровне окон высокого третьего этажа, звонко предвещая роскошный жаркий день. И вот в утреннюю пастораль как демон ворвался Лева.

Люма с теткой Ирой завтракали вдвоем на кухне (кстати, редкое явление), когда трелью залился дверной звонок, и вслед за ним в кухне возник Лев. Почти не поздоровавшись ни с кем, он обратился прямо к тетке Ире.

— Ирина Семеновна, я мало что готов, но даже перевыполнил план! Вот вам вся местная окрестность в двух масштабах, но это еще не все. Я усиленно подумал и понял, что Майя Петровна вполне доступна. Хотя она больше не сеет во мне разумное, доброе и вечное, но телефончик остался у мамы со времен последней жатвы. Самое трудное оказалось — его у мамы выцарапать! Она взяла с меня слово, что я не стану разыгрывать с Майей зверских телефонных шуток…

— Помолчи немного, совсем оглушил, — мрачно сказала тетка Ира вместо"спасибо". — Значит вот так, давай сюда бумаги и телефон, у меня тоже был, но искать его… С меня причитается, не забуду, впрочем, можешь прямо сейчас взять словарь, на который ты пялил глаза. Он еще папин, оксфордское издание.

— Помилуйте, Ирина Семеновна, я не имел в виду, — начал Лева, но было ясно, что словарь он возьмет с радостью.

— Бери, а то передумаю, — угрюмо заверила тетка Ира.

Надо сказать, что с молодыми своими опекунами она общалась всегда как бы через силу, преодолевая крайнее нежелание признавать их присутствие.

— Лева, хоть чаю выпьешь? — Люма наконец улучила минуту и вступила в разговор.

— Пейте чай, а я скажу, когда выходим, — ответила за Леву тетка Ира и удалилась с кухни, припадая на обе палки.

Пока сложные звуки ее передвижения медленно удалялись по коридору, Лева с Люмой успели обменяться новостями.

— Про Май-Петровну догадалась?

— Еще вчера, а ты когда?

— Эх, запоздал — сегодня утром! Мама телефон вчера не давала, а я как увидел утром в ее книжке"Майя Петровна Плита","плиточной"рукой написанное, так и дошло. Мне, понимаешь ли, всегда казалось, что они обе стары, как мир, не представлял, что одна могла учиться у другой.

— А зачем ей Мая Плита, как ты думаешь?

— А это мы сейчас узнаем, побежали быстро…

— Наверное, шантажировать будет!

— А та ее застрелит из арбалета!

— А может,"она" — это и есть Плита?

— Вот был бы класс!

Всю эту ерунду сообщники произносили полушепотом, оказавшись в гостиной и прилаживая к подслушивающую аппаратуру. Ирина Семеновна тем временем добралась до своего телефона и с трудом и сбросами набирала какой-то номер.

— Доброе утро, могу я поговорить с Майей Петровной? — наконец проговорила тетка Ира слегка задушенным голосом.

— Да, это я, подождите минутку, сейчас выключу воду, — звонким девичьим колокольчиком отозвалась Майя Петровна.

— Извините за ранний звонок, с вами говорит мама Левы Маркина, он у вас учился, — представилась тетка Ира.

(Слушатели за стеной чуть не выпали из кресел, их удержали только провода.)

— Да, я вас слушаю, — сказала Майя Петровна, однако нежные колокольчики мгновенно отставила, теперь звучали сдержанные, хотя и дружелюбные ноты.

— Видите ли, Майя Петровна, — продолжала тетка Ира чужим голосом. — Лева собирается сегодня к вам зайти. И мне бы хотелось, чтобы ваша встреча не нанесла никому вреда.

— (А ни хрена себе, сказал я себе! — вполголоса сказал Лева. — Дает твоя тетушка по высшему классу!)

— Разумеется, я постараюсь, чтобы наш разговор пошел ему на пользу, я всегда хотела ему только добра, — быстро собралась Майя Петровна, но тетка Ира инкогнито вовсе не желала ездить с нею вместе на педагогическом коньке.

— Понимаете, ему рассказали о вас какую-то возмутительную историю, одна женщина, калека, и Левочка слишком болезненно это воспринял. Понимаете, у него возраст, крайности, — вдохновенно сочиняла тетка Ира.

— Ах, Боже, как это неприятно, но он должен понимать, что эта особа… Она не вполне… Она конечно, пострадала, но это совсем другой случай, вы же понимаете, — без прежней уверенности зачастила Майя Петровна. — И зачем Леве все это, он же умный мальчик, замечательно развитый.

— (Я и не знал, что она меня так ценила! — с поддельной горечью заметил Лева. — А тройка в году по литературе? А упавшая на мою голову дверь?)

— Мы тоже так считаем и не хотим развития этой истории, но, видите ли, тут замешаны другие интересы. Если бы вы смогли убедить его в том, что не было никакого злого умысла, — продолжала тетка Ира. — Эта женщина упоминала о доведении до самоубийства, но ведь ничего такого не было, не правда ли?

— Господи, да как она смеет меня винить! — вскричала Майя Петровна. — Не было никакого дела, она сама виновата больше всех, можете спросить кого угодно…

— А кого бы? — как-то заискивающе спросила тетка Ира. — Кто бы вместе с вами мог убедить Леву, что не было никакой драмы? Понимаете в его возрасте…

— Да, мы с вами друг друга понимаем, дети они, — начала Майя Петровна, но потом додумалась. — Знаете, не надо волноваться! Я сама поговорю с Левой, а потом тут неподалеку живет один очень умный человек, если я попрошу, он примет Леву и все ему подробно расскажет. Я могла бы поискать координаты, пусть Лева приходит.

— Извините, а кто это? — с сомнением спросила тетка Ира.

— Илья Бакунин, бывший телекомментатор, человек вполне достойный доверия, он тогда мне очень помог…

— (Есть! Попала! — приглушенно воскликнул Лева и вскинул оба кулака вверх в футбольном жесте.)

Люма в ответ покрутила пальцем у виска, выражая немое неодобрение и непонимание обоим собеседникам.

— А что, он разве жив еще? — спросила тетка Ира, имитируя слабый интерес, но не забывая чужих интонаций.

— Живее всех живых, — мило пошутила Майя Петровна. — На днях видела его в парке, делал пробежку рысцой, в его-то годы! Его сын у нас учился, они жили в доме с изразцами, как тогдашняя элита, потом вроде переехали в «царское село», но и это рядышком. Кстати, в той истории сын Бакунина сыграл странную роль, многие думали, что папаша не зря волновался…

— Майя Петровна, может не стоит Леве вообще этого знать? Бог с ним, пусть думает, что хочет, а вы его вообще не пускайте, скажитесь нездоровой, он чуткий мальчик, настаивать не станет, — дала задний ход лже-мамаша.

— Вы совершенно правы, грязная история была, до сих пор ничего не ясно. И между нами говоря, старший Бакунин, он известный, но опасный человек, у него связи, — подхватила Майя Петровна. — Я поставлю телефон на автоответчик, наговорю сообщение, что уехала на дачу. Но вы уж проследите, голубушка, чтобы Лева держался подальше. И вообще девица эта, с которой… Она вроде неплохая, однако типичный тихий омут, и родные у нее, знаете ли…

— Благодарю за совет, извините за беспокойство, — вежливо, но непреклонно раскланялась тетка Ира.

— И вам спасибо, что позвонили, — в голосе Май-Петровны вновь вскинулись колокольчики, и тут линия разъединилась.

— Ну и гадина! — с чувством высказалась Люма. — Этические нормы, блин, христианства, современные формы гуманизма, вот ей!

И Люма от наплыва чувств продемонстрировала средний палец в заморском неприличном жесте.

— А то! — согласился Лева. — Но перед тетушкой снимаю фуражку, как она ее сделала, просто улет! Куда нам!

— А я не поняла, зачем она это придумала, — честно созналась Люма. — Только тебя подставила.

— Она Бакуниных искала и нашла! Под моим псевдонимом! — неизвестно чему радовался Лева. — Интересно, она моей мамашкой решила притвориться загодя, либо сообразила на месте, когда я про телефонные розыгрыши ляпнул?

— А какая разница? — все еще не врубалась Люма.

— Большая! В скорости соображения у твоей болящей престарелой тетушки, — пояснил Лева. — Если она так сориентировалась на местности, то в ней скрыты очень неплохие возможности, но и в другом случае она вполне годится в дело. С ней можно искать пропавшие бриллианты, но смотреть надо в оба!

— Ну, а если Мая Плита решит твоей маме зачем-то обратно отзвонить, что тогда будет? — спросила Люма.

— Страшно подумать, что будет, — честно признал Лева. — Мамашка сравняет меня с землей по всей строгости закона. Или еще того хуже, будет плакать и укорять, что я не сдержал слова.

Тут телефон отрывисто зазвякал, это значило, что у тетки опять набирается номер. Нелегальные слушатели опять насторожились, но звяканье получилось продолжительным, видно, тетка Ира пробовала дозвониться в разные места.

— Могла бы я оставить сообщение для Алены Ивановны Бойцовой? — произнесла тетка Ира, прозвонившись. — Передайте ей, пожалуйста, что звонили от Черных и просили передать, что с Ириной Семеновной очень нехорошо. Поэтому они считают, что присутствие Алены Ивановны крайне нежелательно. Нет, именно НЕ-желательно, поняли девушка? Подчеркните НЕ! Иначе они, то есть Черных, будут принимать меры. Записали? Спасибо, передайте скорее по назначению.

Не успели слушатели переварить последнее сообщение, как проявился не телефонный, а натуральный звонок из теткиной комнаты.

— Выходим через четверть часа, налей воды мне в бутылку, — скомандовала тетка Ира, когда Люма явилась на зов. — На, бери словарь и неси своему очкарику, это за вчера и за сегодня. А тебе ничего не полагается, извини!

— А мне ничего и не надо, — сказала Люма, послушно забирая увесистый словарь в двух томах.

— Это хорошо, знаешь свое место, — одобрила тетка Ира.

"Придушить бы тебя на твоем месте, но руки заняты! И во-вторых, жалко, все же сестра по разуму," — мысленно продолжила разговор Люма, но вслух ничего говорить не стала, выдержка являлась предметом ее скромной гордости.

Через двадцать минут процессия с креслом выехала из дверей квартиры и, благополучно миновав все узкие места, приземлилась на дорожку у подъезда. Тетка Ира держала в руках обе план-карты, а Лева вез кресло солидно и торжественно, у Люмы так никогда не получалось.

— Командуйте парадом, Ирина Семеновна, — Лева запросил инструкций, едва они выехали со двора.

Ирина Семеновна, посовещавшись с картой, вдруг резко обернулась назад и сделала неуместное замечание.

— Вы, что, с ума посходили? — зашипела она. — Без штанов оба, да вас в милицию заберут, и меня с вами!

— Теперь в шортах летом ходят и здесь, как в Нью-Йорке, — солидно пояснил Лева. — Не волнуйтесь.

— Я с вами никуда так не поеду, — продолжала вздорно упрямиться тетка Ира. — Мне стыдно!

— Стыд не дым, глаза не выест, — к месту вспомнила Люма народное присловье.

— Ирина Семеновна, прошу дать направление, — напомнил Лев. — Я на работе, а форму одежды никто не оговаривал.

— Пускай она переоденется, — у тетки заколодило.

— А шнурки не надо погладить? — не удержалась Люма.

— Милые дамы, я понимаю ваши проблемы, но в последний раз спрашиваю, куда мы едем? — так же спокойно продолжал Лев. — Если вы не придете к взаимному соглашению, то это будет сквер.

— Проклятые гаденыши, — сквозь зубы прошипела тетка Ира, а вслух сказала. — Прямо и через перекресток налево, держись теневой стороны, ехать долго.

И действительно, ехали практически бесконечно, то пересекали дороги, то ныряли во дворы, однажды проехали по подземному переходу под линией метро и неоднократно следовали по каким-то полутемным аллеям. Даже Люма, выросшая в этих краях, почти потеряла направление движения, а о Леве и говорить нечего. Его увезли из Москвы дошколенком, а вернули семиклассником, так что изучить до тонкостей дворы и подворотни ему не пришлось.

Тетка Ира не давала объяснений маршрута, только кратко командовала, правда, однажды признала, что они закатились не туда, и потребовала вернуться к очередному ориентиру.

— По-моему, мы ездим по кругу, Ирина Семеновна, — в конце концов сообразил Лева. — Не проще ли показать на карте, куда вам надо?

— Не твое дело, — отрезала тетка Ира. — Теперь поезжай между этими домами, должно быть где-то здесь.

Однако, жилой и нежилой фонд в тех краях строился практически одновременно, поэтому все было однотипное: то кирпичные, то панельные дома, много зелени, детские сады и пустыри. Многоспальный лабиринт.

Наконец выкатились к конечной улице, по одной стороне шли дома, а вдоль другой по железной дороге шел тяжело груженный товарняк.

— Я все поняла, поворачивай обратно, — заявила тетка Ира. — Езжай любым путем перпендикулярно железной дороге и смотри большую арку.

Еще немножко поколесили и впрямь выехали к двухэтажной арке. Под ней тетка Ира приказала затормозить и долго вертела головой, но так ничего и не углядела. Пришлось повернуть от арки вспять, и только тогда тетка Ира отчасти сдала позиции.

— Подъезжай к любым старухам у подъезда, дом должен быть постарше, — резко скомандовала она.

— Сейчас нам бабушки надвое скажут, — тихо заметил Лева. — Надеюсь, мы ищем что-нибудь потребное, не то…

— Заткнись, умник, — заявила тетка Ира, но тут они подъехали к лавочке, буквально усыпанной бабулями, и тетка задала вопрос. — Подскажите, ради Бога, где тут целитель живет?

— Эй, милые, проехали вы, сейчас покажем, если не сломали его совсем, вон тут по дорожке и прямо, если здесь еще… — последовал недружный ответ.

Странная загадка о целителе, которого могли и сломать, разрешилась очень просто. Дорожка между домами вывела на пространство, где часть домов уже была полуразрушена, от других остались лишь котлованы, но пара-тройка еще браво стояла. Все это были трехэтажные бараки послевоенной постройки. Возле одного из целых строений, у особого входа в торце толпилась публика, отчасти выливаясь в чахлый садик.

Судя по виду собравшихся, народ, безусловно, стремился к целителю, однако у входа висела табличка, гласившая:

"Кронид Белолюбский. Маг, целитель, экстрасенс.

Народные и научные способы."

2.

— Ой, — непроизвольно сказала Люма. — Мы, оказывается, лечиться приехали!

— А ларчик просто открывался, — подхватил Лева. — Сейчас этот самый Кронид попользует нас научными и народными способами. От всех скорбей.

Стоит заметить, что юные работники явно перегнули палку, имея в кресле инвалида, вовсе не следует издеваться ни над какими способами излечения. Они поняли свой ляп тут же, да и тетка Ира не осталась в долгу.

— Не надейтесь, слабоумие не лечится, — достойно ответила она, затем обратилась к Люме, как ни в чем ни бывало. — А ты сейчас пойдешь внутрь и передашь доктору вот это. Если не будут пускать, скажи, что давняя пациентка, знает его двадцать лет, по срочному делу. Рысью марш!

С этими словами тетка Ира протянула Люме маленький нарядный конвертик с твердой бумажкой внутри. Помешкав секунду, но не собравшись с ответом, Люма приняла конверт и двинулась к целителю. Их с Левой только что случившаяся бестактность лишила ее способности к сопротивлению, но сами виноваты.

Однако раскаяние не помешало Люме, когда она зашла в подъезд, где тоже толпились страждущие, открыть не заклеенный конверт и обозреть карточку. Стоя перед пухлой дверью в полуподвал, где принимал целитель Кронид Белолюбский, Люма оценила работу. Тетка Ира постаралась, самодельная визитная карточка была тонко прорисована разноцветной тушью, на одной стороне крупно написано имя — Ирина Шкатулло, на другой изящно размещался текст:"Кирочка, ты меня не забыл? Жду!"

Сунув карточку в конверт, Люма постучала в дверь, потом позвонила, обнаружив приспособление. Ожидающие в очереди выразили громкое недовольство, но понадеялись на стражницу ворот, которая не замедлила явиться в дверной щели. Это была крупная иссохшая женщина с пронзительным голосом, и наряд Люмы привел ее в ярость.

— Мне ваш доктор не нужен, — объявила Люма, вертя перед носом мегеры теткиным посланием. — Но вот письмо ему лично в руки. Моя тетя, его давняя пациентка, двадцать лет не ходит, и доктор…

— Проходи, — привратница быстро закрыла за Люмой дверь и сказала с укоризной. — Что ты мелешь? Какие двадцать лет!

— Извините, — Люма поняла, что отчасти дискредитировала целителя, поэтому и была допущена вне очереди. — Я не так сказала, просто моя тетя, она знает доктора двадцать лет.

— Твоя тетя тоже в таком виде пришла? — докторская ассистентка не удержалась от критики.

А находились они обе в обширном полуподвале, где свет лился сверху, из-под потолка, и из углов ползла тьма.

— Нет, тетя ждет снаружи в инвалидном кресле, — пояснила Люма. — А доктору я должна передать письмо.

— Сейчас выйдут и зайдешь, но быстро, — решила женщина. — Халат, что ли, тебе дать? Совсем раздетые ходят!

— Так ведь жарко же! — попробовала объясниться Люма.

— Ладно, иди, но времени не занимай, — сказала стражница.

Околачиваясь у порога мага и экстрасенса, Люма наконец получила возможность осмотреться и сообразить, куда их занесло, а, главное, зачем.

Пока они бесконечно ехали за теткиным креслом, Люма была совершенно уверена, что в конце пути их ожидает хотя бы частичное прояснение тайны"Слезы ночи", или во всяком случае путаный маршрут приведет их к промежуточным Бакуниным, о которых было столько говорено.

И вот на тебе! Вместо того обнаружился маг-шарлатан, к тому же народный целитель и экстрасенс. Неужели тетка Ира настолько сдвинулась, что решила поискать пропавшую"слезу"сверхъестественными способами? Или вздумала освежить внезапно вернувшуюся память народными средствами?

Но вот записка, так тщательно исполненная…"Кирочка" — интимно пишет она Крониду Белолюбскому, и утверждает, что знает его двадцать лет. Быть может, тетка лечилась у него в свое время, а теперь… Ну и что теперь? Может, она и раньше обращалась к магии, а теперь хочет наслать порчу на похитителей, раз вспомнила, кто они такие, вернее, кто"она"?

Люма подумала о Леве, который наверняка задается теми же вопросами в садике у кресла, но тут тяжелая дверь плавно отъехала, как портьера, выпустила старичка со шляпой в руке (вот только черного котенка на лысине у него не было), и сразу пришлось шагнуть в осветившийся проем. К магу, экстрасенсу и чернокнижнику, вот куда завели их теткины дела.

Первое впечатление от магического помещения было почти полностью световое. Если на входе царил полумрак, то большая комната, куда девочка вступила, была освещена довольно сложным образом. Громадное окно, занимавшее полстены и покрытое, как показалось, выпуклыми линзами, направляло пучки солнечных стрел наискосок от потолка, в центр помещения, где цвели и зеленели растения в белых фаянсовых горшках. Огромные букеты плавали в солнечном свете, яркие точки плавились и фокусировались в гнутом стекле — а в самом центре, как на сцене, стоял пуфик с гнутыми ножками — обивка была цветная, гобеленовая. Остальное пространство занимала полутень, казавшаяся прозрачной от соседства пронзительного солнечного сияния.

В плавающей полутени, почти под окном угадывался длинный стол с завихрениями и аппендиксом, а сбоку в нише помещался сам маг — огромных размеров и небывалой толщины дядька, весь в гладких черных складках, как немыслимой величины ворон.

— Проходим быстренько, садимся на стульчик, — продиктовал целитель-шарлатан кондукторским голосом, и вся магия моментально рассыпалась.

Люме даже стало обидно. Она почти вообразила себя в магических чертогах, на худой конец в пряничном домике и собиралась отломить кусочек. На стульчике было мягко, но неловко, к тому же Люма сама оказалась в солнечном фокусе и тут же стала плавиться. А у мага-ворона оказались яркие синие глаза, и нос с резкой горбинкой выступил из многочисленных жировых складок.

— Какие у девочек проблемы? — осведомился маг, резво меряя посетительницу глазами, как кронциркулем.

— Да никаких, — наконец собралась Люма и хотела было протянуть магу через стол теткин конверт, но не успела.

В какую-то долю секунды маг-ворон отделился от стола и оказался прямо перед ней, черные складки взметнулись и оказались широкими рукавами рубашки.

— А вот травма коленочки была, беспокоит? — целитель протянул руку к коленке, на которой действительно проглядывались следы старой ссадины. — Сейчас мы посмотрим, определим…

— Совсем не надо, я не сама пришла, — невразумительно объяснилась Люма, слезая с пуфика, да и садиться было незачем. — Вот вам письмо, там и проблемы.

— Чудненько, чудненько, — промурлыкал целитель. — Нам пришла почта Амура с девочкой-куколкой, да ты садись.

— Спасибо, я лучше постою, — вежливо отказалась Люма.

— Слушай, кукла, это что за сказки? — в тоне мага послышались озадаченность и недовольство. — Ирка Шкатулло, она ведь инвалид, да? А ты ей кто?

— Седьмая вода на киселе, вожу ее в кресле, — четко ответила Люма. — Она у вас во дворе, на улице, сидит и ждет.

— А чего ей надо-то? — спросил целитель. — Ты знаешь?

— Понятия не имею, — сказала Люма полную правду. — Просила ее сюда привезти и вам письмо передать. Ну, я пошла, что ей сказать.

— Постой, а она в своем уме? — осторожно спросил маг Кронид Белолюбский. — Письмо-то с приветом…

— Ну, я не доктор, — заметила Люма. — Какая уж она есть, я привыкла, не удивляюсь.

— Так и не хочешь мне помочь, скверная кукла? — игриво спросил экстрасенс. — Дурочкой притворяешься? Ну да ладно, скажи Ирке, пусть подождет, я к ней скоро выйду, но сюда пускай не рвется, ладно?

— Спасибо, до свиданья, — скороговоркой попрощалась Люма.

Вслед за тем девочка покинула светоносный кабинет, сказала то же самое ждущей стражнице и выскочила вон. Посещение кабинета целителя и мага оставило сложное впечатление. В основном она чувствовала себя глупой куклой.

— Он сейчас появится, просил подождать здесь, — сделала Люма свой доклад, но никакими впечатлениями делиться не стала.

Вместо того пошла присоединиться к Леве, он сидел на поваленном бревне читал"МК". Кресло с теткой он пристроил подальше, в кружевной тени, где ее было хорошо видно, но совсем не слышно.

— Ну и как лекарь-шарлатан? — лениво спросил Лева и дал Люме внутреннюю часть газеты.

— Как и положено, противный, — поделилась Люма. — Спросил, не спятила ли она, я сказала, что не знаю, назвал ее Иркой. Кабинет у него классный.

— Развитие событий идет курбетом, — остраненно заключил Лева. — Ума не приложу, зачем ей еще и шарлатан…

— Мы и не узнаем, — утешила друга Люма. — Телефона здесь нету, так что сиди спокойно, читай газету.

— Отчего же, можно музыку послушать, — возразил Лева.

С этими словами Лева извлек из заплечной сумки новый плеер, больше обычного и плоский, и стал крепить к нему обруч с наушниками, сначала один, а потом второй.

— Ты как бы на всю жизнь устроился, — заметила Люма, отрываясь от страницы с"Подиумом". — Может, у тебя и Биг Мак имеется? Для подкрепления сил.

— Вот этого, прости, не припас, — сдержанно отозвался Лева. — Ты читай себе, изучай модный прикид, я могу один послушать.

— А есть что? — не отрываясь от"Подиума"спросила Люма. — Маша Распутина или"Наутилус»?

— Примерно, — сообщил Лева, задетый в лучших чувствах, свой вкус по части музыки он ставил высоко. — Глянь, это что, и есть шарлатан?

Люма отвлеклась от"Подиума"и действительно увидела Кронида Белолюбского во всем его черном великолепии. Целитель вышел из дверного проема, который загораживал целиком, и плавно направился к креслу, где, казалось, задремала тетка Ира. Разрозненная очередь разом подалась к нему, но маг отодвинул публику величественным жестом.

— Надевай быстро, но незаметно, — шепнул Лева и откуда-то с затылка надвинул Люме наушники. — Возись тут с тобой!

— А что… — начала Люма, но очень быстро заткнулась, поскольку из наушника раздался голос мага Белолюбского.

— Ирка, очнись, ты звала меня? — отчетливо произнес маг.

Люма секунду осваивалась с впечатлением, чернокрылый Кронид на среднем плане склонялся к теткиному креслу, а голос звучал непосредственно в голове.

— К креслу подклеил, все тип-топ, дистанционка пашет, — шепотом похвастался Лева. — Ты не пялься, держи себя естественно. Мы дебилы — у нас в ушах Маша Распутина.

Далее слушатели между собой не общались, а внимали с большим интересом.

— Кирочка, Господи Боже мой! — пролепетала тетка Ира совершенно не своим голосом. — Я бы тебя не узнала!

— Ира, я на работе, давай без лирики, — ласково, однако внушительно произнес Кронид. — Что у тебя такое срочное?

— Кирочка, какой ты стал, — начала тетка Ира, но быстро опомнилась. — Слушай, Кирик, ты и вправду экстрасенс?

— Ириша, котеночек, ну как тебе объяснить, — пророкотал Кронид. — Видишь, меня тут толпа ждет, все верят, и им хорошо. Тебя я без очереди принимаю, давай к делу.

— Ты мне можешь помочь, — заявила Ирина Семеновна без всякой интонации.

— Ириша, я не бог Савооф, — слегка сконфуженно ответил Кронид. — Тебя еще отец-покойник смотрел, он-то был почти что… Но он сказал — что навсегда. Извини.

— Я не о том, Кирочка, — проговорила Ирина Семеновна со значением. — Ты мне одну вещичку должен, помнишь? Теперь помоги, скажи правду, потому что я и сама знаю кое-что…

— Если знаешь, зачем спрашиваешь? — удивился Кронид.

— Ты просто скажи: ты или Женька, или оба вместе? — глухо спросила тетка Ира. — Кто из вас троих? Ты, Кирочка?

— Со сложным вопросом ты подкатилась, подружка, — после ощутимой паузы ответил Кронид. — Что ждала так долго?

— Я влюблена в тебя была, Кирочка, смертельно, — без выражения произнесла Ирина. — Была идиоткой…

— Само собой, все были, — вздохнул Кронид. — А я был плейбой сраный, с долгами на полтысячи тогдашних рублей. Как вспомню эти рожи, или отдай, или перо в бок… Сам бы себя убил.

— Значит ты? — вновь без интонации произнесла тетка Ира.

— Упаси Бог, что ты, кисочка, куда мне! — вроде бы как обиделся Кронид. — Я думал на свою хату орлов навести, чтобы моих почистили, сами-то не давали. Алена знала.

— Что ты хочешь сказать? — вскинулась Ирина Семеновна.

— Я всю жизнь считал, что вы с Аленкой хотели мне помочь, был признателен, хотя и не вышло, — нехотя сказал Кронид. — Предки, мир праху их, узнали, прокляли и дали денег. А в твоей пропаже я не замешан, ей-богу, хоть и ждал тогда грешным делом, что одна из вас, девочек, подойдет и твою вещичку мне сунет. Сильно надеялся, картинки рисовал, как ее любить буду всю жизнь, ту, которая принесет!

— Значит, не принесли? — холодно переспросила тетка Ира.

— Иришка, а что ты затеяла, во что играешь? — спросил вдруг Кронид. — Всплыла вещичка, что ли? Хочешь вернуть?

— А ты, Кирочка, карты раскинь, мой брильянтовый, они тебе скажут, или на кофейной гуще погадай, — глумливо произнесла Ирина Семеновна. — Ты у нас маг и экстрасенс.

— Давай без дураков, Ирка, — ничуть не обиделся Кронид. — Если берешь в долю, то, конечно, помогу. Ко мне люди и не с таким ходят, все остаются довольны. Поднатаскался-таки.

— А что ты можешь, Кирочка? — вроде удивилась тетка Ира.

— Вот это, подруга, не твоя забота, и к тому же кое-что помню из твоих дел, одна вещичка меня тогда поразила. Какая — не скажу, когда ты обыск устроила, лапонька, — тихо и ласково заявил маг Кронид. — Сговорились?

— Давай, Кирочка, я подумаю, — предложила тетка Ира. — Ты чуть-чуть подожди, вспомни хорошенько, а я подумаю.

— Сама хочешь — дело твое, только Алену не зови, обманет, — сухо предупредил экстрасенс. — Сдается, что она каким-то боком замешана, поверь моему слову.

— Не обижайся, Кирочка, я действительно подумать должна, ты меня очень удивил, — созналась Ирина Семеновна.

— Думай скорее, Иришечка, — еще раз предупредил Кронид и добавил по недолгому размышлению. — Женьку не достанешь, не надейся, он до того крут, что Боже упаси… Воротила.

— А Лодю Ларского можно достать? — спросила тетка Ира как бы между прочим. — Ведь и он там был, трое на трое.

— Прыгнешь с обрыва удачнее, тогда достанешь, — без нужды грубо ответил Кронид. — Давно уже нет Лоди, деточка.

— А как же он? — потерянно спросила Ирина Семеновна.

— Как и Версачче, и потому же, — ответил Кронид мрачно. — За мной девочки хвостом бегали, а за ним мужики, бедняга…

— Жалко Лодю, ты меня расстроил, — сказала тетка Ира.

— Кстати, Ира, он-то идею и дал, Лодя, — вспомнил Кронид. — Не тем будь помянут, пошутил одну милую шуточку тогда.

3.

— Ну, что шутка у покойного Лоди была довольно пошлая, это я поняла, — сказала Люма после третьего прослушивания сеанса тетки Иры с экстрасенсом. — Но что из этого следует, и почему они сразу разбежались — это глухо.

На этот раз дилетантское следствие происходило у Левы. Распрощавшись с магом, они довезли полуживую тетку домой, наскоро ее покормили и дали прописанную давешней врачихой сонную таблетку. А слушать запись отправились к Леве — у него была своя комната, и никто обычно не мешал.

На данный момент оба устроились за персональным компьютером и даже включили новую игрушку. Машина изо всех сил возводила крепость в чистом поле, однако за строительством и заселением смотреть было некогда, недавние события заслоняли горизонт.

— Шутка, оно конечно, не первого сорта, — ответил Лева с академическим апломбом. — Однако шарлатан усек, что имелось в виду. Какова идея, отсюда и его мечты, догадалась теперь? И что твоя тетушка вычислила из его идеи?

— Не-а, я, наверное, тупая, — легко предположила Люма.

— Ну смотри, этот Лодя сказал, что девицы суют руки по своим карманам, хотя у мальчиков там интереснее, пардон — а потом вещица пропала. Сострил он, когда в бутылочку играли в полутьме, целоваться в прихожую и в ванную ходили — у мага память — что надо, он все помнит. Шарлатан тут же просек, что девки эту самую пропажу в карманы совали. И возмечтал, что они для виду украли, ему подарить захотели от большой любви и от его безвыходного положения. Теперь поняла?

— Ты хочешь сказать, что тетка Ира сама у себя украла? — удивилась Люма. — А что потом, где она"слеза"-то?

— В том и весь фокус! Они с Алешей Иванной, скорее всего, эту самую кражу инсценировали, вещь куда-то сунули. А кто-то другой потом нашел или видел… И перепрятал. Она думала, что это был маг, — с удовольствием докладывал Лева. — Но признать, что сама первая утащила, тетушка твоя не хотела, на него бы пали подозрения. К нему ведь первому поехала сейчас.

— А обыск тогда для чего? — поморщилась Люма. — Совсем некрасиво, карманы выворачивать заставила, сумки проверяла! Тетя Таня когда маме рассказывала, то почти плакала, так стыдно ей было. А я тогда слушала, мало что поняла, но хорошо запомнила. Что было гадостно.

— А обыск для правдоподобия, она знала, куда клала, там и не искала, — объяснял Лева. — Но представляю, какой был сюрприз, когда вещичка в тайнике не обнаружилась. Вот тут, надо понимать, созвали срочное школьное собрание: получилось, что кто-то из гостей на самом деле вещицу замылил. Лихо у них вышло!

— Ну, это твои предположения, — не до конца согласилась Люма. — Впрочем, все равно кто-то из гостей украл"Слезу", а уж как… Но почему тетка от мага смылась почти без"до свиданья"?

— От того же, ну как ты не понимаешь? — удивился Лева. — Она поняла, что Кроник двадцать лет знал, как они с Алешей первые кражу затеяли, но по деликатности не мог спросить, отчего так странно вышло. Все ждал, что ему принесут, не дождался и подался в экстрасенсы…

— Если не он, то кто? Неужели Алена? — воскликнула Люма.

— Могла и она, как видишь, — рассуждал Лева. — Но не гони лошадей, гостей-то пятеро было. Трое парней: маг Кирочка, покойный Лодя и некий, теперь очень крутой воротила Женька. А еще — "она"! Таинственная незнакомка, с неё все началось, и её пострадавшая тетушка первую вспомнила со"Слезою"в руке. Так что версий — бесконечное множество.

— У меня уже мозги поплыли, — пожаловалась Люма. — Выходит, девушка, которая"она", тоже там была? Про это никто ни слова не сказал. Вот девушка хотела бросаться в окно после разбирательства. Да, конечно, потому что ее подозревали, значит она тоже гостья. А почему о ней ни слова?

— Я тоже обратил внимание, как ее тщательно обходили молчанием, хотя в записи есть зацепка, помнишь тетушка спросила: ты или Женька, кто из вас троих? А кого она имела в виду третьего или третью? У тебя не просто тетушка, а натуральный сфинкс! — заключил Лева.

— Все равно нам не догадаться ни за что, — грустно отметила Люма. — Чем больше слушаем, тем все становится запутанней.

— Это есть, я признаю, — согласился Лева. — Приплюсуй сюда Бакуниных, и будет полный порядок.

— Да, а они еще откуда взялись? — даже с раздражением вспомнила Люма. — Нет, ты как хочешь, а я прекращаю ломать голову!

— Я бы тоже с удовольствием, — согласился Лева. — Если бы не одна мрачная догадка. Хотя тетушка твоя, а не моя.

— То есть? — спросила Люма. — Ты тоже шутишь?

— А вот нисколько! Послушай, что у меня нарисовалось, хотя бездоказательно, на уровне абстракции, — предложил Лева. — Представим себе, что некто-инкогнито спер дорогую вещичку у Ирины Семеновны, воспользовался ее же оплошностью. Допускаем? После обнаружения факта кражи из тайника она стала шевелить мозгами и наконец догадалась, кто это сделал. Допускаем? Или подошла близко, она свое окружение знала, не то что мы. Тогда-то с ней и произошел несчастный случай,"Слеза ночи"сработала, как ей полагается, а кто-то немного помог.

— О чем ты, опомнись! — вскричала Люма. — Кто?

— Это уже классика, кто шляпку спер, тот и тетку пришил — Бернард Шоу, пьеса"Пигмалион", — пояснил Лева. — В нашем случае, кто"слезку"взял, тот и тетку столкнул.

— А она что? — не поверила Люма. — Двадцать с лишком лет молчала?

— За это тебе спасибо, — туманно выразился Лева. — Возвращаемся к первой фигуре танца, ты ее уронила, она и вспомнила! А до этого — кто ее знает, что она думала по поводу пропажи и всего остального? Допускаем?

— А что мы допускаем после всего этого? — спросила Люма, хотя догадывалась, что услышит, и это ей не нравилось.

— Тебе не понравится, но… — ответил Лева. — Как Ирина Семеновна до конца вспомнит, так придется нанимать ей охрану.

— Вот почему она со всеми загадками разговаривает, — Люму осенило. — Она подозревает всех подряд. Всех вместе и каждого по отдельности.

— Я допускаю и это, — с важностью согласился Лева. — И еще много чего другого. Например, что работали парочками. Первая парочка: тетушка с Аленой Ивановной — зачем-то замыслили инсценировку кражи и спрятали"слезку". Вторая парочка — это третья девица Икс плюс любой из кавалеров — перехватили инициативу, зная, что ничем абсолютно не рискуют. Красиво? И в загашнике брезжит третья пара, но тут концы сходятся плохо.

— А это еще кто, не Бакунины, отец с сыном? Их там не было, хотя я теперь уже ничему не удивлюсь, — сказала Люма в нерешительности.

— Нет, хотя Бакунины тоже мелькают на заднем плане, но не они. Эти-то как раз там были, несомненно, — интриговал подружку Лева. — Допусти, что родители твоей тетушки тоже подсмотрели, как чадо развлекается — дорогую брошку прячет, и это им не понравилось. Решили дать дочке урок, слегка повоспитывать. Заодно и отобрать ценную вещицу от греха подальше, такое возможно?

— Очень даже, я припоминаю, как тетя Таня сокрушалась, корила себя, что дала зловещую ценность детям на игрушки, они и доигрались, — признала Люма. — И более того, не она, а ее мамаша делилась с моей бабушкой, не бабой Катей, а с бабой Симой — она живет в Твери, ну да Бог с ними… Так вот старухи шептались, что теткин-Ирин папаша именно так и сделал. У дочки наследство свистнул — вроде обиделся, что бабка Зоя его обошла, и снес посторонним женщинам. Поэтому-то, решили старушки, милицию и не звали. Покрыли покражу. Но вот…

— Да, ты совершенно права, тогда непонятно, что было дальше. Если взяла мамаша — то почему молчала, а подвеска у девицы оказалась? Тупик. Если папаша — то все ясно, кроме того же. Причем здесь девица Икс? Не ей же папаша подарил, хотя впрочем, бывает и такое. Любимый поэт-классик Тютчев похоже поступил, соблазнил дочкину подружку Денисову и дивные стихи написал:"О как на склоне наших лет…"

— Бог с тобой, мы уже далеко заехали, — сморщилась Люма. — Это уже полная бульварщина, и не надо про Тютчева.

(Надо заметить, что поэт Тютчев с его сложной семейной историей пришелся более, чем некстати и практически вне контекста. Люма невольно припомнила лучшую подругу Галку Мальцеву и неприятное объяснение, положившее конец их многолетней дружбе. Заметив, что Галина зачастила к ним с визитами в присутствии Сергея Федоровича и активно строит ему глазки, Люма высказала кроткое недоумение. В ответ Галочка заявила, что нестарый, красивый и богатый мужик — законная добыча любой смышленой девушки, невзирая на жен и детей, хотя бы в теории. На том душевное общение девиц исчерпалось, и Люма осталась без подруги вплоть до появления Левы.)

— Не надо, ну и пусть его, — легко согласился Лева. — Я понял смешную вещь, детективные усилия портят воображение. Видишь, мы уже допредставлялись черт знает до чего, как старушки в Твери. Только вот для Бакуниных места не нашлось, жаль…

— У меня есть предложение, можно? — решительно спросила Люма. — Причем серьезное, не надо встревать, пока нас не зовут, ладно? Может быть, тетка Ира знает, что она делает, а может, и нет. Мне уже стало достаточно противно, в замочную скважину вдоволь насмотрелись.

— Целиком и полностью в вашем распоряжении, — согласился Лева. — Как скажешь, так и сделаем. Тетушка твоя — и воля соответственно твоя тоже!

Лева понял, что замечанием о личной жизни поэта Тютчева он задел болевую точку, поэтому корил себя и был готов повиноваться до бесконечности. Естественно, если бесконечность не слишком затянется.

Она и не затянулась. Компьютер всего лишь в третий раз просигналил по-английски:"Ваша крепость пала под натиском варваров, будете строить заново?", как в дверь постучались, и мама принесла сыну телефонную трубку.

— Левочка, тебя Майя Петровна, — сказала она с укоризной. — А ведь ты обещал, как тебе верить?

— Мам, ну честное слово, ни сном ни духом, — клялся Лева, зажимая рукой трубку. — Ей-богу, никакого вреда не случилось, просто стечение обстоятельств.

— Люма, деточка, вам я доверяю, — вздохнула бедная Тамара Львовна, милая, воспитанная пожилая дама. — Посмотрите за дурачком, ладно?

— Насколько получится, но это вправду не он, — заверила Люма.

Тамара Львовна горестно кивнула ей и вышла. Тем временем Лева вел телефонные переговоры, и в голосе его солидность боролась с прорывающимся смехом.

— Да, Майя Петровна, конечно, Майя Петровна, должным образом, Майя Петровна, не беспокойтесь. Я все понял, и никаких проблем. Записываю, вот взял ручку, секундочку… Она тоже, я обещаю, вот она здесь, и передает вам привет, мы только что о Тютчеве беседовали, спасибо вам. До свиданья!

Отключив кнопку, Лева рассмеялся в голос, подкинул трубку к потолку и ловко поймал — хорошо, что мама не видела!

— Русская литература приносит дивиденды! — воскликнул Лева, отсмеявшись, но потом снизошел до вразумительного объяснения. — Наша подопечная напугала наставницу до обморока, ты бы слышал, как она лебезила! Как будто я из департамента образования, даже кокетничала со мной! А мамашка боялась! Пойдем, расскажем, как Мая Плита ползала на брюхе, как рассыпалась мелким бесом.

— А конкретнее можешь? — упрекнула друга Люма. — Я же не слышала ничего.

— Я не знаю, что они там делали по комсомольской линии при развитом социализме, но клянусь, Мая Плита тогда отличилась! — продолжал интриговать подружку Лева. — Можешь быть совершенно спокойна за свою литературу, не меньше пяти баллов до самого аттестата, но, конечно, если не заикнешься об истории с теткой! Наставница взяла с меня благородное слово, что я молчу в тряпочку. И Бакуниных выдала с головой, правда одного, о втором ничего не знает. А до экс-комментатора дойдем пешочком!

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — церемонно начала Люма. — Май-Петровна Плита так испугалась за свою репутацию, что в обмен на твое молчание в школе (и на мое тоже) дала тебе адрес и телефон одного из Бакуниных. Вроде того, что она его подставила, но вот только подо что? Чем ее тетка напугала?

— А это им виднее, — не стал задумываться Лева. — Только вот как бы нам этой информацией получше распорядиться, вот в чем вопрос. Впрочем, воля ваша, мисс Волюмния.

— Давай выстроим еще одну крепость, а там будет виднее, может, и устоит она, — задумчиво произнесла Люма.

(Не всякий день и не по любому случаю Лев именовал девочку полным титулом в соответствии с паспортом, это обыкновенно значило, что он просит внимания к своим словам. Поэтому Люма решила взять тайм-аут и размыслить.)

Крепость почти достроилась, вернее, она оказалась высоким замком в окружении рва, и даже атаки варваров были отбиты. Осталось дать обитателям кодекс законов, но созидательную деятельность пришлось свернуть.

Поскольку на пороге без стука возникла сестрица Левы, Людмила (Big sister — по-домашнему) и радостно скомандовала отбой.

— Привет, Малышка, — она чмокнула брата в макушку и кивнула Люме. — Привет пупсик! Малышка, брысь на кухню, я там кучу еды притащила, помоги маме разобраться, а мы с Люмой доиграем.

— Фигушки вам, девушки, — не согласился Лева. — На кухню, так и быть, пойду, а игрушку не дам, испортите, собьете, провороните! Я вам пирамидку поставлю, тренируйте дамские извилины.

Лева быстро сделал компьютеру"save game", вывел на монитор пирамидку со словами и удалился помогать маме. Люма с Людмилой остались вдвоем, и ясно было, что это неспроста.

Пока девушки без особой охоты подбирали слова в клетки, Люма в который раз удивлялась, насколько похожи брат с сестрой, и насколько оба отличаются от родителей. Предки у Левы были небольшие, деликатные, компактные, с тихими культурными голосами, а детки у них выдались крупные, длинноногие, на диво моторные, оба с замечательной волной светлых кудрей. Обильные светящиеся шевелюры, почти одинаковые у брата и сестры, и были главным секретом их привлекательности.

В первый же раз, как Люма увидела Людмилу, она поняла, что сами по себе лица брата с сестрой были вполне обыкновенными и даже заурядными, резкие скандинавские черты у Людмилы и мягкие, закругленные у Левы. Необычными были живые голубые глаза, сияющие, как льдинки на солнце. А густые белокурые шевелюры сообщали обоим совершенно неотразимый вид супер!

Людмила была старше Левы лет на десять, если не больше, успешно работала в банковской сфере и жила отдельно от родителей — снимала квартиру. Замуж она идти не желала, выглядела превосходно, весело обожала брата, звала его"Малышкой", а Люму"пупсиком". Обижаться на нее было невозможно, хотя старшая сестрица иногда злоупотребляла знаменитой американской прямотой, обретенной за пару лет обучения в Гарварде, куда она отправилась прямиком из Эдинбурга. Вот и теперь она вроде начала с далекого подхода, а все равно явно и прозрачно.

— Пупсик, я все хочу спросить, как ты до имени своего додумалась? Ведь ты, как я понимаю, тоже Людмила? Лю-Ма — это звучит! Вот я не могу ни в Людах, ни в Люсях ходить, а Мила — так это вообще кошмарный ужас! Остается очень глупая Людмила.

— Нет, я вообще-то Волюмния по паспорту, тоже не подарок, — объяснилась Люма заученным текстом. — Папа удружил, но он и сократил до Люмы, когда одумался. У него девушка была в молодости, по имени Изабелла, но он звал ее Волюмнией. Она училась в тверском универе на кафедре романо-германских языков, делала курсовой перевод из романа Диккенса «Холодный дом», а там была героиня под этим именем, ну вот так и получилось. Девушка исчезла, а мне досталось имя, но я не жалуюсь, хотя бы потому что одна такая.

— Юморист твой папашка, но получилось неплохо, может, он и для меня что-нибудь придумает? — осведомилась Людмила. — Спроси…

4.

На этом светская часть разговора закончилась, Людмила оставила пирамидку в покое и без околичностей приступила к делу, для которого прогнала Леву на кухню.

— Послушай, пупсик Люмочка, ты не обижайся, но мамашка чуть не плачет, — начала Людмила очень дружелюбно. — Это правда, что дурачок-Малышка опять сцепился с Май-Плитой? И что вроде из-за тебя?

— Да нет, не совсем так, — осторожно ответила Люма.

— Ой, ребятки, не надо никак! — продолжала Людмила. — Она до невозможности подлая баба! Я у нее училась, знаю немножко, она способна буквально на все! Мамашка бедная, боится, чтобы она Левку не подвела под монастырь, особенно если он станет на нее наезжать.

— Он вовсе не наезжает, так вышло, — неуверенно объясняла Люма, сама понимая, что ей не хватает убедительности.

— Слушай, если она гонит насчет вашей нравственности, то я сама с ней враз разберусь, честное слово, я знаю как, — предложила Людмила. — Знаю одну штучку про нее…

— Что про нравственность? — не поняла Люма, но ей стало неуютно, она даже покраснела.

— Ой, да какие вы все! — засмеялась Людмила. — У меня проблема со словарем, никогда не знаю, как удачнее выразиться. Ладно, скажу проще, Май-Плита, она такая, она любит девочек подозревать, ей всю дорогу кажется, что кто-то кого-то соблазнил. Ваш случай?

— Нет, ничего подобного, и речи не было, — ответила Люма и покраснела еще больше, даже слезы выступили.

— А даже и так, я вовсе не возражаю, не смущайся ради Бога, — заторопилась Людмила. — Главное — на СПИД не нарваться, за все остальное — спасибо! Нет, мамашка боится, что Май-Плита стала тебя обижать, а Малышка вступился. Так вот я сама ей вклею, если что!

— А что, были уже случаи? — осторожно поинтересовалась Люма.

То, что Людмила тоже оказалась знакома со школьными преданиями, было новостью, хотя отчего бы и нет? Если сообразить, что все, включая тетку Иру, жили на одном пятачке и учились в одной школе, ныне гимназии.

— Да, она однажды здорово отличилась, наша"Плитка, но не шоколада", — доложила Людмила. — Просто очень давно было, поэтому не все знают, она одну девочку чуть до суицида не довела. С окошка сняли бедняжку.

— Это как, неужели поэтому? — спросила Люма в некотором недоумении.

— Ладно, сейчас расскажу, только Левке ни слова, ладно? Он у нас выдался впечатлительный, предки за него трясутся, — предупредила Людмила, затем завела обстоятельный рассказ. — Так вот история была такова, начну с начала, с меня. Когда Малышка родился, я уже большая была, и везде его таскала, как куклу, даже в школу и на школьный двор. Всем нравилось, все с ним играли, одной Май-Плите не понравилось. И она стала капать Элле Тиграновне — завучу, у вас она тоже? Душа-человек Элла, между прочим. Так вот она заявила Элле, что я компрометирую школу, могут подумать, что Левка это мой ребенок. Так что нечего с ним таскаться, чтобы не подумали…

— Ничего себе, фантазии у мамы-Майи, — искренне удивилась Люма. — Изврат какой-то!

— Ну, это цветочки, — заверила Людмила с большим удовольствием. — Сейчас будут ягодки. Когда Майя капала на мозги, наши девочки оказались рядом, в учительской, и все слышали. Так вот Элла, а она, ты знаешь, взвивается на раз, не дай Бог под руку попасть — так она закричала, как бешеная! Типа того, что еще один случай про детскую нравственность, Майечка, то ни к одной школе вас не подпустят даже двор мести, я вам обещаю! Мол, поклоны Богу стучите лбом, что тогда обошлось, что в тюрьме не сидите! А еще лучше, говорит, не Богу ставьте свечку, а телевизору. Как Бакунин появится, так слезы лейте от радости, что он вас от суда спас, а нашу школу от статьи! Вот так она Май-Плиту отчистила и тут же забыла. А я — нет, мне стало до ужаса интересно, что же Плита сделала, и при чем тут телекомментатор Бакунин — тогда был такой.

— Ой, а я ничего этого не знала, — нельзя сказать, чтобы Люма солгала, просто умолчала, что знает другую версию, а уж кстати это было весьма. Вся информация просто плыла в руки, и спрашивать ничего не надо.

— Подожди, еще не то узнаешь о драгоценной маме-Майечке, — пообещала Людмила. — Ну вот, я раскинула мозгами и подкатилась к Тане Васильевне, она у мелких рисование вела, а тогда была пионервожатой и заодно комсомольским боссом, когда в институт не поступила. Я Таню раскрутила, и она такое рассказала, правда под секретом, чтобы больше никому. Хотя в свое время это был секрет Полишинеля — знали все. История очень веселая. У Май-Плиты в классе одна дура устраивала вечеринку с поцелуями, в фанты играли или в бутылочку — главное по всей квартире целовались, как будто без фантов трудно. А когда зажгли свет, то хватились побрякушки, вроде даже была дорогая, ее кто-то вынес под поцелуи. Кто именно — так и не дознались, и вот удрученная хозяйка и Май-Плита собирают комсомольское собрание о моральном облике. Сначала — сознавайтесь ребята, кто пошутил, а потом уже круче — буржуазные пережитки в наших рядах. Разврат и кража! И понесли почему-то на одну девку особенно, дура вопила, что это она взяла, потому что больше некому, видите ли, все остальные выше ее подозрений, а ту она не звала, кто-то из парней привел. Но Майя повернула похуже, мол не будем сейчас о краже, а вот поведение комсомолки Веры, Нади, или Тани (не помню, как ее звали) — вот это серьезный повод для обсуждения. Как же могла она играть в развратные игры, где ее моральный облик, а от разврата до кражи рукой подать. И вроде она одна, а остальные как бы никогда и не целовались. Бедная девка, Таня Васильевна видела, вся побледнела, помертвела, спросила запинаясь, а как остальные, их, что там не было? А Майя так с протяжечкой (у-садюга!) — зачем ты на остальных валишь, мы про твое аморальное поведение толкуем, ты за себя ответь, может, не только целовалась? Слухи о тебе стали ходить… В нашем образцовом классе такого раньше не бывало! Вот такая, блин, педагогика!

— Неужели так прямо высказалась? — несказанно удивилась Люма.

Такие штучки были вроде не в духе Маей Плиты, она считала себя большой интеллигенткой, а тут приемчики и лексика простые, как правда!

— Нет, конечно, я тебе суть передаю, — пояснила Людмила. — Причем через третьи руки. Реально было что-нибудь типа душевной беседы наедине со всеми, мол, я, вас, дети мои, всех до одного обожаю безумно, но ты, девочка, загляни в себя и подумай, от каких твоих несовершенств все произошло? Что толкнуло тебя на ужасный поступок, и почему товарищи тебя обвиняют, если ты даже никакого поступка и не совершала? Значит есть в твоей душе что-то темное, вывернись-ка наизнанку — а мы сейчас разберемся! Впрочем, старо как мир: выдернуть человека, поставить против всех и в чем хочешь обвинить, любимый полицейский прием всех времен и народов. Человек — зверушка тонкая, психика напора не выдерживает и начинает ломаться. Вот тут и бери его тепленького, делай с ним, что хочешь! Это Май-Плита по молодости лет методику отрабатывала, основы воспитания в коллективе.

— Ага, папа рассказывал, как его в Твери из октябрят исключали, и до сих пор, говорит, ей-богу так и не понял, за что. Но девочки очень свирепствовали, вот это он помнит хорошо, — кстати припомнила Люма.

— Ну вот, и у нас в школе повоспитывали девочку. Когда я слышу слово"воспитание" — то хватаюсь за пистолет, это один мой любимый герой говорил, — по всей видимости, и у Людмилы были занятные любимые герои, не у одного Левы. — Ну вот, сказочка почти и у конца. Та дура, у которой украли, выскочила с воплем:"На воре шапка горит!"Тут и настал финиш! Бедная девка заметалась и рванулась вон, побежала к окошку, впала в шок, психика не выдержала. Таня Васильевна оказалась среди них одна нормальная, побежала за ней, но чуть-чуть не опоздала. У окошка девчонку перехватил сын Бакунина, был тогда в старшем классе призовой мальчик. Все девчонки млели, а он — ноль внимания, ценил себя дорого. Достал жертву Май-Плиты в баскетбольном броске, вынул из корзины и двинулся разбираться с Майей, у них были свои счеты, надо думать.

— Наверное, она и его воспитывала, как Леву, — догадалась Люма довольно быстро.

— Ага, парней она всегда давила, особенно популярных, не терпела, когда авторитет у кого-то, кроме нее, — сказала Людмила. — И у них вышел обалденный скандал. Бакунин-сын прилюдно назвал ее ведьмой, совсем забылся мальчик, а она вошла в раж и потребовала знаменитого папашу, чтобы указать на безобразие — тоже забылась. Как-то не совсем врубилась, что у нее на руках почти случившийся суицид. А сын-Бакунин тем временем девку в руках держал, как свидетельницу и пострадавшую…

— И что Бакунин-старший, что он мог сделать? — спросила Люма не без умысла.

— Ну он-то разобрался, всем раздал по оплеухе, причем очень элегантно, — ответила Людмила. — Недаром по телевизору боролся с мировым империализмом, знал как кого достать. Таня Васильевна восхищалась, как он их разбросал. Мол, во вверенной вам школе ребенок в окно бросается, а вы на сказанную сгоряча"ведьму"обижаетесь — я удивлен! Была бы, сказал он, это моя дочь, то сейчас бы здесь прокурор был, снимали бы показания по статье об умышленном доведении до самоубийства. Ну разве что не сразу забрали бы, потому что не до конца. А свидетелей — полная школа, впрочем еще и не поздно. Кстати, сыну моему спасибо скажите, что он до сих пор пострадавшую держит. Если отпустит, так она до ближайшей машины у вас добежит… Так что будем обижаться или как? Понятное дело, воспитатели хреновы очухались и сдались на милость победителю. Он заставил Май-Плиту извиниться перед всеми учениками за недопустимое разбирательство, а перед девочкой — особенно. Насчет"ведьмы"все забыли, инцидент исчерпали, пострадавшую отпоили валерьянкой и отпустили с миром, вернее с папой и сыном Бакуниными. Кстати, насчет дочки вышло смешно, папа напророчил, сын потом на ней женился, вот так-то. В целом Май-Плита послужила как бы Купидоном, сразила парочку стрелой наповал.

— Ах вот оно что, — сказала Люма с полной искренностью, буквально повторяя полусознательное бормотанье тетки Иры. — Ах, вот как оно получается. Занятно.

— Не то слово, пупсик, — сказала Людмила и затем добавила продуманно. — Вот к чему это, не надо цеплять Май-Плиту, а если она наедет сама, то теперь знаешь, куда ее слать.

— Спасибо, Людмила, мы учтем на будущее, — ответила Люма. — Хотя, честное слово, вы волновались напрасно. У нас ничего не горит, а Мая Плита — так, побочное явление.

— Ну как знаете, смотрите, — без обиды отозвалась Людмила. — Мамашка попросила — я сделала, в ваши дела не мешаюсь. Вам и так весело, даже завидно. Вот у меня в ваши годы так не получалось, всю дорогу глупые проблемы… Да и сейчас не кончились, вечно одна дрянь мне, бедняжке, попадается. Так что внуков мамашка скорее дождется от вас!

С этим замечательным заявлением Людмила подхватила Люму, и они отправились ужинать за роскошно накрытый стол, так всегда получалось при посещениях Людмилы.

Только уже вечером, когда стало смеркаться, и Лева повел Люму домой, она доложила ему о неожиданных результатах собеседования с Людмилой.

— Представь, себе, и у меня новости, — доложила она. — Я узнала, кто такая таинственная"она"и зачем тетка домогается Бакуниных. Сестричка твоя просветила — эта самая"она"после всех приключений вышла замуж за сына Бакунина. И тетка ищет ее, все закономерно, у нее последней вещица задержалась.

— Ну, это даже неинтересно, — понарошку обиделся Лева. — Я все пристегивал экс-коммментатора, голову сломал, а тут такая банальность. Расскажи подробнее, если не трудно.

Люма без возражений исполнила пересказ, получившийся уже из четвертых рук, но Лева был доволен и таким.

Сумерки тем моментом сгустились в ночь слегка розового цвета, дом осветился окнами всех оттенков от соломенного до оранжевого, теплый ветерок тихо вздыхал и задумчиво шелестел в ветвях невидимых лип — летняя идиллия манила к романтике, и Лева с Люмой никак не могли расстаться, медлили у подъезда на лавочке.

Отчасти, конечно, из-за роскошного вечера, но в основном они ставили перед собой тактические и стратегические задачи. Усердно думали, как лучше распорядиться полученной информацией, так чтобы не упустить ничего интересного, но и не лезть, куда не просят. На последнем Люма настаивала особо. В результате мозгового штурма и отлились следующие положения Великой Хартии, кодекс законов Крепости.

1. Поскольку выяснено, что"Слеза ночи"была и остается теткиной собственностью, владелица имеет полное право искать ее всеми законными способами, и в этом ей можно способствовать — дело почти святое.

2. Но, однако и между тем: поперек тетки в пекло не лезть, собственное расследование вести только на уровне догадок и получения информации, а самим инициативы проявлять не следует. И если, скажем, тетка Ира зайдет в тупик, а они будут располагать какими-либо сведениями, держаться до последнего и не встревать, если речь не зайдет о чьей-то безопасности.

3. Самим от коварной"Слезы ночи"надлежит держаться подальше и никакими доводами не соблазняться.

4. Ни о награде для добродетели, ни о наказании порока мечтать не следует — ибо не судите, да не судимы будете!

Так выглядела стратегия, подкрепленная даже перлами вечной мудрости, а о тактике порешили следующее. Во-первых, решать проблемы по мере поступления, одну за другой, не предвосхищать, и не страдать размышлениями типа, а что если? Желательно к тому же стараться не уподобляться умной Эльзе из известной сказки, размышлять нужно только над тем, что есть, а не убиваться над тем, что быть может…

Во-вторых, предпочтительней решать все коллегиально, то есть советоваться, поскольку ум хорошо, и так далее… И ничего не предпринимать, не обсудив, а то ведь можно и наломать дров. Во всяком случае стараться.

Вот на данный момент возникла проблема: сообщать ли тетке Ире, что Май-Петровна отдала Леве координаты Бакунина-старшего? Причем адрес без телефона. А тетка интересовалась телефонами и поручила Леве их отыскать.

В итоге, руководствуясь свеженькими принципами, слушали и постановили: раз тетка Ира давала Леве поручение, а он получил частичный ответ на ее запрос, то координаты ей возможно сообщить и даже честно сказать, откуда взял. Это — если спросят. Но лишних вопросов не задавать, не вызывать тетку на откровенности, не чинить ей провокаций типа того, что мы все знаем — будет некрасиво, и бесполезно.

Разработав Великую Хартию, юные цивилисты разошлись по домам исполнять. Ну и немножко поцеловались напоследок…